Лев Николаевич Толстой

LEO TOLSTOY

АННА КАРЕНИНА

Anna Karenina
Translated by Richard Pevear and Larissa Volokhonsky

Мне отмщение, и аз воздам

Vengeance is mine; I will repay.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Part One

I

I

Все счастливые семьи похожи друг на друга,

All happy families are alike;

каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

each unhappy family is unhappy in its own way.

Всё смешалось в доме Облонских.

All was confusion in the Oblonskys’ house.

Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой,

The wife had found out that the husband was having an affair with their former French governess,

и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме.

and had announced to the husband that she could not live in the same house with him.

Положение это продолжалось уже третий день

This situation had continued for three days now,

и мучительно чувствовалось и самими супругами,

and was painfully felt by the couple themselves,

и всеми членами семьи, и домочадцами.

as well as by all the members of the family and household.

Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве

They felt that there was no sense in their living together

и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой,

and that people who meet accidentally at any inn have more connection with each other

чем они, члены семьи и домочадцы Облонских.

than they, the members of the family and household of the Oblonskys.

Жена не выходила из своих комнат,

The wife would not leave her rooms,

мужа третий день не было дома.

the husband was away for the third day.

Дети бегали по всему дому, как потерянные;

The children were running all over the house as if lost;

англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место;

the English governess quarrelled with the housekeeper and wrote a note to a friend, asking her to find her a new place;

повар ушел ещё вчера со двора, во время обеда;

the cook had already left the premises the day before, at dinner-time;

чёрная кухарка и кучер просили расчёта.

the kitchen-maid and coachman had given notice.

На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский

On the third day after the quarrel, Prince Stepan Arkadyich Oblonsky

– Стива, как его звали в свете, 

– Stiva, as he was called in society

– в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены,

– woke up at his usual hour, that is, at eight o’clock in the morning, not in his wife’s bedroom

а в своём кабинете, на сафьянном диване…

but in his study, on a morocco sofa.

Он повернул своё полное, выхоленное тело на пружинах дивана,

He rolled his full, well-tended body over on the springs of the sofa,

как бы желая опять заснуть надолго,

as if wishing to fall asleep again for a long time,

с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой;

tightly hugged the pillow from the other side and pressed his cheek to it;

но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.

but suddenly he gave a start, sat up on the sofa and opened his eyes.

«Да, да, как это было? – думал он, вспоминая сон. 

‘Yes, yes, how did it go?’ he thought, recalling his dream.

– Да, как это было?

‘How did it go?

Да! Алабин давал обед в Дармштадте;

Yes! Alabin was giving a dinner in Darmstadt

нет, не в Дармштадте, а что-то американское.

– no, not in Darmstadt but something American.

Да, но там Дармштадт был в Америке.

Yes, but this Darmstadt was in America.

Да, Алабин давал обед на стеклянных столах,

Yes, Alabin was giving a dinner on glass tables,

да, – и столы пели:

yes – and the tables were singing

– Il mio tesoro, и не Il mio tesoro, а что-то лучше,

Il mio tesoro,[1] only it wasn’t Il mio tesoro but something better,

и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», – вспоминал он.

and there were some little carafes, which were also women,’ he recalled.

Глаза Степана Аркадьича весело заблестели,

Stepan Arkadyich’s eyes glittered merrily,

и он задумался, улыбаясь.

and he fell to thinking with a smile.

«Да, хорошо было, очень хорошо.

‘Yes, it was nice, very nice.

Много ещё там было отличного,

There were many other excellent things there,

да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь».

but one can’t say it in words, or even put it into waking thoughts.’

И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор,

And, noticing a strip of light that had broken through the side of one of the heavy blinds,

он весело скинул ноги с дивана,

he cheerfully dropped his feet from the sofa,

отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли

felt for the slippers trimmed with gold morocco that his wife had embroidered for him (a present for last year’s birthday),

и по старой, девятилетней привычке, не вставая,

and, following a nine-year-old habit, without getting up,

потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат.

reached his hand out to the place where his dressing gown hung in the bedroom.

И тут он вспомнил вдруг,

And here he suddenly remembered

как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете;

how and why he was sleeping not in his wife’s bedroom but in his study:

улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.

the smile vanished from his face, and he knitted his brows.

«Ах, ах, ах! Ааа!..» – замычал он, вспоминая всё, что было.

‘Oh, oh, oh! Ohh! …’ he moaned, remembering all that had taken place.

И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою,

And in his imagination he again pictured all the details of his quarrel with his wife,

вся безвыходность его положения

all the hopelessness of his position

и мучительнее всего собственная вина его.

and, most painful of all, his own guilt.

«Да! она не простит и не может простить.

‘No, she won’t forgive me and can’t forgive me!

И всего ужаснее то, что виной всему я,

And the most terrible thing is that I’m the guilty one in it all

виной я, а не виноват.

– guilty, and yet not guilty.

В этом-то вся драма, – думал он. 

That’s the whole drama,’ he thought.

– Ах, ах, ах!» – приговаривал он с отчаянием,

‘Oh, oh, oh!’ he murmured with despair,

вспоминая самые тяжёлые для себя впечатления из этой ссоры.

recalling what were for him the most painful impressions of this quarrel.

Неприятнее всего была та первая минута,

Worst of all had been that first moment

когда он, вернувшись из театра, весёлый и довольный,

when, coming back from the theatre, cheerful and content,

с огромною грушей для жены в руке,

holding a huge pear for his wife,

не нашел жены в гостиной;

he had not found her in the drawing room;

к удивлению, не нашел её и в кабинете

to his surprise, he had not found her in the study either,

и, наконец, увидал её в спальне с несчастною, открывшею всё, запиской в руке.

and had finally seen her in the bedroom with the unfortunate, all-revealing note in her hand.

Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалёкая, какою он считал её, Долли,

She – this eternally preoccupied and bustling and, as he thought, none-too-bright Dolly

неподвижно сидела с запиской в руке

– was sitting motionless, the note in her hand,

и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.

looking at him with an expression of horror, despair and wrath.

– Что это? это? – спрашивала она, указывая на записку.

‘What is this? this?’ she asked, pointing to the note.

И при этом воспоминании, как это часто бывает,

And, in recalling it, as often happens,

мучала Степана Аркадьича не столько самое событие,

Stepan Arkadyich was tormented not so much by the event itself

сколько то, как он ответил на эти слова жены.

as by the way he had responded to these words from his wife.

С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми,

What had happened to him at that moment was what happens to people

когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном.

when they are unexpectedly caught in something very shameful.

Он не сумел приготовить своё лицо к тому положению,

He had not managed to prepare his face for the position

в которое он становился перед женой после открытия его вины.

he found himself in with regard to his wife now that his guilt had been revealed.

Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться,

Instead of being offended, of denying, justifying,

просить прощения, оставаться даже равнодушным

asking forgiveness, even remaining indifferent

– всё было бы лучше того, что он сделал! 

– any of which would have been better than what he did!

– его лицо совершенно невольно

– his face quite involuntarily

(«рефлексы головного мозга», – подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию),

(‘reflexes of the brain’, thought Stepan Arkadyich, who liked physiology)[2]

совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.

smiled all at once its habitual, kind and therefore stupid smile.

Эту глупую улыбку он не мог простить себе.

That stupid smile he could not forgive himself.

Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли,

Seeing that smile, Dolly had winced as if from physical pain,

разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты.

burst with her typical vehemence into a torrent of cruel words, and rushed from the room.

С тех пор она не хотела видеть мужа.

Since then she had refused to see her husband.

«Всему виной эта глупая улыбка», – думал Степан Аркадьич.

‘That stupid smile is to blame for it all,’ thought Stepan Arkadyich.

«Но что же делать? что делать?» – с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.

‘But what to do, then? What to do?’ he kept saying despairingly to himself, and could find no answer.

II

II

Степан Аркадьич был человек правдивый в отношении к себе самому.

Stepan Arkadyich was a truthful man concerning his own self.

Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в своём поступке.

He could not deceive himself into believing that he repented of his behaviour.

Он не мог теперь раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек,

He could not now be repentant that he, a thirty-four-year-old, handsome, amorous man,

не был влюблён в жену,

did not feel amorous with his wife,

мать пяти живых и двух умерших детей,

the mother of five living and two dead children,

бывшую только годом моложе его.

who was only a year younger than he.

Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть от жены.

He repented only that he had not managed to conceal things better from her.

Но он чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя.

But he felt all the gravity of his situation, and pitied his wife, his children and himself.

Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены,

Perhaps he would have managed to hide his sins better from his wife

если б ожидал, что это известие так на неё подействует.

had he anticipated that the news would have such an effect on her.

Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса,

He had never thought the question over clearly,

но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он не верен ей,

but vaguely imagined that his wife had long suspected him of being unfaithful to her

и смотрит на это сквозь пальцы.

and was looking the other way.

Ему даже казалось, что она, истощённая, состарившаяся, уже некрасивая женщина

It even seemed to him that she, a worn-out, aged, no longer beautiful woman,

и ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства,

not remarkable for anything, simple, merely a kind mother of a family,

по чувству справедливости должна быть снисходительна.

ought in all fairness to be indulgent.

Оказалось совсем противное.

It turned out to be quite the opposite.

«Ах, ужасно! ай, ай, ай! ужасно! – твердил себе Степан Аркадьич и ничего не мог придумать. 

‘Ah, terrible! Ay, ay, ay! terrible!’ Stepan Arkadyich repeated to himself and could come up with nothing.

– И как хорошо всё это было до этого, как мы хорошо жили!

‘And how nice it all was before that, what a nice life we had!

Она была довольна, участлива детьми,

She was content, happy with the children,

я не мешал ей ни в чём,

I didn’t hinder her in anything,

предоставлял ей возиться с детьми, с хозяйством, как она хотела.

left her to fuss over them and the household however she liked.

Правда, нехорошо, что она была гувернанткой у нас в доме.

True, it’s not nice that she used to be a governess in our house.

Нехорошо!

Not nice!

Есть что-то тривиальное, пошлое в ухаживанье за своею гувернанткой.

There’s something trivial, banal, in courting one’s own governess.

Но какая гувернантка!

But what a governess!’

(Он живо вспомнил чёрные плутовские глаза m-lle Roland и её улыбку.)

(He vividly recalled Mlle Roland’s dark, roguish eyes and her smile.)

Но ведь пока она была у нас в доме, я не позволял себе ничего.,

‘But while she was in our house, I never allowed myself anything.

И хуже всего то, что она уже…

And the worst of it is that she’s already …

Надо же это всё как нарочно!

It all had to happen at once!

Ай, ай, ай! Аяяй! Но что же, что же делать?»

Ay, ay, ay! But what to do, what to do?’

Ответа не было,

There was no answer,

кроме того общего ответа, который даёт жизнь на все самые сложные и неразрешимые вопросы.

except the general answer life gives to all the most complex and insoluble questions.

Ответ этот: – надо жить потребностями дня, то есть забыться.

That answer is: one must live for the needs of the day, in other words, become oblivious.

Забыться сном уже нельзя, по крайней мере до ночи,

To become oblivious in dreams was impossible now, at least till night-time;

нельзя уже вернуться к той музыке, которую пели графинчики-женщины;

it was impossible to return to that music sung by carafe-women;

стало быть, надо забыться сном жизни.

and so one had to become oblivious in the dream of life.

«Там видно будет, – сказал себе Степан Аркадьич

‘We’ll see later on,’ Stepan Arkadyich said to himself

и, встав, надел серый халат на голубой шёлковой подкладке, закинул кисти узлом

and, getting up, he put on his grey dressing gown with the light-blue silk lining, threw the tasselled cord into a knot,

и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик,

and, drawing a goodly amount of air into the broad box of his chest,

привычным бодрым шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошёл к окну,

went up to the window with the customary brisk step of his splayed feet, which so easily carried his full body,

поднял стору и громко позвонил.

raised the blind and rang loudly.

На звонок тотчас же вошёл старый друг, камердинер Матвей,

In response to the bell his old friend, the valet Matvei, came at once,

неся платье, сапоги и телеграмму.

bringing clothes, boots, and a telegram.

Вслед за Матвеем вошёл и цирюльник с припасами для бритья.

Behind Matvei came the barber with the shaving things.

– Из присутствия есть бумаги? – спросил Степан Аркадьич,

‘Any papers from the office?’ Stepan Arkadyich asked,

взяв телеграмму и садясь к зеркалу.

taking the telegram and sitting down in front of the mirror.

– На столе, – отвечал Матвей,

‘On the table,’ Matvei replied,

взглянул вопросительно, с участием, на барина

glancing inquiringly, with sympathy, at his master,

и, подождав немного, прибавил с хитрою улыбкой:

and, after waiting a little, he added with a sly smile:

– От хозяина извозчика приходили.

‘Someone came from the owner of the livery stable.’

Степан Аркадьич ничего не ответил и только в зеркало взглянул на Матвея;

Stepan Arkadyich said nothing in reply and only glanced at Matvei in the mirror;

во взгляде, которым они встретились в зеркале,

from their eyes, which met in the mirror,

видно было, как они понимают друг друга.

one could see how well they understood each other.

Взгляд Степана Аркадьича как будто спрашивал:

Stepan Arkadyich’s eyes seemed to ask:

– «Это зачем ты говоришь? разве ты не знаешь?»

‘Why are you saying that? as if you didn’t know?’

Матвей положил руки в карманы своей жакетки, отставил ногу

Matvei put his hands in his jacket pockets, thrust one foot out

и молча, добродушно, чуть-чуть улыбаясь, посмотрел на своего барина.

and looked at his master silently, good-naturedly, with a slight smile.

– Я приказал прийти в то воскресенье,

‘I told them to come next Sunday

а до тех пор чтобы не беспокоили вас и себя понапрасну, – сказал он, видимо, приготовленную фразу.

and till then not to trouble you o themselves needlessly.’ He uttered an obviously prepared phrase.

Степан Аркадьич понял, что Матвей хотел пошутить и обратить на себя внимание.

Stepan Arkadyich understood that Matvei wanted to joke and attract attention to himself.

Разорвав телеграмму, он прочёл её,

Tearing open the telegram, he read it,

догадкой поправляя перевранные, как всегда, слова,

guessing at the right sense of the words, which were garbled as usual,

и лицо его просияло.

and his face brightened.

– Матвей, сестра Анна Аркадьевна будет завтра, – сказал он,

‘Matvei, my sister Anna Arkadyevna is coming tomorrow,’ he said

остановив на минуту глянцевитую, пухлую ручку цирюльника,

stopping for a moment the glossy, plump little hand of the barber,

расчищавшего розовую дорогу между длинными кудрявыми бакенбардами.

who was clearing a pink path between his long, curly side-whiskers.

– Слава богу, – сказал Матвей,

‘Thank God,’ said Matvei,

этим ответом показывая, что он понимает так же, как и барин, значение этого приезда,

showing by this answer that he understood the significance of this arrival in the same way as his master,

то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича,

that is, that Anna Arkadyevna, Stepan Arkadyich’s beloved sister,

может содействовать примирению мужа с женой.

might contribute to the reconciliation of husband and wife.

– Одни или с супругом? – спросил Матвей.

‘Alone or with her spouse?’ asked Matvei.

Степан Аркадьич не мог говорить,

Stepan Arkadyich, unable to speak

так как цирюльник занят был верхнею губой,

because the barber was occupied with his upper lip,

и поднял один палец.

raised one finger.

Матвей в зеркало кивнул головой.

Matvei nodded in the mirror.

– Одни. Наверху приготовить?

‘Alone. Shall I prepare the rooms upstairs?’

– Дарье Александровне доложи, где прикажут.

‘Tell Darya Alexandrovna, wherever she decides.’

– Дарье Александровне? – как бы с сомнением повторил Матвей.

‘Darya Alexandrovna?’ Matvei repeated, as if in doubt.

– Да, доложи.

‘Yes, tell her.

И вот возьми телеграмму, передай, что они скажут.

And here, take the telegram, let me know what she says.’

«Попробовать хотите», – понял Матвей, но он сказал только:

‘Testing her out,’ Matvei understood, but he said only:

– Слушаю-с.

‘Very well, sir.’

Степан Аркадьич уже был умыт и расчёсан и сбирался одеваться,

Stepan Arkadyich was already washed and combed and was about to start dressing,

когда Матвей, медленно ступая поскрипывающими сапогами, с телеграммой в руке,

when Matvei, stepping slowly over the soft rug in his creaking boots, telegram in hand,

вернулся в комнату.

came back into the room.

Цирюльника уже не было.

The barber was no longer there.

– Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают.

‘Darya Alexandrovna told me to inform you that she is leaving.

Пускай делают, как им, вам то есть, угодно, – сказал он, смеясь только глазами,

Let him do as he – that is, you – pleases,’ he said, laughing with his eyes only,

и, положив руки в карманы и склонив голову набок, уставился на барина.

and, putting his hands in his pockets and cocking his head to one side, he looked fixedly at his master.

Степан Аркадьич помолчал.

Stepan Arkadyich said nothing.

Потом добрая и несколько жалкая улыбка показалась на его красивом лице.

Then a kind and somewhat pathetic smile appeared on his handsome face.

– А? Матвей? – сказал он, покачивая головой.

‘Eh? Matvei?’ he said, shaking his head.

– Ничего, сударь, образуется, – сказал Матвей.

‘Never mind, sir, it’ll shape up,’ said Matvei.

– Образуется?

‘Shape up?’

– Так точно-с.

‘That’s right, sir.’

– Ты думаешь? Это кто там? – спросил Степан Аркадьич,

‘You think so? Who’s there?’ Stepan Arkadyich asked,

услыхав за дверью шум женского платья.

hearing the rustle of a woman’s dress outside the door.

– Это я-с, – сказал твёрдый и приятный женский голос,

‘It’s me, sir,’ said a firm and pleasant female voice,

и из-за двери высунулось строгое рябое лицо Матрёны Филимоновны, нянюшки.

and through the door peeked the stern, pock-marked face of Matryona Filimonovna, the nanny.

– Ну что, Матрёша? – спросил Степан Аркадьич, выходя к ней в дверь.

‘What is it, Matryosha?’ Stepan Arkadyich asked, going out of the door to her.

Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и сам чувствовал это,

Although Stepan Arkadyich was roundly guilty before his wife and felt it himself,

почти все в доме, даже нянюшка, главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.

almost everyone in the house, even the nanny, Darya Alexandrovna’s chief friend, was on his side.

– Ну что? – сказал он уныло.

‘Well, what is it?’ he said dejectedly.

– Вы сходите, сударь, повинитесь ещё.

‘You should go to her, sir, apologize again.

Авось бог даст.

Maybe God will help.

Очень мучаются, и смотреть жалости,

She’s suffering very much, it’s a pity to see,

да и всё в доме навынтараты пошло.

and everything in the house has gone topsy-turvy.

Детей, сударь, пожалеть надо.

The children should be pitied.

Повинитесь, сударь. Что делать!

Apologize, sir. No help for it!

Люби кататься….

After the dance, you must pay the …’

– Да ведь не примет…

‘But she won’t receive me …’

– А вы своё сделайте.

‘Still, you do your part.

Бог милостив, богу молитесь, сударь, богу молитесь.

God is merciful, pray to God, sir, pray to God.’

– Ну, хорошо, ступай, – сказал Степан Аркадьич, вдруг покраснев. 

‘Well, all right, go now,’ said Stepan Arkadyich, suddenly blushing.

– Ну, так давай одеваться, – обратился он к Матвею и решительно скинул халат.

‘Let’s get me dressed.’ He turned to Matvei and resolutely threw off his dressing gown.

– Матвей уже держал, сдувая что-то невидимое, хомутом приготовленную рубашку

Matvei was already holding the shirt like a horse collar, blowing away something invisible,

и с очевидным удовольствием облёк в неё холёное тело барина.

and with obvious pleasure he clothed the pampered body of his master in it.

III

III

Одевшись, Степан Аркадьич прыснул на себя духами, выправил рукава рубашки,

After dressing, Stepan Arkadyich sprayed himself with scent, adjusted the cuffs of his shirt,

привычным движением рассовал по карманам папиросы, бумажник, спички, часы с двойной цепочкой и брелоками

put cigarettes, wallet, matches, a watch with a double chain and seals into his pockets with an accustomed gesture,

и, встряхнув платок,

and, having shaken out his handkerchief,

чувствуя себя чистым, душистым, здоровым и физически весёлым,

feeling himself clean, fragrant, healthy, and physically cheerful

несмотря на своё несчастье,

despite his misfortune,

вышел, слегка подрагивая на каждой ноге, в столовую,

went out, springing lightly at each step, to the dining room,

где уже ждал его кофе

where coffee was already waiting for him,

и, рядом с кофеем, письма и бумаги из присутствия.

and, next to the coffee, letters and papers from the office.

Он прочёл письма.

He sat down and read the letters.

Одно было очень неприятное

One was very unpleasant

– от купца, покупавшего лес в имении жены.

– from a merchant who was buying a wood on his wife’s estate.

Лес этот необходимо было продать;

This wood had to be sold;

но теперь, до примирения с женой, не могло быть о том речи.

but now, before his reconciliation with his wife, it was out of the question.

Всего же неприятнее тут было то,

The most unpleasant thing here was

что этим подмешивался денежный интерес в предстоящее дело его примирения с женою.

that it mixed financial interests into the impending matter of their reconciliation.

И мысль, что он может руководиться этим интересом,

And the thought that he might be guided by those interests,

что он для продажи этого леса будет искать примирения с женой, 

that he might seek a reconciliation with his wife in order to sell the wood,

– эта мысль оскорбляла его.

was offensive to him.

Окончив письма, Степан Аркадьич придвинул к себе бумаги из присутствия,

Having finished the letters, Stepan Arkadyich drew the office papers to him,

быстро перелистовал два дела,

quickly leafed through two files,

большим карандашом сделал несколько отметок

made a few marks with a big pencil,

и, отодвинув дела, взялся за кофе;

then pushed the files away and started on his coffee.

за кофеем он развернул ещё сырую утреннюю газету и стал читать её.

Over coffee he unfolded the still damp morning newspaper and began to read it.

Степан Аркадьич получал и читал либеральную газету,

Stepan Arkadyich subscribed to and read a liberal newspaper[3]

не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство.

not an extreme one, but one with the tendency to which the majority held.

И, несмотря на то, что ни наука, ни искусство, ни политика, собственно, не интересовали его,

And though neither science, nor art, nor politics itself interested him,

он твёрдо держался тех взглядов на все эти предметы,

he firmly held the same views on all these subjects

каких держалось большинство и его газета,

as the majority and his newspaper did,

и изменял их, только когда большинство изменяло их,

and changed them only when the majority did,

или, лучше сказать, не изменял их,

or, rather, he did not change them,

а они сами в нём незаметно изменялись.

but they themselves changed imperceptibly in him.

Степан Аркадьич не избирал ни направления, ни взглядов,

Stepan Arkadyich chose neither his tendency nor his views,

а эти направления и взгляды сами приходили к нему,

but these tendencies and views came to him themselves,

точно так же, как он не выбирал формы шляпы или сюртука,

just as he did not choose the shape of a hat or a frock coat,

а брал те, которые носят.

but bought those that were in fashion.

А иметь взгляды ему, жившему в известном обществе, при потребности некоторой деятельности мысли, развивающейся обыкновенно в лета зрелости, было так же необходимо, как иметь шляпу.

And for him, who lived in a certain circle, and who required some mental activity such as usually develops with maturity, having views was as necessary as having a hat.

Если и была причина,

If there was a reason

почему он предпочитал либеральное направление консервативному,

why he preferred the liberal tendency to the conservative one

какого держались тоже многие из его круга,

(also held to by many in his circle),

то это произошло не оттого, чтоб он находил либеральное направление более разумным,

it was not because he found the liberal tendency more sensible,

но потому, что оно подходило ближе к его образу жизни.

but because it more closely suited his manner of life.

Либеральная партия говорила, что в России все дурно,

The liberal party said that everything was bad in Russia,

и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало.

and indeed Stepan Arkadyich had many debts and decidedly too little money.

Либеральная партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его,

The liberal party said that marriage was an obsolete institution and was in need of reform,

и действительно, семейная жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьичу

and indeed family life gave Stepan Arkadyich little pleasure

и принуждала его лгать и притворяться,

and forced him to lie and pretend,

что было так противно его натуре.

which was so contrary to his nature.

Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала,

The liberal party said, or, rather, implied,

что религия есть только узда для варварской части населения,

that religion was just a bridle for the barbarous part of the population,

и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна

and indeed Stepan Arkadyich could not even stand through a short prayer service without aching feet

и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете,

and could not grasp the point of all these fearsome and high-flown words about the other world,

когда и на этом жить было бы очень весело.

when life in this one could be so merry.

Вместе с этим Степану Аркадьичу, любившему весёлую шутку,

At the same time, Stepan Arkadyich, who liked a merry joke,

было приятно иногда озадачить смирного человека тем, что если уже гордиться породой,

sometimes took pleasure in startling some simple soul by saying that if you want to pride yourself on your lineage,

то не следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника – обезьяны.

why stop at Rurik[4] and renounce your first progenitor – the ape?

Итак, либеральное направление сделалось привычкой Степана Аркадьича,

And so the liberal tendency became a habit with Stepan Arkadyich,

и он любил свою газету, как сигару после обеда,

and he liked his newspaper, as he liked a cigar after dinner,

за лёгкий туман, который она производила в его голове.

for the slight haze it produced in his head.

Он прочёл руководящую статью, в которой объяснялось,

He read the leading article, which explained

что в наше время совершенно напрасно поднимается вопль

that in our time it was quite needless to raise the cry

о том, будто бы радикализм угрожает поглотить все консервативные элементы

that radicalism was threatening to swallow up all the conservative elements,

и будто бы правительство обязано принять меры для подавления революционной гидры,

and that it was the government’s duty to take measures to crush the hydra of revolution;

что, напротив, «по нашему мнению, опасность лежит не в мнимой революционной гидре,

that, on the contrary, ‘in our opinion, the danger lies not in the imaginary hydra of revolution,

а в упорстве традиционности, тормозящей прогресс», и т. д.

but in a stubborn traditionalism that impedes progress’, and so on.

Он прочёл и другую статью, финансовую,

He also read yet another article, a financial one,

в которой упоминалось о Бентаме и Милле и подпускались тонкие шпильки министерству.

in which mention was made of Bentham and Mill[5] and fine barbs were shot at the ministry.

Со свойственною ему быстротою соображения он понимал значение всякой шпильки:

With his peculiar quickness of perception he understood the meaning of each barb:

– от кого и на кого и по какому случаю она была направлена,

by whom, and against whom, and on what occasion it had been aimed,

и это, как всегда, доставляло ему некоторое удовольствие.

and this, as always, gave him a certain pleasure.

Но сегодня удовольствие это отравлялось воспоминанием о советах Матрёны Филимоновны

But today this pleasure was poisoned by the recollection of Matryona Filimonovna’s advice,

и о том, что в доме так неблагополучно.

and of the unhappy situation at home.

Он прочёл и о том, что граф Бейст, как слышно, проехал в Висбаден,

He also read about Count Beust[6] who was rumoured to have gone to Wiesbaden,

и о том, что нет более седых волос,

and about the end of grey hair,

и о продаже легкой кареты,

and about the sale of a light carriage,

и предложение молодой особы;

and a young person’s offer of her services;

но эти сведения не доставляли ему, как прежде, тихого, иронического удовольствия.

but this information did not, as formerly, give him a quiet, ironic pleasure.

Окончив газету, вторую чашку кофе и калач с маслом,

Having finished the newspaper, a second cup of coffee, and a kalatch[7] with butter,

он встал, стряхнул крошки калача с жилета

he got up, brushed the crumbs from his waistcoat

и, расправив широкую грудь, радостно улыбнулся,

and, expanding his broad chest, smiled joyfully,

не оттого, чтоб у него на душе было что-нибудь особенно приятное, 

not because there was anything especially pleasant in his heart

– радостную улыбку вызвало хорошее пищеварение.

– the smile was evoked by good digestion.

Но эта радостная улыбка сейчас же напомнила ему всё,

But this joyful smile at once reminded him of everything,

и он задумался.

and he turned pensive.

Два детские голоса

Two children’s voices

(Степан Аркадьич узнал голоса Гриши, меньшого мальчика, и Тани, старшей девочки)

(Stepan Arkadyich recognized the voices of Grisha, the youngest boy, and Tanya, the eldest girl)

послышались за дверьми.

were heard outside the door.

Они что-то везли и уронили.

They were pulling something and tipped it over.

– Я говорила, что на крышу нельзя сажать пассажиров, – кричала по-английски девочка, 

‘I told you not to put passengers on the roof,’ the girl shouted in English.

– вот подбирай!

‘Now pick it up!’

«Все смешалось, – подумал Степан Аркадьич, 

‘All is confusion,’ thought Stepan Arkadyich.

– вон дети одни бегают».

‘Now the children are running around on their own.’

И, подойдя к двери, он кликнул их.

And, going to the door, he called them.

Они бросили шкатулку, представлявшую поезд, и вошли к отцу.

They abandoned the box that stood for a train and came to their father.

Девочка, любимица отца, вбежала смело, обняла его

The girl, her father’s favourite, ran in boldly, embraced him,

и, смеясь, повисла у него на шее,

and hung laughing on his neck,

как всегда, радуясь на знакомый запах духов, распространявшийся от его бакенбард.

delighting, as always, in the familiar smell of scent coming from his side-whiskers.

Поцеловав его, наконец, в покрасневшее от наклонённого положения и сияющее нежностью лицо,

Kissing him finally on the face, which was red from bending down and radiant with tenderness,

девочка разняла руки и хотела бежать назад;

the girl unclasped her hands and was going to run out again,

но отец удержал её..

but her father held her back.

– Что мама? – спросил он,

‘How’s mama?’ he asked,

водя рукой по гладкой, нежной шейке дочери. 

his hand stroking his daughter’s smooth, tender neck.

– Здравствуй, – сказал он, улыбаясь здоровавшемуся мальчику.

‘Good morning,’ he said, smiling to the boy who greeted him.

Он сознавал, что меньше любил мальчика,

He was aware that he loved the boy less,

и всегда старался быть ровен;

and always tried to be fair;

но мальчик чувствовал это

but the boy felt it

и не ответил улыбкой на холодную улыбку отца.

and did not respond with a smile to the cold smile of his father.

– Мама? Встала, – отвечала девочка.

‘Mama? Mama’s up,’ the girl replied.

Степан Аркадьич вздохнул.

Stepan Arkadyich sighed.

«Значит, опять не спала всю ночь», – подумал он.

‘That means again she didn’t sleep all night,’ he thought.

– Что, она весела?

‘And is she cheerful?’

Девочка знала, что между отцом и матерью была ссора,

The girl knew that there had been a quarrel between her father and mother,

и что мать не могла быть весела,

and that her mother could not be cheerful,

и что отец должен знать это,

and that her father ought to know it,

и что он притворяется, спрашивая об этом так легко.

and that he was shamming when he asked about it so lightly.

И она покраснела за отца.

And she blushed for him.

Он тотчас же понял это и также покраснел.

He understood it at once and also blushed.

– Не знаю, – сказала она. 

‘I don’t know,’ she said.

– Она не велела учиться,

‘She told us not to study,

а велела идти гулять с мисс Гуль к бабушке.

but to go for a walk to grandma’s with Miss Hull.’

– Ну, иди, Танчурочка моя.

‘Well, go then, my Tanchurochka.

Ах да, постой, – сказал он,

Ah, yes, wait,’ he said,

всё-таки удерживая её и гладя её нежную ручку.

still holding her back and stroking her tender little hand.

Он достал с камина, где вчера поставил, коробочку конфет

He took a box of sweets from the mantelpiece, where he had put it yesterday,

и дал ей две, выбрав её любимые, шоколадную и помадную.

and gave her two, picking her favourites, a chocolate and a cream.

– Грише? – сказала девочка, указывая на шоколадную.

‘For Grisha?’ the girl said, pointing to the chocolate.

– Да, да. – И ещё раз погладив её плечико,

‘Yes, yes.’ And stroking her little shoulder once more,

он поцеловал её в корни волос, в шею и отпустил её.

he kissed her on the nape of the neck and let her go.

– Карета готова, – сказал Матвей. 

‘The carriage is ready,’ said Matvei.

– Да просительница, – прибавил он.

‘And there’s a woman with a petition to see you,’ he added.

– Давно тут? – спросил Степан Аркадьич.

‘Has she been here long?’ asked Stepan Arkadyich.

– С полчасика.

‘Half an hour or so.’

– Сколько раз тебе приказано сейчас же докладывать!

‘How often must I tell you to let me know at once!’

– Надо же вам дать хоть кофею откушать, – сказал Матвей тем дружески грубым тоном,

‘I had to give you time for your coffee at least,’ Matvei said in that friendly-rude tone

на который нельзя было сердиться.

at which it was impossible to be angry.

– Ну, проси же скорее, – сказал Облонский, морщась от досады.

‘Well, quickly send her in,’ said Oblonsky, wincing with vexation.

Просительница, штабс-капитанша Калинина, просила о невозможном и бестолковом;

The woman, Mrs Kalinin, a staff captain’s wife, was petitioning for something impossible and senseless;

но Степан Аркадьич, по своему обыкновению, усадил её,

but Stepan Arkadyich, as was his custom, sat her down,

внимательно, не перебивая, выслушал её

heard her out attentively without interrupting,

и дал ей подробный совет, к кому и как обратиться,

and gave her detailed advice on whom to address and how,

и даже бойко и складно своим крупным, растянутым, красивым и чётким почерком написал ей записочку к лицу, которое могло ей пособить.

and even wrote, briskly and fluently, in his large, sprawling, handsome and clear handwriting, a little note to the person who could be of help to her.

Отпустив штабс-капитаншу,

Having dismissed the captain’s wife,

Степан Аркадьич взял шляпу и остановился, припоминая, не забыл ли чего.

Stepan Arkadyich picked up his hat and paused, wondering whether he had forgotten anything.

Оказалось, что он ничего не забыл,

It turned out that he had forgotten nothing,

кроме того, что хотел забыть, – жену.

except what he had wanted to forget – his wife.

«Ах да!» Он опустил голову,

‘Ah, yes!’ He hung his head,

и красивое лицо его приняло тоскливое выражение.

and his handsome face assumed a wistful expression.

«Пойти или не пойти?» – говорил он себе.

‘Shall I go or not?’ he said to himself.

И внутренний голос говорил ему, что ходить не надобно,

And his inner voice told him that he should not go,

что, кроме фальши, тут ничего быть не может,

that there could be nothing here but falseness,

что поправить, починить их отношения невозможно,

that to rectify, to repair, their relations was impossible,

потому что невозможно сделать её опять привлекательною и возбуждающею любовь

because it was impossible to make her attractive and arousing of love again

или его сделать стариком, не способным любить.

or to make him an old man incapable of love.

Кроме фальши и лжи, ничего не могло выйти теперь;

Nothing could come of it now but falseness and deceit,

а фальшь и ложь были противны его натуре.

and falseness and deceit were contrary to his nature.

«Однако когда-нибудь же нужно;

‘But at some point I’ll have to;

ведь не может же это так остаться», – сказал он, стараясь придать себе смелости.

it can’t remain like this,’ he said, trying to pluck up his courage.

Он выпрямил грудь, вынул папироску, закурил,

He squared his shoulders, took out a cigarette, lit it,

пыхнул два раза, бросил её в перламутровую раковину-пепельницу,

took two puffs, threw it into the mother-of-pearl ashtray,

быстрыми шагами прошёл мрачную гостиную

walked with quick steps across the gloomy drawing room

и отворил другую дверь, в спальню жены.

and opened the other door, to his wife’s bedroom.

IV

IV

Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос

Darya Alexandrovna, wearing a dressing-jacket, the skimpy braids of her once thick and beautiful hair pinned at the back of her head,

с осунувшимся, худым лицом

her face pinched and thin,

и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными глазами,

her big, frightened eyes protruding on account of that thinness,

стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.

was standing before an open chiffonier, taking something out of it. Various articles lay scattered about the room.

Услыхав шаги мужа, она остановилась,

Hearing her husband’s footsteps, she stopped,

глядя на дверь и тщетно пытаясь придать своему лицу строгое и презрительное выражение.

looked at the door and vainly tried to give her face a stern and contemptuous expression.

Она чувствовала, что боится его и боится предстоящего свидания.

She felt that she was afraid of him and of the impending meeting.

Она только что пыталась сделать то,

She had just been trying to do something

что пыталась сделать уже десятый раз в эти три дня:

she had already tried to do ten times in those three days:

– отобрать детские и свои вещи, которые она увезёт к матери, 

to choose some of her own and the children’s things to take to her mother’s

– и опять не могла на это решиться;

– and again she could not make up her mind to do it;

но и теперь, как в прежние раза, она говорила себе,

but now, as each time before, she told herself

что это не может так остаться,

that things could not remain like this,

что она должна предпринять что-нибудь,

that she had to do something,

наказать, осрамить его,

to punish, to shame him,

отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он ей сделал.

to take revenge on him for at least a small part of the hurt he had done her.

Она всё ещё говорила, что уедет от него,

She still kept saying she would leave him,

но чувствовала, что это невозможно;

yet she felt it was impossible,

это было невозможно потому, что она не могла отвыкнуть считать его своим мужем и любить его.

because she could not get out of the habit of considering him her husband and of loving him.

Кроме того, она чувствовала,

Besides, she felt

что если здесь, в своём доме, она едва успевала ухаживать за своими пятью детьми,

that if she could barely manage to take care of her five children here in her own house,

то им будет ещё хуже там, куда она поедет со всеми ими.

it would be still worse there where she was taking them all.

И то в эти три дня меньшой заболел оттого, что его накормили дурным бульоном,

As it was, during those three days the youngest had fallen ill because he had been fed bad broth,

а остальные были вчера почти без обеда.

and the rest had gone with almost no dinner yesterday.

Она чувствовала, что уехать невозможно;

She felt it was impossible to leave;

но, обманывая себя, она всё-таки отбирала вещи и притворялась, что уедет.

but, deceiving herself, she still kept choosing things and pretending she was going to leave.

Увидав мужа, она опустила руку в ящик шифоньерки, будто отыскивая что-то,

Seeing her husband, she thrust her hands into a drawer of the chiffonier as if hunting for something,

и оглянулась на него, только когда он совсем вплоть подошел к ней.

and turned to look at him only when he came up quite close to her.

Но лицо её, которому она хотела придать строгое и решительное выражение,

But her face, to which she had wanted to give a stern and resolute expression,

выражало потерянность и страдание.

showed bewilderment and suffering.

– Долли! – сказал он тихим, робким голосом.

‘Dolly!’ he said in a soft, timid voice.

Он втянул голову в плечи и хотел иметь жалкий и покорный вид,

He drew his head down between his shoulders, wishing to look pitiful and submissive,

но он всё-таки сиял свежестью и здоровьем.

but all the same he radiated freshness and health.

Она быстрым взглядом оглядела с головы до ног его сияющую свежестью и здоровьем фигуру.

She gave his figure radiating freshness and health a quick glance up and down.

«Да, он счастлив и доволен! – подумала она, – а я?!.

‘Yes, he’s happy and content!’ she thought, ‘while I… ?

И эта доброта противная, за которую все так любят его и хвалят;

And this repulsive kindness everyone loves and praises him for

я ненавижу эту его доброту», – подумала она.

– I hate this kindness of his.’

Рот её сжался,

She pressed her lips together;

мускул щеки затрясся на правой стороне бледного, нервного лица.

the cheek muscle on the right side of her pale, nervous face began to twitch.

– Что вам нужно? – сказала она быстрым, не своим, грудным голосом.

‘What do you want?’ she said in a quick, throaty voice, not her own.

– Долли! – повторил он с дрожанием в голосе. 

‘Dolly,’ he repeated with a tremor in his voice,

– Анна приедет сегодня.

‘Anna is coming today!’

– Ну что же мне?

‘So, what is that to me?

Я не могу её принять! – вскрикнула она.

I can’t receive her!’ she cried.

– Но надо же, однако, Долли..

‘But anyhow, Dolly, we must…’

– Уйдите, уйдите, уйдите! – не глядя на него, вскрикнула она,

‘Go away, go away, go away,’ she cried out, not looking at him,

как будто крик этот был вызван физическою болью.

as if the cry had been caused by physical pain.

Степан Аркадьич мог быть спокоен, когда он думал о жене,

Stepan Arkadyich could be calm when he thought about his wife,

мог надеяться, что всё образуется, по выражению Матвея,

could hope that everything would shape up, as Matvei put it,

и мог спокойно читать газету и пить кофе;

and could calmly read the newspaper and drink his coffee;

но когда он увидал её измученное, страдальческое лицо,

but when he saw her worn, suffering face,

услыхал этот звук голоса, покорный судьбе и отчаянный,

and heard the sound of that resigned and despairing voice,

ему захватило дыхание, что-то подступило к горлу,

his breath failed him, something rose in his throat

и глаза его заблестели слезами.

and his eyes glistened with tears.

– Боже мой, что я сделал!

‘My God, what have I done!

Долли! Ради бога! Ведь… 

Dolly! For God’s sake! … If…’

– он не мог продолжать, рыдание остановилось у него в горле.

He could not go on, sobs caught in his throat.

Она захлопнула шифоньерку и взглянула на него.

She slammed the chiffonier shut and looked at him.

– Долли, что я могу сказать?.. Одно: прости, прости…

‘Dolly, what can I say? … Only – forgive me, forgive me …

Вспомни, разве девять лет жизни не могут искупить минуты, минуты…

Think back, can’t nine years of life atone for a moment, a moment…’

Она опустила глаза и слушала, ожидая, что он скажет,

She lowered her eyes and listened, waiting for what he would say,

как будто умоляя его о том, чтобы он как-нибудь разуверил её.

as if begging him to dissuade her somehow.

– Минуты… минуты увлеченья… – выговорил он и хотел продолжать,

‘A moment of infatuation …’ he brought out and wanted to go on,

но при этом слове, будто от физической боли, опять поджались её губы

but at this phrase she pressed her lips again, as if from physical pain,

и опять запрыгал мускул щёки на правой стороне лица.

and again the cheek muscle on the right side of her face began to twitch.

– Уйдите, уйдите отсюда! – закричала она ещё пронзительнее, 

‘Go away, go away from here!’ she cried still more shrilly.

– и не говорите мне про ваши увлечения, про ваши мерзости!

‘And don’t talk to me about your infatuations and your abominations!’

Она хотела уйти,

She wanted to leave

но пошатнулась и взялась за спинку стула, чтоб опереться.

but swayed and took hold of the back of a chair to support herself.

Лицо его расширилось, губы распухли, глаза налились слезами.

His face widened, his lips swelled, his eyes filled with tears.

– Долли! – проговорил он, уже всхлипывая. 

‘Dolly!’ he said, sobbing now.

– Ради бога, подумай о детях, они не виноваты.

‘For God’s sake, think of the children, they’re not guilty.

Я виноват, и накажи меня, вели мне искупить свою вину.

I’m guilty, so punish me, tell me to atone for it.

Чем я могу, я всё готов!

However I can, I’m ready for anything!

Я виноват, нет слов сказать, как я виноват!

I’m guilty, there are no words to say how guilty I am!

Но, Долли, прости!

But, Dolly, forgive me!’

Она села.

She sat down.

Он слышал её тяжёлое, громкое дыхание,

He could hear her loud, heavy breathing

и ему было невыразимо жалко её.

and felt inexpressibly sorry for her.

Она несколько раз хотела начать говорить, но не могла.

She tried several times to speak, but could not.

Он ждал.

He waited.

– Ты помнишь детей, чтоб играть с ними,

‘You think of the children when it comes to playing with them, Stiva,

а я помню и знаю, что они погибли теперь, 

but I always think of them, and I know that they’re lost now.’

– сказала она, видимо, одну из фраз, которые она за эти три дня не раз говорила себе.

She uttered one of the phrases she had obviously been repeating to herself during those three days.

Она сказала ему «ты»,

She had said ‘Stiva’ to him.

и он с благодарностью взглянул на неё и тронулся, чтобы взять её руку,

He glanced at her gratefully and made a movement to take her hand,

но она с отвращением отстранилась от него.

but she withdrew from him with loathing.

– Я помню про детей

‘I think of the children

и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их;

and so I’ll do anything in the world to save them;

но я сама не знаю, чем я спасу их:

but I don’t know how I can best save them:

– тем ли, что увезу от отца,

by taking them away from their father,

или тем, что оставлю с развратным отцом, 

or by leaving them with a depraved father

– да, с развратным отцом…

– yes, depraved …

Ну, скажите, после того… что было,

Well, tell me, after … what’s happened,

разве возможно нам жить вместе?

is it possible for us to live together?

Разве это возможно?

Is it possible?

Скажите же, разве это возможно? – повторяла она, возвышая голос. 

Tell me, is it possible?’ she repeated, raising her voice.

– После того как мой муж, отец моих детей,

‘After my husband, the father of my children,

входит в любовную связь с гувернанткой своих детей…

has had a love affair with his children’s governess …’

– Но что ж делать? Что делать? – говорил он жалким голосом,

‘But what to do? What to do?’ he said in a pitiful voice,

сам не зная, что он говорит,

not knowing what he was saying,

и всё ниже и ниже опуская голову.

and hanging his head lower and lower.

– Вы мне гадки, отвратительны! – закричала она, горячась все более и более. 

‘You are vile, you are loathsome to me!’ she cried, growing more and more excited.

– Ваши слезы – вода!

‘Your tears are just water!

Вы никогда не любили меня;

You never loved me;

в вас нет ни сердца, ни благородства!

there’s no heart, no nobility in you!

Вы мне мерзки, гадки, чужой, да, чужой! 

You’re disgusting, vile, a stranger, yes, a total stranger to me!’

– с болью и злобой произнесла она это ужасное для себя слово чужой.

With pain and spite she uttered this word so terrible for her – ‘stranger’.

Он поглядел на неё,

He looked at her,

и злоба, выразившаяся на её лице, испугала и удивила его.

and the spite that showed on her face frightened and astonished him.

Он не понимал того, что его жалость к ней раздражала её.

He did not understand that his pity for her exasperated her.

Она видела в нём к себе сожаленье, но не любовь.

In him she saw pity for herself, but no love.

«Нет, она ненавидит меня.

‘No, she hates me.

Она не простит», – подумал он.

She won’t forgive me,’ he thought.

– Это ужасно! Ужасно! – проговорил он.

‘This is terrible! Terrible!’ he said.

В это время в другой комнате, вероятно упавши, закричал ребёнок;

Just then a child, who had probably fallen down, started crying in the other room.

Дарья Александровна прислушалась,

Darya Alexandrovna listened

и лицо её вдруг смягчилось.

and her face suddenly softened.

Она, видимо, опоминалась несколько секунд,

It clearly took her a few seconds to pull herself together,

как бы не зная, где она и что ей делать,

as if she did not know where she was or what to do,

и, быстро вставши, тронулась к двери.

then she got up quickly and went to the door.

«Ведь любит же она моего ребёнка, – подумал он,

‘But she does love my child,’ he thought,

заметив изменение её лица при крике ребёнка, – моего ребёнка;

noticing the change in her face at the child’s cry, ‘my child

как же она может ненавидеть меня?»

– so how can she hate me?’

– Долли, ещё одно слово, – проговорил он, идя за нею.

‘One word more, Dolly,’ he said, going after her.

– Если вы пойдёте за мной, я позову людей, детей!

‘If you come after me, I’ll call the servants, the children!

Пускай все знают, что вы подлец!

Let everybody know you’re a scoundrel!

Я уезжаю нынче, а вы живите здесь с своею любовницей!

I’m leaving today, and you can live here with your mistress!’

И она вышла, хлопнув дверью.

And she went out, slamming the door.

Степан Аркадьич вздохнул,

Stepan Arkadyich sighed,

отёр лицо и тихими шагами пошёл из комнаты.

wiped his face and with quiet steps started out of the room.

«Матвей говорит: – образуется; но как?

‘Matvei says it will shape up – but how?

Я не вижу даже возможности.

I don’t see even a possibility.

Ах, ах, какой ужас!

Ah, ah, how terrible!

И как тривиально она кричала, – говорил он сам себе,

And what trivial shouting,’ he said to himself,

вспоминая её крик и слова: – подлец и любовница. 

remembering her cry and the words ‘scoundrel’ and ‘mistress’.

– И, может быть, девушки слыхали!

‘And the maids may have heard!

Ужасно тривиально, ужасно».

Terribly trivial, terribly!’

Степан Аркадьич постоял несколько секунд один, отёр глаза,

Stepan Arkadyich stood alone for a few seconds, wiped his eyes,

вздохнул и, выпрямив грудь, вышел из комнаты.

sighed, and, squaring his shoulders, walked out of the room.

Была пятница, и в столовой часовщик-немец заводил часы.

It was Friday and the German clockmaker was winding the clock in the dining room.

Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике,

Stepan Arkadyich remembered his joke about this punctilious, bald-headed man,

что немец «сам был заведён на всю жизнь, чтобы заводить часы», – и улыбнулся.

that the German ‘had been wound up for life himself, so as to keep winding clocks’ – and smiled.

Степан Аркадьич любил хорошую шутку.

Stepan Arkadyich loved a good joke.

«А может быть, и образуется!

‘But maybe it will shape up!

Хорошо словечко: – образуется, – подумал он. 

A nice little phrase: shape up,’ he thought.

– Это надо рассказать».

‘It bears repeating.’

– Матвей! – крикнул он, 

‘Matvei!’ he called.

– так устрой же всё там с Марьей в диванной для Анны Аркадьевны, – сказал он явившемуся Матвею.

‘You and Marya arrange things for Anna Arkadyevna there in the sitting room,’ he said to Matvei as he came in.

– Слушаю-с.

‘Very good, sir!’

Степан Аркадьич надел шубу и вышел на крыльцо.

Stepan Arkadyich put on his fur coat and went out to the porch.

– Кушать дома не будете? – сказал провожавший Матвей.

‘You won’t be dining at home?’ Matvei asked, seeing him off.

– Как придётся.

‘That depends.

Да вот возьми на расходы, – сказал он, подавая десять рублей из бумажника. 

And here’s something for expenses,’ he said, giving him ten roubles from his wallet.

– Довольно будет?

‘Will that be enough?’

– Довольно ли, не довольно, видно обойтись надо, – сказал Матвей,

‘Enough or not, it’ll have to do,’ Matvei said,

захлопывая дверку и отступая на крыльцо.

shutting the carriage door and stepping back on to the porch.

Дарья Александровна между тем, успокоив ребёнка

Meanwhile Darya Alexandrovna, having quieted the child

и по звуку кареты поняв, что он уехал,

and understanding from the sound of the carriage that he had left,

вернулась опять в спальню.

went back to the bedroom.

Это было единственное убежище её от домашних забот,

This was her only refuge from household cares,

которые обступали её, как только она выходила.

which surrounded her the moment she stepped out.

Уже и теперь, в то короткое время, когда она выходила в детскую,

Even now, during the short time she had gone to the children’s room,

англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов,

the English governess and Matryona Filimonovna had managed to ask her several questions

не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить:

that could not be put off and that she alone could answer:

– что надеть детям на гулянье?

what should the children wear for their walk?

давать ли молоко?

should they have milk?

не послать ли за другим поваром?

should not another cook be sent for?

– Ах, оставьте, оставьте меня! – сказала она

‘Ah, let me be, let me be!’ she said,

и, вернувшись в спальню,

and, returning to the bedroom,

села опять на то же место, где она говорила с мужем,

she again sat down in the same place where she had talked with her husband,

сжав исхудавшие руки с кольцами, спускавшимися с костлявых пальцев,

clasped her wasted hands with the rings slipping off her bony fingers,

и принялась перебирать в воспоминании весь бывший разговор.

and began turning the whole conversation over in her mind.

«Уехал! Но чем же кончил он с нею? – думала она. 

‘He left! But how has he ended it with her?’ she thought.

– Неужели он видает её?

‘Can it be he still sees her?

Зачем я не спросила его?

Why didn’t I ask him?

Нет, нет, сойтись нельзя.

No, no, we can’t come together again.

Если мы и останемся в одном доме – мы чужие.

Even if we stay in the same house – we’re strangers.

Навсегда чужие!» – повторила она опять с особенным значением это страшное для неё слово.

Forever strangers!’ She repeated again with special emphasis this word that was so terrible for her.

«А как я любила, боже мой, как я любила его!.. Как я любила!

‘And how I loved him, my God, how I loved him! … How I loved him!

И теперь разве я не люблю его?

And don’t I love him now?

Не больше ли, чем прежде, я люблю его?

Don’t I love him more than before?

Ужасно, главное, то…» – начала она,

The most terrible thing is …’ she began,

но не докончила своей мысли,

but did not finish her thought,

потому что Матрёна Филимоновна высунулась из двери.

because Matryona Filimonovna stuck her head in at the door.

– Уж прикажите за братом послать, – сказала она, 

‘Maybe we ought to send for my brother,’ she said.

– всё он изготовит обед;

‘He can at least make dinner.

а то, по-вчерашнему, до шести часов дети не евши.

Otherwise the children won’t eat before six o’clock, like yesterday.’

– Ну, хорошо, я сейчас выйду и распоряжусь.

‘Well, all right, I’ll come and give orders at once.

Да послали ли за свежим молоком?

Have you sent for fresh milk?’

И Дарья Александровна погрузилась в заботы дня

And Darya Alexandrovna plunged into her daily cares

и потопила в них на время своё горе.

and drowned her grief in them for a time.

V

V

Степан Аркадьич в школе учился хорошо благодаря своим хорошим способностям,

Stepan Arkadyich had had an easy time at school, thanks to his natural abilities,

но был ленив и шалун и потому вышел из последних;

but he was lazy and mischievous and therefore came out among the last.

но, несмотря на свою всегда разгульную жизнь, небольшие чины и нестарые годы,

Yet, despite his dissipated life, none-too-high rank and none-too-ripe age,

он занимал почётное и с хорошим жалованьем место начальника в одном из московских присутствий.

he occupied a distinguished and well-paid post as head of one of the Moscow offices.

Место это он получил чрез мужа сестры Анны, Алексея Александровича Каренина,

This post he had obtained through Alexei Alexandrovich Karenin, his sister Anna’s husband,

занимавшего одно из важнейших мест в министерстве, к которому принадлежало присутствие;

who occupied one of the most important positions in the ministry to which the office belonged;

но если бы Каренин не назначил своего шурина на это место,

but if Karenin had not appointed his brother-in-law to it,

то чрез сотню других лиц, братьев, сестёр, родных, двоюродных, дядей, теток, Стива Облонский получил бы это место или другое подобное,

then Stiva Oblonsky would have obtained the post through a hundred other persons – brothers, sisters, relations, cousins, uncles, aunts – or another like it,

тысяч в шесть жалованья, которые ему были нужны,

with a salary of some six thousand, which he needed,

так как дела его, несмотря на достаточное состояние жены, были расстроены.

because his affairs, despite his wife’s ample fortune, were in disarray.

Половина Москвы и Петербурга была родня и приятели Степана Аркадьича.

Half Moscow and Petersburg were relatives or friends of Stepan Arkadyich.

Он родился в среде тех людей, которые были и стали сильными мира сего.

He had been born into the milieu of those who were or had become the mighty of this world.

Одна треть государственных людей, стариков,

One-third of the state dignitaries, the elders,

были приятелями его отца и знали его в рубашечке;

were his father’s friends and had known him in petticoats;

другая треть были с ним на «ты»,

another third were on familiar terms with him,

а третья треть были хорошие знакомые;

and the final third were good acquaintances;

следовательно, раздаватели земных благ в виде мест, аренд, концессий и тому подобного

consequently, the distributors of earthly blessings, in the form of positions, leases, concessions and the like,

были все ему приятели и не могли обойти своего;

were all friends of his and could not pass over one of their own;

и Облонскому не нужно было особенно стараться, чтобы получить выгодное место;

and Oblonsky did not have to try especially hard to obtain a profitable post;

нужно было только не отказываться, не завидовать, не ссориться, не обижаться,

all he had to do was not refuse, not envy, not quarrel, not get offended,

чего он, по свойственной ему доброте, никогда и не делал.

which, owing to his natural kindness, he never did anyway.

Ему бы смешно показалось, если б ему сказали,

It would have seemed laughable to him if he had been told

что он не получит места с тем жалованьем, которое ему нужно,

that he would not get a post with the salary he needed,

тем более что он и не требовал чего-нибудь чрезвычайного;

the more so as he did not demand anything excessive;

он хотел только того, что получали его сверстники,

he only wanted what his peers were getting,

а исполнять такого рода должность мог он не хуже всякого другого.

and he could fill that sort of position no worse than anyone else.

Степана Аркадьича не только любили все знавшие его за его добрый, весёлый нрав и несомненную честность,

Stepan Arkadyich was not only liked by all who knew him for his kind, cheerful temper and unquestionable honesty,

но в нём, в его красивой, светлой наружности, блестящих глазах, чёрных бровях, волосах, белизне и румянце лица, было что-то,

but there was in him, in his handsome, bright appearance, shining eyes, black brows and hair, the whiteness and ruddiness of his face, something that

физически действовавшее дружелюбно и весело на людей, встречавшихся с ним.

physically made an amiable and cheerful impression on the people he met.

«Ага! Стива! Облонский! Вот и он!»

‘Aha! Stiva! Oblonsky! Here he is!’

– почти всегда с радостною улыбкой говорили, встречаясь с ним.

they would almost always say with a joyful smile on meeting him.

Если и случалось иногда,

And if it sometimes happened

что после разговора с ним оказывалось, что ничего особенно радостного не случилось, 

that talking with him produced no especially joyful effect,

– на другой день, на третий опять точно так же все радовались при встрече с ним.

a day or two later they would all rejoice again in the same way when they met him.

Занимая третий год место начальника одного из присутственных мест в Москве,

Serving for the third year as head of one of the Moscow offices,

Степан Аркадьич приобрёл, кроме любви, и уважение сослуживцев, подчинённых, начальников

Stepan Arkadyich had acquired the respect as well as the affection of his colleagues, subordinates, superiors,

и всех, кто имел до него дело.

and all who had dealings with him.

Главные качества Степана Аркадьича, заслужившие ему это общее уважение по службе, состояли,

The main qualities that had earned him this universal respect in the service were,

во-первых, в чрезвычайной снисходительности к людям, основанной в нём на сознании своих недостатков;

first, an extreme indulgence towards people, based on his awareness of his own shortcomings;

во-вторых, в совершенной либеральности,

second, a perfect liberalism,

не той, про которую он вычитал в газетах, но той, что у него была в крови

not the sort he read about in the newspapers, but the sort he had in his blood,

и с которою он совершенно равно и одинаково относился ко всем людям, какого бы состояния и звания они ни были,

which made him treat all people, whatever their rank or status, in a perfectly equal and identical way;

и, в-третьих, – главное

and, third – most important

– в совершенном равнодушии к тому делу, которым он занимался,

– a perfect indifference to the business he was occupied with,

вследствие чего он никогда не увлекался и не делал ошибок.

owing to which he never got carried away and never made mistakes.

Приехав к месту своего служения, Степан Аркадьич, провожаемый почтительным швейцаром,

Arriving at his place of work, Stepan Arkadyich, accompanied by the respectful doorman,

с портфелем прошел в свой маленький кабинет,

went with a portfolio into his small private office,

надел мундир и вошел в присутствие.

put on his uniform, and entered the main office.

Писцы и служащие все встали, весело и почтительно кланяясь.

The scriveners and clerks all rose, bowing cheerfully and respectfully.

Степан Аркадьич поспешно, как всегда, прошёл к своему месту,

Stepan Arkadyich, hastily as always, went to his place,

пожал руки членам и сел.

exchanged handshakes with the members and sat down.

Он пошутил и поговорил, ровно сколько это было прилично, и начал занятия.

He joked and talked exactly as much as was proper and then got down to work.

Никто вернее Степана Аркадьича не умел найти ту границу свободы, простоты и официальности,

No one knew more surely than Stepan Arkadyich how to find the limits of freedom, simplicity and officialness

которая нужна для приятного занятия делами.

necessary for getting work done in a pleasant way.

Секретарь весело и почтительно, как и все в присутствии Степана Аркадьича,

The secretary, cheerful and respectful as was everyone in Stepan Arkadyich’s presence,

подошёл с бумагами и проговорил тем фамильярно-либеральным тоном,

approached with some papers and said in that familiarly liberal tone

который введён был Степаном Аркадьичем:

which had been introduced by Stepan Arkadyich:

– Мы таки добились сведения из Пензенского губернского правления.

‘We did after all obtain information from the Penza provincial office.

Вот, не угодно ли…

Here, if you please …’

– Получили наконец? – проговорил Степан Аркадьич, закладывая пальцем бумагу. 

‘So you finally got it?’ said Stepan Arkadyich, marking the page with his finger.

– Ну-с, господа… – И присутствие началось.

‘Well, gentlemen …’ And the work began.

«Если б они знали, – думал он,

‘If they only knew,’ he thought,

с значительным видом склонив голову при слушании доклада, 

inclining his head gravely as he listened to the report,

– каким виноватым мальчиком полчаса тому назад был их председатель!»

‘what a guilty boy their chairman was half an hour ago!’

– И глаза его смеялись при чтении доклада…

And his eyes were laughing as the report was read.

До двух часов занятия должны были идти не прерываясь,

The work had to go on without interruption till two o’clock,

а в два часа – перерыв и завтрак.

and then there would be a break for lunch.

Ещё не было двух часов,

It was not yet two

когда большие стеклянные двери залы присутствия вдруг отворились, и кто-то вошёл.

when the big glass door of the office suddenly opened and someone came in.

Все члены из-под портрета и из-за зерцала, обрадовавшись развлечению, оглянулись на дверь;

All the members, from under the imperial portrait and behind the zertsalo[8] turned towards the door, glad of the diversion;

но сторож, стоявший у двери, тотчас же изгнал вошедшего

but the porter at once banished the intruder

и затворил за ним стеклянную дверь.

and closed the glass door behind him.

Когда дело было прочтено, Степан Аркадьич встал, потянувшись,

When the case had been read, Stepan Arkadyich stood up, stretched,

и, отдавая дань либеральности времени,

and, giving the liberalism of the time its due,

в присутствии достал папироску и пошёл в свой кабинет.

took out a cigarette while still in the room, then went into his private office.

Два товарища его, старый служака Никитин и камер-юнкер Гриневич, вышли с ним.

His two comrades, the veteran Nikitin and Grinevich, followed him out.

– После завтрака успеем кончить, – сказал Степан Аркадьич.

‘We’ll have time to finish after lunch,’ said Stepan Arkadyich.

– Как ещё успеем! – сказал Никитин.

‘That we will!’ said Nikitin.

– А плут порядочный должен быть этот Фомин, – сказал Гриневич об одном из лиц,

‘And he must be a regular crook, this Fomin,’ Grinevich said of one of the people

участвовавших в деле, которое они разбирали.

involved in the case they were considering.

Степан Аркадьич поморщился на слова Гриневича,

Stepan Arkadyich winced at Grinevich’s words,

давая этим чувствовать, что неприлично преждевременно составлять суждение,

thereby letting it be felt that it was inappropriate to form a premature judgement,

и ничего ему не ответил.

and did not reply to him.

– Кто это входил? – спросил он у сторожа.

‘Who was it that came in?’ he asked the porter.

– Какой-то, ваше превосходительство,

‘Some man, your excellency,

без спросу влез, только я отвернулся.

slipped in the moment I turned my back.

Вас спрашивали.

He asked for you.

Я говорю: – когда выйдут члены, тогда…

I said when the members leave, then …’

– Где он?

‘Where is he?’

– Нешто вышел в сени, а то всё тут ходил.

‘Went out to the front hall most likely, and before that he kept pacing around here.

Этот самый, – сказал сторож,

That’s the one,’ the porter said,

указывая на сильно сложённого широкоплечего человека с курчавою бородой,

pointing to a strongly built, broad-shouldered man with a curly beard,

который, не снимая бараньей шапки,

who, without taking off his lamb-skin hat,

быстро и легко взбегал наверх по стёртым ступенькам каменной лестницы.

was quickly and lightly running up the worn steps of the stone stairway.

Один из сходивших вниз с портфелем худощавый чиновник, приостановившись,

One skinny clerk going down with a portfolio paused,

неодобрительно посмотрел на ноги бегущего

looked disapprovingly at the running man’s feet,

и потом вопросительно взглянул на Облонского.

and then glanced questioningly at Oblonsky.

Степан Аркадьич стоял над лестницей.

Stepan Arkadyich stood at the top of the stairs.

Добродушно сияющее лицо его из-за шитого воротника мундира просияло ещё более,

His face, beaming good-naturedly from behind the embroidered uniform collar, beamed still more

когда он узнал вбегавшего.

when he recognized the man who was running up.

– Так и есть! Левин, наконец! – проговорил он с дружескою, насмешливою улыбкой,

‘So it’s he! Levin, at last!’ he said with a friendly, mocking smile,

оглядывая подходившего к нему Левина. 

looking Levin over as he approached.

– Как это ты не побрезгал найти меня в этом вертепе? – сказал Степан Аркадьич,

‘How is it you don’t scorn to come looking for me in this den? said Stepan Arkadyich,

не довольствуясь пожатием руки и целуя своего приятеля. 

not satisfied with a handshake, but kissing his friend.

– Давно ли?

‘Been here long?’

– Я сейчас приехал, и очень хотелось тебя видеть, – отвечал Левин,

‘I just arrived, and wanted very much to see you,’ Levin replied,

застенчиво и вместе с тем сердито и беспокойно оглядываясь вокруг.

looking around bashfully and at the same time crossly and uneasily.

– Ну, пойдём в кабинет, – сказал Степан Аркадьич,

‘Well, let’s go to my office,’ said Stepan Arkadyich,

знавший самолюбивую и озлобленную застенчивость своего приятеля;

knowing his friend’s proud and irascible shyness;

и, схватив его за руку, он повлёк его за собой,

and, taking him by the arm, he drew him along,

как будто проводя между опасностями.

as if guiding him through dangers.

Степан Аркадьич был на «ты» почти со всеми своими знакомыми:

Stepan Arkadyich was on familiar terms with almost all his acquaintances:

– со стариками шестидесяти лет, с мальчиками двадцати лет,

with old men of sixty and with boys of twenty,

с актёрами, с министрами,

with actors, ministers,

с купцами и с генерал-адъютантами,

merchants and imperial adjutants,

так что очень многие из бывших с ним на «ты» находились на двух крайних пунктах общественной лестницы

so that a great many of those who were his intimates occupied opposite ends of the social ladder

и очень бы удивились, узнав, что имеют через Облонского что-нибудь общее.

and would have been very surprised to learn they had something in common through Oblonsky.

Он был на «ты» со всеми, с кем пил шампанское,

He was on familiar terms with everyone with whom he drank champagne,

а пил он шампанское со всеми,

and he drank champagne with everyone;

и поэтому, в присутствии своих подчинённых

therefore when, in the presence of his subordinates,

встречаясь с своими постыдными «ты»,

he met his ‘disreputable familiars’,

как он называл шутя многих из своих приятелей,

as he jokingly called many of his friends,

он, со свойственным ему тактом, умел уменьшать неприятность этого впечатления для подчинённых.

he was able, with his peculiar tact, to lessen the unpleasantness of the impression for his subordinates.

Левин не был постыдный «ты»,

Levin was not a disreputable familiar,

но Облонский с своим тактом почувствовал, что Левин думает,

but Oblonsky sensed that Levin was thinking

что он пред подчинёнными может не желать выказать свою близость с ним,

he might not want to show his closeness to him in front of his staff,

и потому поторопился увести его в кабинет.

and therefore hastened to take him to his office.

Левин был почти одних лет с Облонским и с ним на «ты» не по одному шампанскому.

Levin was almost the same age as Oblonsky and was his familiar not only in the champagne line.

Левин был его товарищем и другом первой молодости.

Levin had been the comrade and friend of his early youth.

Они любили друг друга, несмотря на различие характеров и вкусов,

They loved each other, in spite of the difference in their characters and tastes,

как любят друг друга приятели, сошедшиеся в первой молодости.

as friends love each other who become close in early youth.

Но, несмотря на это, как часто бывает между людьми, избравшими различные роды деятельности,

But in spite of that, as often happens between people who have chosen different ways,

каждый из них, хотя, рассуждая, и оправдывал деятельность другого,

each of them, while rationally justifying the other’s activity,

в душе презирал её.

despised it in his heart.

Каждому казалось, что та жизнь, которую он сам ведёт,

To each of them it seemed that the life he led

есть одна настоящая жизнь,

was the only real life,

а которую ведёт приятель – есть только призрак.

and the one his friend led was a mere illusion.

Облонский не мог удержать лёгкой насмешливой улыбки при виде Левина.

Oblonsky could not repress a slightly mocking smile at the sight of Levin.

Уж который раз он видел его приезжавшим в Москву из деревни, где он что-то делал,

So many times he had seen him come to Moscow from the country, where he did something or other,

но что именно, того Степан Аркадьич никогда не мог понять хорошенько,

though Stepan Arkadyich could never understand precisely what,

да и не интересовался.

nor did it interest him.

Левин приезжал в Москву всегда взволнованный, торопливый,

Levin always came to Moscow agitated, hurried,

немножко стеснённый и раздражённый этою стеснённостью

a little uneasy, and annoyed at this uneasiness,

и большею частью с совершенно новым, неожиданным взглядом на вещи.

and most often with a completely new, unexpected view of things.

Степан Аркадьич смеялся над этим и любил это.

Stepan Arkadyich laughed at this and loved it.

Точно так же и Левин в душе презирал и городской образ жизни своего приятеля и его службу,

In just the same way, at heart Levin despised both his friend’s city style of life and his job,

которую считал пустяками,

which he regarded as trifling,

и смеялся над этим.

and he laughed at it all.

Но разница была в том, что Облонский, делая, что все делают,

But the difference was that Oblonsky, while doing as everyone else did,

смеялся самоуверенно и добродушно,

laughed confidently and good-naturedly,

а Левин не самоуверенно и иногда сердито.

whereas Levin laughed unconfidently and sometimes crossly.

– Мы тебя давно ждали, – сказал Степан Аркадьич,

‘We’ve long been expecting you,’ said Stepan Arkadyich,

войдя в кабинет и выпустив руку Левина,

going into his office and releasing Levin’s arm,

как бы этим показывая, что тут опасности кончились. 

as if to show that the dangers were past.

– Очень, очень рад тебя видеть, – продолжал он. 

‘I’m very, very glad to see you,’ he went on.

– Ну, что ты? Как? Когда приехал?

‘Well, how are you doing? When did you arrive?’

Левин молчал, поглядывая на незнакомые ему лица двух товарищей Облонского

Levin was silent, glancing at the unfamiliar faces of Oblonsky’s two colleagues

и в особенности на руку элегантного Гриневича,

and especially at the elegant Grinevich’s hands,

с такими белыми длинными пальцами,

with such long white fingers,

с такими длинными жёлтыми, загибавшимися в конце ногтями

such long yellow nails curving at the tips,

и такими огромными блестящими запонками на рубашке,

and such huge glittering cuff links on his sleeves,

что эти руки, видимо, поглощали всё его внимание

that these hands clearly absorbed all his attention

и не давали ему свободы мысли.

and did not allow him any freedom of thought.

Облонский тотчас заметил это и улыбнулся.

Oblonsky noticed it at once and smiled.

– Ах да, позвольте вас познакомить, – сказал он. 

‘Ah, yes, let me introduce you,’ he said.

– Мои товарищи:

‘My colleagues:

– Филипп Иваныч Никитин, Михаил Станиславич Гриневич, 

Filipp Ivanych Nikitin, Mikhail Stanislavich Grinevich,’

– и обратившись к Левину:

and turning to Levin:

– земский деятель, новый земский человек,

‘A zemstvo activist[10] a new zemstvo man,

гимнаст, поднимающий одною рукой пять пудов, скотовод и охотник

a gymnast, lifts a hundred and fifty pounds with one hand, a cattle-breeder and hunter,

и мой друг, Константин Дмитрич Левин, брат Сергея Иваныча Кознышева.

and my friend, Konstantin Dmitrich Levin, the brother of Sergei Ivanych Koznyshev.’

– Очень приятно, – сказал старичок.

‘Very pleased,’ said the little old man.

– Имею честь знать вашего брата, Сергея Иваныча, – сказал Гриневич,

‘I have the honour of knowing your brother, Sergei Ivanych,’ said Grinevich,

подавая свою тонкую руку с длинными ногтями.

proffering his slender hand with its long nails.

Левин нахмурился, холодно пожал руку и тотчас же обратился к Облонскому.

Levin frowned, shook the hand coldly, and turned at once to Oblonsky.

Хотя он имел большое уважение к своему, известному всей России, одноутробному брату писателю,

Though he had great respect for his maternal half-brother, a writer known to all Russia,

однако он терпеть не мог, когда к нему обращались не как к Константину Левину, а как к брату знаменитого Кознышева.

nevertheless he could not stand being addressed as the brother of the famous Koznyshev rather than as Konstantin Levin.

– Нет, я уже не земский деятель.

‘No, I’m no longer a zemstvo activist.

Я со всеми разбранился и не езжу больше на собрания, – сказал он, обращаясь к Облонскому.

I’ve quarrelled with them all and no longer go to the meetings,’ he said, addressing Oblonsky.

– Скоро же! – с улыбкой сказал Облонский. 

‘That was quick!’ Oblonsky said with a smile.

– Но как? отчего?

‘But how? why?’

– Длинная история.

‘A long story.

Я расскажу когда-нибудь, – сказал Левин,

I’ll tell you some day,’ said Levin,

но сейчас же стал рассказывать. 

but he began telling it at once.

– Ну, коротко сказать,

‘Well, to make it short,

я убедился, что никакой земской деятельности нет и быть не может, 

I became convinced that there is not and cannot be any zemstvo activity.’

– заговорил он, как будто кто-то сейчас обидел его, 

He spoke as if someone had just offended him.

– с одной стороны, игрушка, играют в парламент,

‘On the one hand, it’s just a plaything, they play at parliament,

а я ни достаточно молод, ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками;

and I’m neither young enough nor old enough to amuse myself with playthings.

а с другой (он заикнулся) стороны,

And on the other …’ (he faltered) ‘hand,

это – средство для уездной coterie наживать деньжонки…

it’s a way for the district coterie to make a little money.

Прежде были опеки, суды,

Before there were custodies, courts,

а теперь земство, не в виде взяток,

but now it’s the zemstvo . .. not in the form of bribes,

а в виде незаслуженного жалованья, 

but in the form of unearned salaries.’

– говорил он так горячо,

He spoke as hotly

как будто кто-нибудь из присутствовавших оспаривал его мнение.

as if someone there had argued against his opinion[11]

– Эге! Да ты, я вижу, опять в новой фазе, в консервативной, – сказал Степан Аркадьич. 

‘Oho! I see you’re in a new phase again, a conservative one,’ said Stepan Arkadyich.

– Но, впрочем, после об этом.

‘However, of that later.’

– Да, после. Но мне нужно было тебя видеть, – сказал Левин,

‘Yes, later. But I had to see you,’ Levin said,

с ненавистью вглядываясь в руку Гриневича.

looking with hatred at Grinevich’s hand.

Степан Аркадьич чуть заметно улыбнулся.

Stepan Arkadyich smiled almost imperceptibly.

– Как же ты говорил, что никогда больше не наденешь европейского платья? – сказал он,

‘Didn’t you say you’d never put on European clothes again?’ he said,

оглядывая его новое, очевидно от французского портного, платье. 

looking over his new clothes, obviously from a French tailor.

– Так! я вижу: – новая фаза.

‘So! I see – a new phase.’

Левин вдруг покраснел,

Levin suddenly blushed,

но не так, как краснеют взрослые люди, 

but not as grown-up people blush

– слегка, сами того не замечая,

– slightly, unaware of it themselves

но так, как краснеют мальчики, 

– but as boys do,

– чувствуя, что они смешны своей застенчивостью,

feeling that their bashfulness makes them ridiculous,

и вследствие того стыдясь и краснея ещё больше, почти до слёз.

becoming ashamed as a result, and blushing even more, almost to the point of tears.

И так странно было видеть это умное, мужественное лицо в таком детском состоянии,

And it was so strange to see that intelligent, manly face in such a childish state

что Облонский перестал смотреть на него.

that Oblonsky stopped looking at him.

– Да, где ж увидимся?

‘So where shall we see each other?

Ведь мне очень, очень нужно поговорить с тобою, – сказал Левин.

I need very, very much to have a talk with you,’ said Levin.

Облонский как будто задумался:

Oblonsky appeared to reflect.

– Вот что:

‘I’ll tell you what:

– поедем к Гурину завтракать и там поговорим.

let’s go to Gourin’s for lunch and talk there.

До трёх я свободен.

I’m free until three.’

– Нет, – подумав, отвечал Левин, 

‘No,’ Levin replied after a moment’s thought,

– мне ещё надо съездить.

‘I still have to go somewhere.’

– Ну, хорошо, так обедать вместе.

‘Well, all right, then let’s dine together.’

– Обедать?

‘Dine?

Да мне ведь ничего особенного, только два слова сказать, спросить,

But I have nothing special to say or ask, just a couple of words,

а после потолкуем.

and we can have a chat later.’

– Так сейчас и скажи два слова, а беседовать за обедом.

‘Then tell me the couple of words now, and we can discuss things over dinner.’

– Два слова вот какие, – сказал Левин, 

‘The couple of words are these …’ said Levin.

– впрочем, ничего особенного.

‘Anyway, it’s nothing special.’

Лицо его вдруг приняло злое выражение,

His face suddenly acquired an angry expression,

происходившее от усилия преодолеть свою застенчивость.

which came from the effort to overcome his bashfulness.

– Что Щербацкие делают?

‘What are the Shcherbatskys doing?

Всё по-старому? – сказал он.

The same as ever?’ he said.

Степан Аркадьич, знавший уже давно, что Левин был влюблён в его свояченицу Кити,

Stepan Arkadyich, who had known for a long time that Levin was in love with his sister-in-law Kitty,

чуть заметно улыбнулся,

smiled almost imperceptibly

и глаза его весело заблестели.

and his eyes shone merrily.

– Ты сказал, два слова,

‘A couple of words, you said,

а я в двух словах ответить не могу, потому что…

but I can’t answer in a couple of words, because …

Извини на минутку…

Excuse me a moment…’

Вошёл секретарь,

The secretary came in

с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем секретарям, скромным сознанием своего превосходства пред начальником в знании дел,

with familiar deference and a certain modest awareness, common to all secretaries, of his superiority to his chief in the knowledge of business,

подошёл с бумагами к Облонскому

approached Oblonsky with some papers

и стал, под видом вопроса, объяснять какое-то затруднение.

and, in the guise of a question, began explaining some difficulty.

Степан Аркадьич, не дослушав,

Stepan Arkadyich, without listening to the end,

положил ласково свою руку на рукав секретаря.

placed his hand benignly on the secretary’s sleeve.

– Нет, вы уж так сделайте, как я говорил, – сказал он, улыбкой смягчая замечание,

‘No, just do as I told you,’ he said, softening the remark with a smile,

и, кратко объяснив, как он понимает дело, отодвинул бумаги и сказал:

and after briefly explaining the matter as he understood it, he pushed the papers aside, saying:

– Так и сделайте. Пожалуйста, так, Захар Никитич.

‘Do it that way, please, Zakhar Nikitich.’

Сконфуженный секретарь удалился.

The abashed secretary withdrew.

Левин, во время совещания с секретарём совершенно оправившись от своего смущения,

Levin, who during this conference with the secretary had recovered completely from his embarrassment,

стоял, облокотившись обеими руками на стул,

stood with both elbows resting on the chair back,

и на лице его было насмешливое внимание.

a look of mocking attention on his face.

– Не понимаю, не понимаю, – сказал он.

‘I don’t understand, I don’t understand,’ he said.

– Чего ты не понимаешь? 

‘What don’t you understand?’

– так же весело улыбаясь и доставая папироску, сказал Облонский.

said Oblonsky, with the same cheerful smile, taking out a cigarette.

Он ждал от Левина какой-нибудь странной выходки.

He expected some strange escapade from Levin.

– Не понимаю, что вы делаете, – сказал Левин, пожимая плечами. 

‘I don’t understand what you do,’ Levin said with a shrug.

– Как ты можешь это серьёзно делать?

‘How can you do it seriously?’

– Отчего?

‘Why not?’

– Да оттого, что нечего делать.

‘Why, because there’s nothing to do.’

– Ты так думаешь, но мы завалены делом.

‘That’s what you think, but we’re buried in work.’

– Бумажным. Ну да, у тебя дар к этому, – прибавил Левин.

‘Paperwork. Ah, well, you do have a gift for that,’ Levin added.

– То есть, ты думаешь, что у меня есть недостаток чего-то?

‘That is, you think I’m lacking in something?’

– Может быть, и да, – сказал Левин. 

‘Maybe so,’ said Levin.

– Но всё-таки я любуюсь на твоё величие

‘But all the same I admire your grandeur

и горжусь, что у меня друг такой великий человек.

and am proud that my friend is such a great man.

Однако ты мне не ответил на мой вопрос, – прибавил он,

However, you didn’t answer my question,’ he added,

с отчаянным усилием прямо глядя в глаза Облонскому.

with a desperate effort to look straight into Oblonsky’s eyes.

– Ну, хорошо, хорошо.

‘Well, all right, all right.

Погоди ещё, и ты придёшь к этому.

Wait a while, and you’ll come round to the same thing.

Хорошо, как у тебя три тысячи десятин в Каразинском уезде,

It’s all right so long as you’ve got eight thousand acres in the Karazin district,

да такие мускулы, да свежесть, как у двенадцатилетней девочки, 

and those muscles, and the freshness of a twelve-year-old girl

– а придёшь и ты к нам.

– but you’ll join us some day.

Да, так о том, что ты спрашивал:

Yes, as for what you asked about:

– перемены нет, но жаль, что ты так давно не был..

nothing’s changed, but it’s too bad you haven’t been there for so long.’

– А что? – испуганно спросил Левин.

‘Why?’ Levin asked timorously.

– Да ничего, – отвечал Облонский. – Мы поговорим.

‘No, nothing,’ Oblonsky replied. ‘We’ll talk.

Да ты зачем, собственно, приехал?

But why in fact did you come?’

– Ах, об этом тоже поговорим после, 

‘Oh, we’ll talk about that later as well,’

– опять до ушей покраснев, сказал Левин.

Levin said, again blushing to the ears.

– Ну, хорошо. Понятно, – сказал Степан Аркадьич. 

‘Well, all right. Understood,’ said Stepan Arkadyich.

– Так видишь ли: – я бы позвал тебя к себе,

‘You see, I’d invite you to our place,

но жена не совсем здорова.

but my wife is not quite well.

А вот что: – если ты хочешь их видеть,

You know what: if you want to see them,

они, наверное, нынче в Зоологическом саду от четырёх до пяти.

they’ll certainly be in the Zoological Garden today from four to five.

Кити на коньках катается.

Kitty goes skating there.

Ты поезжай туда,

Go there yourself,

а я заеду, и вместе куда-нибудь обедать.

and I’ll join you, and we’ll dine together somewhere.’

– Прекрасно, до свидания же.

‘Excellent. See you later, then.’

– Смотри же, ты ведь, я тебя знаю,

‘Watch out, I know you,

забудешь или вдруг уедешь в деревню! – смеясь, прокричал Степан Аркадьич.

don’t forget or suddenly leave for the country!’ Stepan Arkadyich called out with a laugh.

– Нет, верно.

‘Certainly not.’

И, вспомнив о том, что он забыл поклониться товарищам Облонского, только когда он был уже в дверях,

And, remembering only at the door that he had forgotten to take leave of Oblonsky’s colleagues,

Левин вышел из кабинета.

Levin walked out of the office.

– Должно быть, очень энергический господин, – сказал Гриневич, когда Левин вышел.

‘Must be a very energetic gentleman,’ said Grinevich, after Levin left.

– Да, батюшка, – сказал Степан Аркадьич, покачивая головой, 

‘Yes, old man,’ Stepan Arkadyich said, nodding,

– вот счастливец!

‘there’s a lucky one!

Три тысячи десятин в Каразинском уезде,

Eight thousand acres in the Karazin district,

всё впереди, и свежести сколько!

everything to look forward to, and so much freshness!

Не то что наш брат.

Not like our sort.’

– Что ж вы-то жалуетесь, Степан Аркадьич?

‘What do you have to complain about, Stepan Arkadyich?’

– Да скверно, плохо, – сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув.

‘Oh, it’s bad, awful,’ Stepan Arkadyich said with a heavy sigh.

VI

VI

Когда Облонский спросил у Левина, зачем он, собственно, приехал,

When Oblonsky had asked Levin why in fact he had come,

Левин покраснел и рассердился на себя за то, что покраснел,

Levin had blushed and became angry with himself for blushing,

потому что он не мог ответить ему:

because he could not answer:

– «Я приехал сделать предложение твоей свояченице»,

‘I’ve come to propose to your sister-in-law,’

хотя он приехал только за этим.

though he had come only for that.

Дома Левиных и Щербацких были старые дворянские московские дома

The houses of Levin and Shcherbatsky were old noble Moscow houses

и всегда были между собою в близких и дружеских отношениях.

and had always been in close and friendly relations with each other.

Связь эта утвердилась ещё больше во время студенчества Левина.

This connection had strengthened still more during Levin’s student days.

Он вместе готовился и вместе поступил в университет с молодым князем Шербацким, братом Долли и Кити.

He had prepared for and entered the university together with the young prince Shcherbatsky, brother of Dolly and Kitty.

В это время Левин часто бывал в доме Щербацких и влюбился в дом Щербацких.

In those days Levin had frequented the Shcherbatskys’ house and had fallen in love with the family.

Как это ни странно может показаться,

Strange as it might seem,

но Константин Левин был влюблён именно в дом, в семью,

Konstantin Levin was in love precisely with the house, the family,

в особенности в женскую половину семьи Щербацких.

especially the female side of it.

Сам Левин не помнил своей матери,

He did not remember his own mother,

и единственная сестра его была старше его,

and his only sister was older than he,

так что в доме Щербацких он в первый раз увидал ту самую среду старого дворянского, образованного и честного семейства,

so that in the Shcherbatskys’ house he saw for the first time the milieu of an old, noble, educated and honourable family,

которой он был лишён смертью отца и матери.

of which he had been deprived by the death of his father and mother.

Все члены этой семьи, в особенности женская половина,

All the members of this family, especially the female side,

представлялись ему покрытыми какою-то таинственною, поэтическою завесой,

seemed to him covered by some mysterious poetic veil,

и он не только не видел в них никаких недостатков,

and he not only saw no defects in them,

но под этою поэтическою, покрывавшею их завесой предполагал самые возвышенные чувства и всевозможные совершенства.

but surmised, behind the cover of this poetic veil, the loftiest feelings and every possible perfection.

Для чего этим трём барышням нужно было говорить через день по-французски и по-английски;

Why these three young ladies had to speak French and English on alternate days;

для чего они в известные часы играли попеременкам на фортепиано,

why at certain hours they took turns playing the piano,

звуки которого всегда слышались у брата наверху,

the sounds of which were heard in their brother’s rooms upstairs,

где занимались студенты;

where the students worked;

для чего ездили эти учителя французской литературы, музыки, рисованья, танцев;

why all these teachers of French literature, music, drawing and dancing came there;

для чего в известные часы все три барышни с m-lle Linon подъезжали в коляске к Тверскому бульвару в своих атласных шубках

why at certain hours all three young ladies, with Mlle Linon, went in a carriage to Tverskoy Boulevard in their fur-lined satin coats

– Долли в длинной, Натали в полудлинной,

– Dolly in a long one, Natalie in a three-quarter one,

а Кити в совершенно короткой,

and Kitty in a quite short one,

так что статные ножки её в туго натянутых красных чулках были на всём виду;

so that her shapely legs in tight-fitting red stockings were in full view;

для чего им, в сопровождении лакея с золотою кокардой на шляпе, нужно было ходить по Тверскому бульвару, 

why they had to stroll along Tverskoy Boulevard accompanied by a footman with a gold cockade on his hat

– всего этого и многого другого, что делалось в их таинственном мире, он не понимал,

– all this and much more that went on in their mysterious world he did not understand;

но знал, что всё, что там делалось, было прекрасно,

but he knew that everything that went on there was beautiful,

и был влюблён именно в эту таинственность совершавшегося.

and he was in love precisely with the mysteriousness of it all.

Во время своего студенчества он чуть было не влюбился в старшую, Долли,

During his student days he nearly fell in love with the eldest one, Dolly,

но её вскоре выдали замуж за Облонского.

but she was soon married to Oblonsky.

Потом он начал влюбляться во вторую.

Then he began falling in love with the second one.

Он как будто чувствовал,

It was as if he felt

что ему надо влюбиться в одну из сестёр,

that he had to fall in love with one of the sisters,

только не мог разобрать, в какую именно.

only he could not make out which one.

Но и Натали, только что показалась в свет,

But Natalie, too, as soon as she appeared in society,

вышла замуж за дипломата Львова.

married the diplomat Lvov.

Кити еще была ребёнок, когда Левин вышел из университета.

Kitty was still a child when Levin left the university.

Молодой Щербацкий, поступив в моряки,

The young Shcherbatsky, having gone into the navy,

утонул в Балтийском море,

was drowned in the Baltic Sea,

и сношения Левина с Щербацкими, несмотря на дружбу его с Облонским,

and Levin’s contacts with the Shcherbatskys, despite his friendship with Oblonsky,

стали более редки.

became less frequent.

Но когда в нынешнем году, в начале зимы, Левин приехал в Москву после года в деревне и увидал Щербацких,

But when, after a year in the country, Levin came to Moscow at the beginning of that winter and saw the Shcherbatskys,

он понял, в кого из трёх ему действительно суждено было влюбиться.

he realized which of the three he had really been destined to fall in love with.

Казалось бы, ничего не могло быть проще того, чтобы ему, хорошей породы,

Nothing could seem simpler than for him, a man of good stock,

скорее богатому, чем бедному человеку, тридцати двух лет,

rich rather than poor, thirty-two years old,

сделать предложение княжне Щербацкой;

to propose to the young princess Shcherbatsky;

по всем вероятностям, его тотчас признали бы хорошею партией.

in all likelihood he would be acknowledged at once as a good match.

Но Левин был влюблён,

But Levin was in love,

и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях,

and therefore it seemed to him that Kitty was so perfect in all respects,

такое существо превыше всего земного,

a being so far above everything earthly,

а он такое земное низменное существо,

while he was such a base earthly being,

что не могло быть и мысли о том,

that it was even unthinkable

чтобы другие и она сама признали его достойным её.

for others or for Kitty herself to acknowledge him as worthy of her.

Пробыв в Москве, как в чаду, два месяца,

After spending two months in Moscow, as if in a daze,

почти каждый день видаясь с Кити в свете,

seeing Kitty almost every day in society,

куда он стал ездить, чтобы встречаться с нею,

which he began to frequent in order to meet her,

Левин внезапно решил, что этого не может быть,

Levin suddenly decided that it could not be

и уехал в деревню.

and left for the country.

Убеждение Левина в том, что этого не может быть, основывалось на том,

Levin’s conviction that it could not be rested on the idea

что в глазах родных он невыгодная, недостойная партия для прелестной Кити,

that in the eyes of her relatives he was an unprofitable, unworthy match for the charming Kitty,

а сама Кити не может любить его.

and that Kitty could not love him.

В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года,

In their eyes, though he was now thirty-two, he did not have any regular, defined activity or position in society, whereas among his comrades

были уже – который полковник и флигель-адъютант, который профессор,

one was already a colonel and imperial aide-de-camp, one a professor,

который директор банка и железных дорог

one the director of a bank and a railway

или председатель присутствия, как Облонский;

or the chief of an office like Oblonsky,

он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других)

while he (he knew very well what he must seem like to others)

был помещик, занимающийся разведением коров,

was a landowner, occupied with breeding cows,

стрелянием дупелей и постройками,

shooting snipe, and building things,

то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло,

that is a giftless fellow who amounted to nothing

и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда не годившиеся люди.

and was doing, in society’s view, the very thing that good-for-nothing people do.

Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он считал себя, человека,

Nor could the mysterious and charming Kitty love such an unattractive man as he considered himself to be,

и, главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.

and above all such a simple man, not distinguished in any way.

Кроме того, его прежние отношения к Кити

Besides that, his former relations with Kitty

– отношения взрослого к ребёнку, вследствие дружбы с её братом, 

– the relations of an adult to a child, because of his friendship with her brother

– казались ему ещё новою преградой для любви.

– seemed to him another new obstacle to love.

Некрасивого, доброго человека, каким он себя считал,

An unattractive, kindly man like himself

можно, полагал он, любить как приятеля,

might, he supposed, be loved as a friend,

но чтобы быть любимым тою любовью, какою он сам любил Кити,

but to be loved with the love he himself felt for Kitty,

нужно было быть красавцем, а главное – особенным человеком.

one had to be a handsome – and above all a special – man.

Слыхал он, что женщины часто любят некрасивых, простых людей,

He had heard that women often love unattractive, simple people,

но не верил этому, потому что судил по себе,

but he did not believe it, because he judged by himself,

так как сам он мог любить только красивых, таинственных и особенных женщин.

and he could only love beautiful, mysterious and special women.

Но, пробыв два месяца один в деревне,

Yet, after spending two months alone in the country,

он убедился, что это не было одно из тех влюблений,

he became convinced that this was not one of those loves

которые он испытывал в первой молодости;

he had experienced in his early youth;

что чувство это не давало ему минуты покоя;

that this feeling would not leave him a moment’s peace;

что он не мог жить, не решив вопроса:

that he could not live without resolving the question

– будет или не будет она его женой;

whether she would or would not be his wife;

и что его отчаяние происходило только от его воображения,

and that his despair came only from his imagination

что он не имеет никаких доказательств в том, что ему будет отказано.

– he had no proof that he would be refused.

И он приехал теперь в Москву с твёрдым решением сделать предложение и жениться,

And now he had come to Moscow with the firm determination to propose and to marry

если его примут.

if he was accepted.

Или… он не мог думать о том, что с ним будет, если ему откажут.

Or … but he could not think what would become of him if he were refused.

VII

VII

Приехав с утренним поездом в Москву,

Arriving in Moscow on the morning train,

Левин остановился у своего старшего брата по матери Кознышева

Levin had gone to stay with his older half-brother Koznyshev

и, переодевшись, вошёл к нему в кабинет,

and, after changing, entered his study,

намереваясь тотчас же рассказать ему, для чего он приехал, и просить его совета:

intending to tell him at once what he had come for and to ask his advice;

– но брат был не один.

but his brother was not alone.

У него сидел известный профессор философии, приехавший из Харькова,

With him was a well-known professor of philosophy, who had actually come from Kharkov

собственно, затем, чтобы разъяснить недоразумение,

to resolve a misunderstanding

возникшее между ними по весьма важному философскому вопросу.

that had arisen between them on a rather important philosophical question.

Профессор вел жаркую полемику против материалистов,

The professor was engaged in heated polemics with the materialists.

а Сергей Кознышев с интересом следил за этою полемикой

Sergei Koznyshev had followed these polemics with interest

и, прочтя последнюю статью профессора,

and, after reading the professor’s last article,

написал ему в письме свои возражения;

had written him a letter with his objections;

он упрекал профессора за слишком большие уступки материалистам.

he had reproached the professor with making rather large concessions to the materialists.

И профессор тотчас же приехал, чтобы столковаться.

And the professor had come at once to talk it over.

Речь шла о модном вопросе:

The discussion was about a fashionable question:

– есть ли граница между психическими и физиологическими явлениями в деятельности человека и где она?

is there a borderline between psychological and physiological phenomena in human activity, and where does it lie?[12]

Сергей Иванович встретил брата своею обычною для всех ласково-холодною улыбкой

Sergei Ivanovich met his brother with the benignly cool smile he gave to everyone

и, познакомив его с профессором, продолжал разговор.

and, after introducing him to the professor, went on with the conversation.

Маленький желтый человечек в очках, с узким лбом,

The small, yellow-skinned man in spectacles, with a narrow brow,

на мгновение отвлёкся от разговора, чтобы поздороваться,

turned away from the conversation for a moment to greet Levin

и продолжал речь, не обращая внимания на Левина.

and, paying no further attention to him, went on talking.

Левин сел в ожидании, когда уедёт профессор,

Levin sat down to wait until the professor left,

но скоро заинтересовался предметом разговора.

but soon became interested in the subject of the conversation.

Левин встречал в журналах статьи, о которых шла речь,

Levin had come across the articles they were discussing in magazines,

и читал их, интересуясь ими,

and had read them, being interested in them

как развитием знакомых ему, как естественнику по университету, основ естествознания,

as a development of the bases of natural science, familiar to him from his studies at the university,

но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека как животного,

but he had never brought together these scientific conclusions about the animal origin of man[13]

о рефлексах, о биологии и социологии

about reflexes, biology and sociology,

с теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого,

with those questions about the meaning of life and death

которые в последнее время чаще и чаще приходили ему на ум.

which lately had been coming more and more often to his mind.

Слушая разговор брата с профессором,

Listening to his brother’s conversation with the professor,

он замечал, что они связывали научные вопросы с задушевными,

he noticed that they connected the scientific questions with the inner, spiritual ones,

несколько раз почти подходили к этим вопросам,

several times almost touched upon them,

но каждый раз, как только они подходили близко к самому, главному, как ему казалось,

but that each time they came close to what seemed to him the most important thing,

они тотчас же поспешно отдалялись

they hastily retreated

и опять углублялись в область тонких подразделений,

and again dug deeper into the realm of fine distinctions,

оговорок, цитат, намёков, ссылок на авторитеты,

reservations, quotations, allusions, references to authorities,

и он с трудом понимал, о чём речь.

and he had difficulty understanding what they were talking about.

– Я не могу допустить, – сказал Сергей Иванович

‘I cannot allow,’ Sergei Ivanovich said

с обычною ему ясностью и отчётливостью выражения и изяществом дикции, 

with his usual clarity and precision of expression and elegance of diction,

– я не могу ни в каком случае согласиться с Кейсом,

‘I can by no means agree with Keiss

чтобы всё моё представление о внешнем мире вытекало из впечатлений.

that my whole notion of the external world stems from sense impressions.

Самое основное понятие бытия получено мною не чрез ощущение,

The fundamental concept of being itself is not received through the senses,

ибо нет и специального органа для передачи этого понятия.

for there exists no special organ for conveying that concept.’

– Да, но они, Вурст, и Кнауст, и Припасов, ответят вам,

‘Yes, but they – Wurst and Knaust and Pripasov [14] will reply to you

что ваше сознание бытия вытекает из совокупности всех ощущений,

that your consciousness of being comes from the totality of your sense impressions,

что это сознание бытия есть результат ощущений.

that this consciousness of being is the result of sensations.

Вурст даже прямо говорит,

Wurst even says directly

что, коль скоро нет ощущения, нет и понятия бытия.

that where there are no sensations, there is no concept of being.’

– Я скажу наоборот, – начал Сергей Иванович…

‘I would say the reverse,’ Sergei Ivanovich began …

Но тут Левину опять показалось,

But here again it seemed to Levin

что они, подойдя к самому главному,

that, having approached the most important thing,

опять отходят,

they were once more moving away,

и он решился предложить профессору вопрос.

and he decided to put a question to the professor.

– Стало быть, если чувства мои уничтожены,

‘Therefore, if my senses are destroyed,

если тело моё умрёт,

if my body dies,

существования никакого уж не может быть? – спросил он.

there can be no further existence?’ he asked.

Профессор с досадой и как будто умственною болью от перерыва

The professor, vexed and as if mentally pained by the interruption,

оглянулся на странного вопрошателя,

turned to the strange questioner,

похожего более на бурлака, чем на философа,

who looked more like a barge-hauler than a philosopher,

и перенёс глаза на Сергея Ивановича, как бы спрашивая:

then shifted his gaze to Sergei Ivanovich as if to ask:

– что ж тут говорить?

what can one say to that?

Но Сергей Иванович, который далеко не с тем усилием и односторонностью говорил, как профессор,

But Sergei Ivanovich, who spoke with far less strain and one-sidedness than the professor,

и у которого в голове оставался простор для того, чтоб и отвечать профессору

and in whose head there still remained room enough both for responding to the professor

и вместе понимать ту простую и естественную точку

and for understanding the simple and natural point of view

зрения, с которой был сделан вопрос,

from which the question had been put,

улыбнулся и сказал:

smiled and said:

– Этот вопрос мы не имеем ещё права решать…

‘That question we still have no right to answer …’

– Не имеем данных, – подтвердил профессор и продолжал свои доводы. 

‘We have no data,’ the professor confirmed and went on with his arguments.

– Нет, – говорил он, 

‘No,’ he said,

– я указываю на то, что если, как прямо говорит Припасов,

‘I will point out that if, as Pripasov states directly,

ощущение и имеет своим основанием впечатление,

sensation does have its basis in impression,

то мы должны строго различать эти два понятия.

we must distinguish strictly between these two concepts.’

Левин не слушал больше и ждал, когда уедёт профессор.

Levin listened no more and waited until the professor left.

VIII

VIII

Когда профессор уехал, Сергей Иванович обратился к брату:

When the professor had gone, Sergei Ivanovich turned to his brother.

– Очень рад, что ты приехал.

‘Very glad you’ve come.

Надолго? Что хозяйство?

Staying long? How’s the farming?’

Левин знал, что хозяйство мало интересует старшего брата

Levin knew that his older brother had little interest in farming

и что он, только делая ему уступку, спросил его об этом,

and that he asked about it only as a concession to him,

и потому ответил только о продаже пшеницы и деньгах.

and therefore he answered only about the sales of wheat and about money.

Левин хотел сказать брату о своем намерении жениться и спросить его совета,

Levin wanted to tell his brother of his intention to marry and to ask his advice;

он даже твёрдо решился на это;

he was even firmly resolved on it.

но когда он увидел брата,

But when he saw his brother,

послушал его разговора с профессором,

listened to his conversation with the professor,

когда услыхал потом этот невольный покровительственный тон,

and then heard the inadvertently patronizing tone

с которым брат расспрашивал его о хозяйственных делах

with which his brother asked him about farm matters

(материнское имение их было неделённое,

(their mother’s estate had not been divided,

и Левин заведовал обеими частями),

and Levin was in charge of both parts),

Левин почувствовал, что не может почему-то начать говорить с братом о своём решении жениться.

for some reason he felt unable to begin talking with his brother about his decision to marry.

Он чувствовал что брат его не так, как ему бы хотелось, посмотрит на это.

He felt that his brother would not look upon it as he would have wished.

– Ну, что у вас земство, как? – спросил Сергей Иванович,

‘Well, how are things with your zemstvo?’ asked Sergei Ivanovich,

который очень интересовался земством и приписывал ему большое значение.

who was very interested in the zemstvo and ascribed great significance to it.

– А, право, не знаю…

‘I don’t really know …’

– Как? Ведь ты член управы?

‘How’s that? Aren’t you a member of the board?’

– Нет, уж не член; я вышел, – отвечал Константин Левин, 

‘No, I’m no longer a member. I resigned,’ replied Konstantin Levin,

– и не езжу больше на собрания.

‘and I don’t go to the meetings any more.’

– Жалко! – промолвил Сергей Иванович, нахмурившись.

‘Too bad!’ said Sergei Ivanovich, frowning.

Левин в оправдание стал рассказывать, что делалось на собраниях в его уезде.

Levin, to vindicate himself, began to describe what went on at the meetings in his district.

– Вот это всегда так! – перебил его Сергей Иванович. 

‘But it’s always like that!’ Sergei Ivanovich interrupted.

– Мы, русские, всегда так.

‘We Russians are always like that.

Может быть, это и хорошая наша черта

Maybe it’s a good feature of ours

– способность видеть свои недостатки,

– the ability to see our own failings

но мы пересаливаем,

– but we overdo it,

мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке.

we take comfort in irony, which always comes readily to our tongues.

Я скажу тебе только,

I’ll tell you only

что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому народу, 

that if they gave some other European nation the same rights as in our zemstvo institutions

– немцы и англичане выработали бы из них свободу,

– the Germans or the English would have worked their way to freedom with them,

а мы вот только смеёмся.

while we just laugh.’

– Но что же делать? – виновато сказал Левин. 

‘But what to do?’ Levin said guiltily.

– Это был мой последний опыт.

‘This was my last attempt.

И я от всей души пытался.

And I put my whole soul into it.

Не могу. Неспособен.

I can’t. I’m incapable.’

– Не неспособен, – сказал Сергей Иванович, 

‘Not incapable,’ said Sergei Ivanovich,

– ты не так смотришь на дело.

‘but you don’t have the right view of the matter.’

– Может быть, – уныло отвечал Левин..

‘Maybe,’ Levin replied glumly.

– А ты знаешь, брат Николай опять тут..

‘You know, brother Nikolai is here again.’

Брат Николай был родной и старший брат Константина Левина

Brother Nikolai was Konstantin Levin’s older brother

и одноутробный брат Сергея Ивановича,

and Sergei Ivanovich’s half-brother,

погибший человек, промотавший бóльшую долю своего состояния,

a ruined man, who had squandered the greater part of his fortune,

вращавшийся в самом странном и дурном обществе и поссорившийся с братьями.

moved in very strange and bad society, and had quarrelled with his brothers.

– Что ты говоришь? – с ужасом вскрикнул Левин.

‘What did you say?’ Levin cried out with horror.

– Почем ты знаешь?

‘How do you know?’

– Прокофий видел его на улице.

‘Prokofy saw him in the street.’

– Здесь, в Москве? Где он?

‘Here in Moscow? Where is he?

Ты знаешь? 

Do you know?’

– Левин встал со стула, как бы собираясь тотчас же идти.

Levin got up from his chair, as though he were about to leave at once.

– Я жалею, что сказал тебе это, – сказал Сергей Иваныч,

‘I’m sorry I told you,’ said Sergei Ivanovich,

покачивая головой на волнение меньшого брата. 

shaking his head at his brother’s agitation.

– Я посылал узнать, где он живёт,

‘I sent to find out where he’s living,

и послал ему вексель его Трубину, по которому я заплатил.

and returned him his promissory note to Trubin, which I paid.

Вот что он мне ответил.

Here’s how he answered me.’

И Сергей Иванович подал брату записку из-под пресс-папье.

And Sergei Ivanovich handed his brother a note from under a paperweight.

Левин прочёл написанное странным, родным ему почерком:

Levin read what was written in that strange, so familiar handwriting:

– «Прошу покорно оставить меня в покое.

‘I humbly beg you to leave me alone.

Это одно, чего я требую от своих любезных братцев. Николай Левин».

That is the one thing I ask of my gentle little brothers. Nikolai Levin.’

Левин прочёл это и, не поднимая головы,

Levin read it and, not raising his head,

с запиской в руках стоял пред Сергеем Ивановичем.

stood before Sergei Ivanovich with the note in his hand.

В душе его боролись желание забыть теперь о несчастном брате

His soul was struggling between the desire to forget just then about his unfortunate brother,

и сознание того, что это будет дурно.

and the consciousness that to do so would be wrong.

– Он, очевидно, хочет оскорбить меня, – продолжал Сергей Иванович, 

‘He obviously wants to insult me,’ Sergei Ivanovich went on,

– но оскорбить меня он не может,

‘but insult me he cannot,

и я всей душой желал бы помочь ему,

and I wish with all my heart that I could help him,

но знаю, что этого нельзя сделать.

yet I know it’s impossible.’

– Да, да, – повторял Левин. 

‘Yes, yes,’ Levin repeated.

– Я понимаю и ценю твоё отношение к нему;

‘I understand and appreciate your attitude towards him;

но я поеду к нему.

but I will go and see him.’

– Если тебе хочется, съезди,

‘Go if you like,

но я не советую, – сказал Сергей Иванович. 

but I don’t advise it,’ said Sergei Ivanovich.

– То есть в отношении ко мне, я этого не боюсь,

‘That is, as far as I’m concerned, I’m not afraid of it,

он тебя не поссорит со мной;

he won’t make us quarrel with each other;

но для тебя, я советую тебе лучше не ездить.

but for your own sake, I advise you not to go.

Помочь нельзя.

You can’t help.

Впрочем, делай, как хочешь.
– Может быть, и нельзя помочь,

However, do as you please.’
‘Maybe I can’t help,

но я чувствую, особенно в эту минуту

but I feel, especially at this moment

– ну да это другое

– though that’s another matter

– я чувствую, что я не могу быть спокоен.

– I feel I can’t be at peace.’

– Ну, этого я не понимаю, – сказал Сергей Иванович. 

‘Well, that I don’t understand,’ said Sergei Ivanovich.

– Одно я понимаю, – прибавил он, 

‘I understand only one thing,’ he added,

– это урок смирения.

‘that it’s a lesson in humility.

Я иначе и снисходительнее стал смотреть на то, что называется подлостью,

I’ve begun to take a different and more lenient view of what’s known as baseness

после того как брат Николай стал тем, что он есть…

since brother Nikolai became what he is …

Ты знаешь, что он сделал…

You know what he’s done …’

– Ах, это ужасно, ужасно! – повторял Левин.

‘Ah, it’s terrible, terrible!’ Levin repeated.

Получив от лакея Сергея Ивановича адрес брата,

Having obtained his brother’s address from Sergei Ivanovich’s footman,

Левин тотчас же собрался ехать к нему,

Levin wanted to go to him at once,

но, обдумав, решил отложить свою поездку до вечера.

but, on reflection, decided to postpone his visit till evening.

Прежде всего, для того чтобы иметь душевное спокойствие,

First of all, to be at peace with himself,

надо было решить то дело, для которого он приехал в Москву.

he had to resolve the matter that had brought him to Moscow.

От брата Левин поехал в присутствие Облонского

From his brother’s Levin went to Oblonsky’s office

и, узнав о Щербацких,

and, learning about the Shcherbatskys,

поехал туда, где ему сказали, что он может застать Кити.

went where he was told he could find Kitty.

IX

IX

В четыре часа, чувствуя своё бьющееся сердце,

At four o’clock, feeling his heart pounding,

Левин слез с извозчика у Зоологического сада и пошел дорожкой к горам и катку,

Levin got out of a cab at the Zoological Garden and walked down the path towards the sledging hills and the skating rink,

наверное зная, что найдёт её там,

knowing for certain that he would find her there,

потому что видел карету Щербацких у подъезда.

because he had seen the Shcherbatskys’ carriage at the entrance.

Был ясный морозный день.

It was a clear frosty day.

У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы.

At the entrance stood rows of carriages, sleighs, cabbies, mounted police.

Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами,

Proper folk, their hats gleaming in the sun,

кишел у входа и по расчищенным дорожкам,

swarmed by the gate and along the cleared paths,

между русскими домиками с резными князьками;

among little Russian cottages with fretwork eaves and ridges;

старые кудрявые берёзы сада,

the old curly-headed birches in the garden,

обвисшие всеми ветвями от снега,

all their branches hung with snow,

казалось, были разубраны в новые торжественные ризы.

seemed to be decked out in new festive garments.

Он шёл по дорожке к катку и говорил себе:

He walked down the path towards the skating rink and said to himself:

– «Надо не волноваться, надо успокоиться.

‘Mustn’t be excited, must keep calm.

О чём ты? Чего ты?

What are you doing? What’s the matter with you?

Молчи, глупое», – обращался он к своему сердцу.

Quiet, stupid!’ He spoke to his heart.

И чем больше он старался себя успокоить,

And the more he tried to calm himself,

тем всё хуже захватывало ему дыхание.

the more breathless he became.

Знакомый встретился и окликнул его,

An acquaintance went by and called out to him,

но Левин даже не узнал, кто это был.

but Levin did not even recognize who it was.

Он подошёл к горам, на которых гремели цепи спускаемых и поднимаемых салазок,

He came to the hills, where there was a clanking of chains towing sledges up and down,

грохотали катившиеся салазки и звучали весёлые голоса.

the clatter of descending sledges and the sound of merry voices.

Он прошёл ещё несколько шагов,

He walked on a few more steps,

и пред ним открылся каток,

and before him opened the skating rink,

и тотчас же среди всех катавшихся он узнал её.

and at once, among all the skaters, he recognized her.

Он узнал, что она тут, по радости и страху, охватившим его сердце.

He knew she was there by the joy and fear that overwhelmed his heart.

Она стояла, разговаривая с дамой, на противоположном конце катка.

She stood at the other end of the rink, talking to a lady.

Ничего, казалось, не было особенного ни в её одежде, ни в её позе;

There seemed to be nothing very special in her dress, nor in her pose;

но для Левина так же легко было узнать её в этой толпе, как розан в крапиве.

but for Levin she was as easy to recognize in that crowd as a rose among nettles.

Всё освещалось ею.

Everything was lit up by her.

Она была улыбка, озарявшая всё вокруг.

She was the smile that brightened everything around.

«Неужели я могу сойти туда, на лёд, подойти к ней?» – подумал он.

‘Can I really step down there on the ice and go over to her?’ he thought.

Место, где она была, показалось ему недоступною святыней,

The place where she stood seemed to him unapproachably holy,

и была минута, что он чуть не ушёл:

and there was a moment when he almost went away

– так страшно ему стало.

– he was so filled with awe.

Ему нужно было сделать усилие над собой

Making an effort, he reasoned

и рассудить, что около неё ходят всякого рода люди,

that all sorts of people were walking near her

что и сам он мог прийти туда кататься на коньках.

and that he might have come to skate there himself.

Он сошёл вниз, избегая подолгу смотреть на неё, как на солнце,

He stepped down, trying not to look long at her, as if she were the sun,

но он видел её, как солнце, и не глядя.

yet he saw her, like the sun, even without looking.

На льду собирались в этот день недели и в эту пору дня люди одного кружка, все знакомые между собою.

On that day of the week and at that hour of the day, people of the same circle, all acquaintances, gathered on the ice.

Были тут и мастера кататься, щеголявшие искусством,

Here there were expert skaters who showed off their art,

и учившиеся за креслами, с робкими неловкими движениями,

and learners leaning on chairs[15] moving timidly and clumsily,

и мальчики,

and young boys,

и старые люди, катавшиеся для гигиенических целей;

and old people who skated for hygienic purposes.

все казались Левину избранными счастливцами,

To Levin they all seemed chosen and lucky

потому что они были тут, вблизи от неё.

because they were there, close to her.

Все катавшиеся, казалось, совершенно равнодушно обгоняли, догоняли её,

It seemed that with perfect equanimity the skaters went ahead, came abreast of her, even talked to her,

даже говорили с ней и совершенно независимо от неё веселились,

and enjoyed themselves quite independently of her,

пользуясь отличным льдом и хорошею погодой.

taking advantage of the excellent ice and good weather.

Николай Щербацкий, двоюродный брат Кити,

Nikolai Shcherbatsky, Kitty’s cousin,

в коротенькой жакетке и узких панталонах,

in a short jacket and narrow trousers,

сидел с коньками на ногах на скамейке

was sitting on a bench with his skates on.

и, увидав Левина, закричал ему:

Seeing Levin, he called out to him:

– А, первый русский конькобежец! Давно ли?

‘Ah, the foremost Russian skater! Been here long?

Отличный лёд, надевайте же коньки.

The ice is excellent, put your skates on!’

– У меня и коньков нет, – отвечал Левин,

‘I don’t have any skates,’ Levin replied,

удивляясь этой смелости и развязности в её присутствии

surprised at this boldness and casualness in her presence

и ни на секунду не теряя её из вида,

and not losing sight of her for a moment,

хотя и не глядел на неё.

though he was not looking at her.

Он чувствовал, что солнце приближалось к нему.

He felt the sun approach him.

Она была на угле и, тупо поставив узкие ножки в высоких ботинках,

She was turning a corner, her slender feet at a blunt angle in their high boots,

видимо робея, катилась к нему.

and with evident timidity was skating towards him.

Отчаянно махавший руками и пригибавшийся к земле мальчик в русском платье обгонял её.

Desperately swinging his arms and crouching low, a boy in Russian dress was overtaking her.

Она катилась не совсем тв ёрдо;

She skated not quite steadily;

вынув руки из маленькой муфты, висевшей на снурке,

taking her hands out of a small muff hanging from a cord,

она держала их наготове

she held them ready

и, глядя на Левина, которого она узнала,

and, looking at Levin, whom she had recognized,

улыбалась ему и своему страху.

smiled at him and at her own fear.

Когда поворот кончился,

When she finished the turn,

она дала себе толчок упругою ножкой и подкатилась прямо к Щербацкому;

she pushed herself off with a springy little foot and glided right up to Shcherbatsky.

и, ухватившись за него рукой, улыбаясь, кивнула Левину.

Holding on to him and smiling, she nodded to Levin.

Она была прекраснее, чем он воображал её.

She was more beautiful than he had imagined her.

Когда он думал о ней,

When he thought of her,

он мог себе живо представить её всю,

he could vividly picture all of her to himself,

в особенности прелесть этой, с выражением детской ясности и доброты, небольшой белокурой головки,

especially the loveliness of that small fair head, with its expression of a child’s brightness and kindness,

так свободно поставленной на статных девичьих плечах.

set so easily on her shapely girlish shoulders.

Детскость выражения её лица в соединении с тонкой красотою стана

In this childlike expression of her face combined with the slender beauty of her figure

составляли её особенную прелесть, которую он хорошо помнил;

lay her special loveliness, which he remembered well;

но, что всегда, как неожиданность поражало в ней,

but what was always striking in her, like something unexpected,

это было выражение её глаз, кротких, спокойных и правдивых,

was the look in her eyes – meek, calm and truthful

и в особенности её улыбка,

– and especially her smile,

всегда переносившая Левина в волшебный мир,

which always transported Levin into a magic world

где он чувствовал себя умилённым и смягчённым,

where he felt softened and moved to tenderness,

каким он мог запомнить себя в редкие дни своего раннего детства.

as he could remember himself being on rare days in his early childhood.

– Давно ли вы здесь? – сказала она, подавая ему руку. 

‘Have you been here long?’ she said, giving him her hand.

– Благодарствуйте, – прибавила она,

‘Thank you,’ she added,

когда он поднял платок, выпавший из её муфты.

as he picked up the handkerchief that had fallen out of her muff.

– Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, – отвечал Левин,

‘I? Not long, I came yesterday … today, I mean,’ replied Levin,

не вдруг от волнения поняв её вопрос. 

not quite understanding her question in his excitement.

– Я хотел к вам ехать, – сказал он

‘I was going to call on you,’ he said

и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал её,

and, remembering at once with what intention he was looking for her,

смутился и покраснел. 

he became embarrassed and blushed.

– Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.

‘I didn’t know you skated, and skated so well.’

Она внимательно посмотрела на него,

She looked at him attentively,

как бы желая понять причину его смущения.

as if wishing to understand the reason for his embarrassment.

– Вашу похвалу надо ценить.

‘Your praise is to be valued.

Здесь сохранились предания, что вы лучший конькобежец, – сказала она,

There’s a tradition here of you being an excellent skater,’ she said,

стряхивая маленькою ручкой в чёрной перчатке иглы инея, упавшие на муфту.

flicking off with her small, black-gloved hand the needles of hoar-frost that had fallen on her muff.

– Да, я когда-то со страстью катался;

Yes, I used to be a passionate skater;

мне хотелось дойти до совершенства.

I wanted to achieve perfection.’

– Вы всё, кажется, делаете со страстью, – сказала она улыбаясь. 

‘It seems you do everything passionately,’ she said, smiling.

– Мне так хочется посмотреть, как вы катаетесь.

‘I do so want to see you skate.

Надевайте же коньки, и давайте кататься вместе.

Put on some skates and let’s skate together.’

«Кататься вместе! Неужели это возможно?» – думал Левин, глядя на неё.

‘Skate together! Can it be possible?’ thought Levin, looking at her.

– Сейчас надену, – сказал он.

‘I’ll put them on at once,’ he said.

И он пошёл надевать коньки.

And he went to put on some skates.

– Давно не бывали у нас, сударь, – говорил катальщик,

‘You haven’t been here for a long time, sir,’ said the skating attendant

поддерживая ногу и навинчивая каблук. 

as he supported his foot, tightening the screw on the heel.

– После вас никого из господ мастеров нету.

‘There have been no experts among the gentlemen since you left.

Хорошо ли так будет? – говорил он, натягивая ремень.

Will that be all right?’ he asked, tightening the strap.

– Хорошо, хорошо, поскорей, пожалуйста, – отвечал Левнн,

‘All right, all right, hurry up, please,’ Levin replied,

с трудом удерживая улыбку счастья, выступавшую невольно на его лице.

barely repressing the smile of happiness that involuntarily appeared on his face.

«Да, – думал он, – вот это жизнь, вот это счастье!

‘Yes,’ he thought, ‘this is life, this is happiness!

Вместе, сказала она, давайте кататься вместе.

"Together", she said, "let’s skate together".

Сказать ей теперь?

Shall I tell her now?

Но ведь я оттого и боюсь сказать,

But that’s why I’m afraid to tell her,

что теперь я счастлив, счастлив хоть надеждой…

because I’m happy now, happy at least in hopes …

А тогда?.. Но надо же! надо, надо! Прочь слабость!»

And then?… But I must! I must! Away, weakness!’

Левин стал на ноги, снял пальто

Levin stood up, took his coat off

и, разбежавшись по шершавому у домика льду,

and, taking a run on the rough ice near the shed,

выбежал на гладкий лёд

raced out on to the smooth ice

и покатился без усилия,

and glided effortlessly,

как будто одною своею волей убыстряя, укорачивая и направляя бег.

speeding up, slowing down, and directing his course as if by will alone.

Он приблизился к ней с робостью,

He approached her timidly,

но опять её улыбка успокоила его.

but again her smile set him at ease.

Она подала ему руку,

She gave him her hand,

и они пошли рядом, прибавляя хода,

and they set off together, increasing their speed,

и чем быстрее, тем крепче она сжимала его руку.

and the faster they went, the tighter she held on to his arm.

– С вами я бы скорее выучилась, я почему-то уверена в вас, – сказала она ему.

‘With you I’d learn quicker; for some reason I have confidence in you,’ she said to him.

– И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, – сказал он,

‘And I have confidence in myself when you lean on my arm,’ he said,

но тотчас же испугался того, что сказал, и покраснел.

but at once felt afraid of what he had said and blushed.

И действительно, как только он произнёс эти слова,

Indeed, as soon as he uttered those words,

вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо её утратило всю свою ласковость,

her face lost all its gentleness, as if the sun had suddenly gone behind a cloud,

и Левин узнал знакомую игру её лица, означавшую усилие мысли:

and Levin recognized the familiar play of her face that indicated the effort of thought:

– на гладком лбу её вспухла морщинка.

a little wrinkle swelled on her smooth forehead.

– У вас нет ничего неприятного?

‘Has anything unpleasant happened to you?

Впрочем, я не имею права спрашивать, – быстро проговорил он.

Though I have no right to ask,’ he said quickly.

– Отчего же?..

‘Why?…

Нет, у меня ничего нет неприятного, – отвечала она холодно и тотчас же прибавила:

No, nothing unpleasant has happened,’ she answered coldly and added at once:

– Вы не видели mademoiselle Linon?

‘Have you seen Mlle Linon?’

– Нет ещё.

‘Not yet.’

– Подите к ней, она так вас любит.

‘Go over to her, she likes you so much.’

«Что это? Я огорчил её.

‘What’s this? I’ve upset her.

Господи, помоги мне!» – подумал Левин

Lord help me!’ thought Levin,

и побежал к старой француженке с седыми букольками, сидевшей на скамейке.

and he raced over to the old Frenchwoman with grey curls, who was sitting on a bench.

Улыбаясь и выставляя свои фальшивые зубы,

Smiling and showing her false teeth,

она встретила его, как старого друга.

she greeted him like an old friend.

– Да, вот растём, – сказала она ему,

‘So, we’re getting bigger,’ she said to him,

указывая глазами на Кити, – и стареем.

glancing in Kitty’s direction, ‘and older.

Tiny bear уже стал большой! – продолжала француженка, смеясь,

Tiny bear has grown up!’ the Frenchwoman went on, laughing,

и напомнила ему его шутку о трёх барышнях,

and she reminded him of his joke about the three girls,

которых он называл тремя медведями из английской сказки. 

whom he used to call the three bears from the English tale.

– Помните, вы, бывало, так говорили?

‘Remember how you used to say it?’

Он решительно не помнил этого,

He decidedly did not remember,

но она уже лет десять смеялась этой шутке и любила её.

but for ten years she had been laughing over this joke and enjoying it.

– Ну, идите, идите кататься.

‘Well, go, go and skate.

А хорошо стала кататься наша Кити, не правда ли?

Our Kitty’s become a good skater, hasn’t she?’

Когда Левин опять подбежал к Кити,

When Levin again raced up to Kitty,

лицо её уже было не строго,

her face was no longer stern,

глаза смотрели так же правдиво и ласково,

the look in her eyes was as truthful and gentle as ever,

но Левину показалось, что в ласковости её был особенный, умышленно спокойный тон.

but it seemed to Levin that her gentleness had a special, deliberately calm tone.

И ему стало грустно.

And he felt sad.

Поговорив о своей старой гувернантке, о её странностях,

After talking about her old governess and her quirks,

она спросила его о его жизни.

she asked him about his life.

– Неужели вам не скучно зимою в деревне? – сказала она.

‘Is it really not boring for you in the country during the winter?’ she
said.

– Нет, не скучно, я очень занят, – сказал он,

‘No, it’s not boring, I’m very busy,’ he said,

чувствуя, что она подчиняет его своему спокойному тону,

sensing that she was subjecting him to her calm tone,

из которого он не в силах будет выйти,

which he would be unable to get out of,

так же, как это было в начале зимы.

just as had happened at the beginning of winter.

– Вы надолго приехали? – спросила его Кити.

‘Have you come for long?’ Kitty asked him.

– Я не знаю, – отвечал он, не думая о том, что говорит.

‘I don’t know,’ he replied, not thinking of what he was saying.

Мысль о том, что если он поддастся этому её тону спокойной дружбы, то он опять уедет, ничего не решив, пришла ему,

It occurred to him that if he yielded again to this tone of calm friendship, he would again leave without having decided anything,

и он решился возмутиться.

and he decided to rebel.

– Как не знаете?

‘Why don’t you know?’

– Не знаю. Это от вас зависит, – сказал он

‘I don’t know. That depends on you,’ he said

и тотчас же ужаснулся своим словам.

and at once was horrified at his words.

Не слыхала ли она его слов, или не хотела слышать,

She did not hear his words, or did not wish to hear,

но она как бы спотыкнулась, два раза стукнув ножкой,

but seemed to stumble, tapped her foot twice,

и поспешно покатилась прочь от него.

and hurriedly skated away from him.

Она подкатилась к m-lle Linon, что-то сказала ей

She skated over to Mlle Linon, said something to her,

и направилась к домику, где дамы снимали коньки.

and went to the shed where the ladies took off their skates.

«Боже мой, что я сделал!

‘My God, what have I done!

Господи боже мой! помоги мне, научи меня», – говорил Левин, молясь

Lord God! Help me, teach me,’ Levin said, praying,

и вместе с тем чувствуя потребность сильного движения,

and at the same time, feeling a need for strong movement,

разбегаясь и выписывая внешние и внутренние круги.

he speeded up, cutting outer and inner circles.

В это время один из молодых людей,

Just then one of the young men,

лучший из новых конькобежцев,

the best of the new skaters,

с папироской во рту, в коньках,

with skates on and a cigarette in his mouth,

вышел из кофейной и, разбежавшись,

came out of the coffee room and, taking a short run,

пустился на коньках вниз по ступеням, громыхая и подпрыгивая.

went down the steps on his skates, clattering and jumping.

Он влетел вниз и, не изменив даже свободного положения рук,

He flew down and, not even changing the free position of his arms,

покатился по льду.

glided away over the ice.

– Ах, это новая штука! – сказал Левин

Ah, that’s a new stunt!’ said Levin,

и тотчас же побежал наверх, чтобы сделать эту новую штуку.

and immediately ran up to try it.

– Не убейтесь, надо привычку! – крикнул ему Николай Щербацкий.

Don’t hurt yourself, it takes practice!’ Nikolai Shcherbatsky called out to him.

Левин вошел на приступки,

Levin got up on the landing,

разбежался сверху сколько мог и пустился вниз,

took as much of a run as he could, and raced down,

удерживая в непривычном движении равновесие руками.

balancing himself with his arms in this unpractised movement.

На последней ступени он зацепился,

On the last step he caught on something,

но, чуть дотронувшись до льда рукой, сделал сильное движение,

but, barely touching the ice with his hand, he made a strong movement,

справился и, смеясь, покатился дальше.

righted himself, and, laughing, skated on.

«Славный, милый», – подумала Кити в это время,

‘A nice man, a dear man,’ Kitty thought just then,

выходя из домика с m-lle Linon

coming out of the shed with Mlle Linon

и глядя на него с улыбкой тихой ласки, как на любимого брата.

and looking at him with a smile of gentle tenderness, as at a beloved brother.

«И неужели я виновата, неужели я сделала что-нибудь дурное?

‘And can it be I’m to blame, can it be I did something bad?

Они говорят: – кокетство.

Coquettishness, they say.

Я знаю, что я люблю не его;

I know it’s not him I love;

но мне всё-таки весело с ним,

but even so, it’s fun to be with him,

и он такой славный.

and he’s so nice.

Только зачем он это сказал?..» – думала она.

Only why did he say that? …’ she thought.

Увидав уходившую Кити и мать, встречавшую её на ступеньках,

When he saw Kitty leaving and her mother meeting her on the steps,

Левин, раскрасневшийся после быстрого движения,

Levin, flushed after such quick movement,

остановился и задумался.

stopped and considered.

Он снял коньки и догнал у выхода сада мать с дочерью.

He took off his skates and caught up with the mother and daughter at the exit from the garden.

– Очень рада вас видеть, – сказала княгиня. 

‘Very glad to see you,’ said the princess.

– Четверги, как всегда, мы принимаем.

‘We receive on Thursdays, as usual.’

– Стало быть, нынче?

‘Today, then?’

– Очень рады будем видеть вас, – сухо сказала княгиня.

‘We shall be very glad to see you,’ the princess said drily.

Сухость эта огорчила Кити,

This dryness upset Kitty,

и она не могла удержаться от желания загладить холодность матери.

and she could not hold back the wish to smooth over her mother’s coldness.

Она повернула голову и с улыбкой проговорила:

She turned her head and said with a smile:

– До свидания.

‘See you soon.’

В это время Степан Аркадьич,

At that moment Stepan Arkadyich,

со шляпой набоку, блестя лицом и глазами,

his hat cocked, his face and eyes shining,

весёлым победителем входил в сад.

came into the garden with a merrily triumphant look.

Но, подойдя к тёще,

But, coming up to his mother-in-law,

он с грустным, виноватым лицом отвечал на её вопросы о здоровье Долли.

he answered her questions about Dolly’s health with a mournful, guilty face.

Поговорив тихо и уныло с тёщей,

Having spoken softly and glumly with her,

он выпрямил грудь и взял под руку Левина.

he straightened up and took Levin’s arm.

– Ну что ж, едем? – спросил он. 

‘Well, then, shall we go?’ he asked.

– Я всё о тебе думал,

‘I kept thinking about you,

и я очень рад, что ты приехал, – сказал он,

and I’m very, very glad you’ve come,’ he said,

с значительным видом глядя ему в глаза.

looking into his eyes with a significant air.

– Едем, едем, – отвечал счастливый Левин,

‘Let’s go, let’s go,’ replied the happy Levin,

не перестававший слышать звук голоса, сказавший:

still hearing the sound of the voice saying

– «До свидания»,

‘See you soon’

и видеть улыбку, с которою это было сказано.

and picturing the smile with which it had been said.

– В «Англию» или в «Эрмитаж»?

‘To the Anglia or the Hermitage?’

– Мне всё равно.

‘It makes no difference to me.’

– Ну, в «Англию», – сказал Степан Аркадьич,

‘To the Anglia, then,’ said Stepan Arkadyich,

выбрав «Англию»

choosing the Anglia

потому, что там он, в «Англии», был более должен, чем в «Эрмитаже».

because he owed more in the Anglia than in the Hermitage.

Он потому считал нехорошим избегать этой гостиницы. 

He therefore considered it not nice to avoid that hotel.

– У тебя есть извозчик?

‘Do you have a cab?

Ну и прекрасно, а то я отпустил карету.

Excellent, because I dismissed my carriage.’

Всю дорогу приятели молчали.

The friends were silent all the way.

Левин думал о том, что означала эта перемена выражения на лице Кити,

Levin thought about the meaning of that change in Kitty’s face,

и то уверял себя, что есть надежда,

and first assured himself that there was hope,

то приходил в отчаяние

then fell into despair

и ясно видел, что его надежда безумна,

and saw clearly that his hope was mad,

а между тем чувствовал себя совсем другим человеком,

and yet he felt himself quite a different man,

не похожим на того, каким он был до её улыбки и слова до свидания.

not like the one he had been before her smile and the words: ‘See you soon’.

Степан Аркадьич дорогой сочинял меню.

Stepan Arkadyich devised the dinner menu on the way.

– Ты ведь любишь тюрбо? – сказал он Левину, подъезжая.

‘You do like turbot?’ he said to Levin, as they drove up.

– Что? – переспросил Левин. – Тюрбо?

‘What?’ asked Levin. ‘Turbot?

Да, я ужасно люблю тюрбо.

Yes, I’m terribly fond of turbot.’

X

X

Когда Левин вошёл с Облонским в гостиницу,

As Levin entered the hotel with Oblonsky,

он не мог не заметить некоторой особенности выражения,

he could not help noticing a certain special expression,

как бы сдержанного сияния,

as if of restrained radiance,

на лице и во всей фигуре Степана Аркадьича.

on the face and in the whole figure of Stepan Arkadyich.

Облонский снял пальто

Oblonsky took off his coat

и в шляпе набекрень прошёл в столовую,

and with his hat cocked passed into the restaurant,

отдавая приказания липнувшим к нему татарам во фраках и с салфетками.

giving orders to the Tartar[16] in tailcoats who clung to him, napkins over their arms.

Кланяясь направо и налево нашедшимся и тут, как везде, радостно встречавшим его знакомым,

Bowing right and left to the joyful greetings of acquaintances who turned up there, as everywhere,

он подошел к буфету, закусил водку рыбкой

he went to the bar, followed his glass of vodka with a bit of fish,

и что-то такое сказал раскрашенной, в ленточках, кружевах и завитушках француженке,

and said something to the painted Frenchwoman in ribbons, lace and ringlets

сидевшей за конторкой,

who was sitting at the counter,

что даже эта француженка искренно засмеялась.

so that even this Frenchwoman burst into genuine laughter.

Левин же только оттого не выпил водки,

Levin did not drink vodka, if only

что ему оскорбительна была эта француженка, вся составленная, казалось, из чужих волос, poudre de riz и vinaigre de toilette.

because this Frenchwoman, who seemed to consist entirely of other people’s hair, poudre de riz and vinaigre de toilette [rice powder and cosmetic vinegar], was offensive to him.

Он, как от грязного места, поспешно отошёл от неё.

He hastened to step away from her as from a dirty spot.

Вся душа его была переполнена воспоминанием о Кити,

His whole soul was overflowing with the remembrance of Kitty,

и в глазах его светилась улыбка торжества и счастья.

and in his eyes shone a smile of triumph and happiness.

– Сюда, ваше сиятельство, пожалуйте,

‘This way, your highness, if you please,

здесь не обеспокоят, ваше сиятельство, 

you will not be disturbed here, your highness,’

– говорил особенно липнувший старый белесый татарин

said a particularly clinging, blanched old Tartar

с широким тазом и расходившимися над ним фалдами фрака. 

with broad hips over which the tails of his coat parted.

– Пожалуйте, ваше сиятельство, – говорил он Левину,

‘Your hat please, your highness,’ he said to Levin,

в знак почтения к Степану Аркадьичу ухаживая и за его гостем.

courting the guest as a token of respect for Stepan Arkadyich.

Мгновенно разостлав свежую скатерть на покрытый уже скатертью круглый стол под бронзовым бра,

Instantly spreading a fresh tablecloth on a round table, already covered with a tablecloth, under a bronze lamp-bracket,

он пододвинул бархатные стулья

he drew out the velvet chairs

и остановился перед Степаном Аркадьичем с салфеткой и карточкой в руках,

and stood before Stepan Arkadyich, napkin and menu in hand,

ожидая приказаний.

awaiting orders.

– Если прикажете, ваше сиятельство,

‘If you prefer, your highness,

отдельный кабинет сейчас опростается:

a private room will presently be vacated:

– князь Голицын с дамой.

Prince Golitsyn and a lady.

Устрицы свежие получены.

Fresh oysters have come in.’

– А! устрицы.

‘Ah, oysters!’

Степан Аркадьич задумался.

Stepan Arkadyich fell to thinking.

– Не изменить ли план, Левин? – сказал он,

‘Shouldn’t we change our plan, Levin?’ he said,

остановив палец на карте.

his finger pausing on the menu.

И лицо его выражало серьёзное недоумение. 

And his face showed serious perplexity.

– Хороши ли устрицы? Ты смотри!

‘Are they good oysters? Mind yourself!’

– Фленсбургские, ваше сиятельство, остендских нет.

‘Flensburg, your highness, we have no Ostend oysters.’

– Фленсбургские-то фленсбургские, да свежи ли?

‘Flensburg, yes, but are they fresh?’

– Вчера получены-с.

‘Came in yesterday, sir.’

– Так что ж, не начать ли с устриц,

‘In that case, shouldn’t we begin with oysters,

а потом уж и весь план изменить? А?

and then change the whole plan? Eh?’

– Мне всё равно.

‘It makes no difference to me.

Мне лучше всего щи и каша;

I like shchi and kasha best[17]

но ведь здесь этого нет.

but they won’t have that here.’

– Каша а ла рюсс, прикажете? – сказал татарин,

‘Kasha à la Russe, if you please?’ the Tartar said,

как няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.

bending over Levin like a nanny over a child.

– Нет, без шуток, что ты выберешь, то и хорошо.

‘No, joking aside, whatever you choose will be fine.

Я побегал на коньках, и есть хочется.

I did some skating and I’m hungry.

И не думай, – прибавил он,

And don’t think,’ he added,

заметив на лице Облонского недовольное выражение, 

noticing the displeased expression on Oblonsky’s face,

– чтоб я не оценил твоего выбора.

‘that I won’t appreciate your choice.

Я с удовольствием поем хорошо.

I’ll enjoy a good meal.’

– Ещё бы!

‘To be sure!

Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, – оказал Степан Аркадьич. 

Say what you like, it is one of life’s enjoyments,’ said Stepan Arkadyich.

– Ну, так дай ты нам, братец ты мой, устриц два, или мало – три десятка,

‘Well, then, my good man, bring us two – no, make it three dozen oysters,

суп с кореньями…

vegetable soup …’

– Прентаньер, – подхватил татарин.

‘Printanière,’ the Tartar picked up.

Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствие называть по-французски кушанья.

But Stepan Arkadyich evidently did not want to give him the pleasure of naming the dishes in French.

– С кореньями, знаешь?

‘Vegetable soup, you know?

Потом тюрбо под густым соусом,

Then turbot with thick sauce,

потом… ростбифу;

then … roast beef

да смотри, чтобы хорош был.

– but mind it’s good.

Да каплунов, что ли, ну и консервов.

And why not capon – well, and some stewed fruit.’

Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не называть кушанья по французской карте, не повторял за ним,

The Tartar, remembering Stepan Arkadyich’s manner of not naming dishes from the French menu, did not repeat after him,

но доставил себе удовольствие повторить весь заказ по карте:

but gave himself the pleasure of repeating the entire order from the menu:

– «Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше,

‘Soupe printanière, turbot sauce Beaumarchais,

пулард а лестрагон, маседуан де фрюи…»

poularde à l’estragon, macédoine de fruits …’

– и тотчас, как на пружинах, положив одну переплетённую карту

and at once, as if on springs, laid aside one bound menu,

и подхватив другую, карту вин,

picked up another, the wine list,

поднёс её Степану Аркадьичу.

and offered it to Stepan Arkadyich.

– Что же пить будем?

‘What shall we drink?’

– Я что хочешь, только немного, шампанское, – сказал Левин.

‘I’ll have whatever you like, only not much, some champagne,’ said Levin.

– Как? сначала?

‘What? To begin with?

А впрочем, правда, пожалуй.

Though why not, in fact?

Ты любишь с белою печатью?

Do you like the one with the white seal?’

– Каше блан, – подхватил татарин.

‘Cachet blanc,’ the Tartar picked up.

– Ну, так этой марки к устрицам подай, а там видно будет.

‘Well, so bring us that with the oysters, and then we’ll see.’

– Слушаю-с. Столового какого прикажете?

‘Right, sir. What table wine would you prefer?’

– Нюи подай.

‘Bring us the Nuits.

Нет, уж лучше классический шабли.

No, better still the classic Chablis.’

– Слушаю-с. Сыру вашего прикажете?

‘Right, sir. Would you prefer your cheese?’

– Ну да, пармезану.

‘Yes, the Parmesan.

Или ты другой любишь?

Unless you’d prefer something else?’

– Нет, мне всё равно, – не в силах удерживать улыбки, говорил Левин.

‘No, it makes no difference to me,’ said Levin, unable to repress a
smile.

И татарин с развевающимися фалдами над широким тазом побежал

And the Tartar, his tails flying over his broad hips, ran off

и через пять минут влетел с блюдом открытых на перламутровых раковинах устриц

and five minutes later rushed in again with a plate of opened oysters in their pearly shells

и с бутылкой между пальцами.

and a bottle between his fingers.

Степан Аркадьич смял накрахмаленную салфетку,

Stepan Arkadyich crumpled the starched napkin,

засунул её себе за жилет

tucked it into his waistcoat,

и, положив покойно руки, взялся за устрицы.

and, resting his arms comfortably, applied himself to the oysters.

– А недурны, – говорил он,

‘Not bad,’ he said,

сдирая серебряною вилочкой с перламутровой раковины шлюпающих устриц и проглатывая их одну за другой. 

peeling the sloshy oysters from their pearly shells with a little silver fork and swallowing them one after another.

– Недурны, – повторял он,

‘Not bad,’ he repeated,

вскидывая влажные и блестящие глаза то на Левина, то на татарина.

raising his moist and shining eyes now to Levin, now to the Tartar.

Левин ел и устрицы,

Levin ate the oysters,

хотя белый хлеб с сыром был ему приятнее.

though white bread and cheese would have been more to his liking.

Но он любовался на Облонского.

But he admired Oblonsky.

Даже татарин, отвинтивший пробку и разливавший игристое вино по разлатым тонким рюмкам,

Even the Tartar, drawing the cork and pouring the sparkling wine into shallow thin glasses,

с заметною улыбкой удовольствия, поправляя свой белый галстук, поглядывал на Степана Аркадьича.

then straightening his white tie, kept glancing with a noticeable smile of pleasure at Stepan Arkadyich.

– А ты не очень любишь устрицы? – сказал Степан Аркадьич, выпивая свой бокал, 

‘You don’t care much for oysters?’ said Stepan Arkadyich, drinking off his glass.

– или ты озабочен? А?

‘Or else you’re preoccupied? Eh?’

Ему хотелось, чтобы Левин был весел.

He wanted Levin to be cheerful.

Но Левин не то что был не весел, он был стеснён.

Yet it was not that Levin was not cheerful: he felt constrained.

С тем, что было у него в душе,

With what he had in his soul,

ему жутко и неловко было в трактире,

it was eerie and awkward for him to be in a tavern,

между кабинетами, где обедали с дамами,

next to private rooms where one dined in the company of ladies,

среди этой беготни и суетни;

amidst this hustle and bustle.

эта обстановка бронз, зеркал, газа, татар

These surroundings of bronze, mirrors, gas-lights, Tartars

– всё это было ему оскорбительно.

– it was all offensive to him.

Он боялся запачкать то, что переполняло его душу.

He was afraid to soil what was overflowing in his soul.

– Я? Да, я озабочен;

‘Me? Yes, I’m preoccupied.

но, кроме того, меня это всё стесняет, – сказал он. 

But, besides, I feel constrained by all this,’ he said.

– Ты не можешь представить себе,

‘You can’t imagine

как для меня, деревенского жителя, все это дико,

how wild all this is for a countryman like me

как ногти того господина, которого я видел у тебя…

– or take the nails of that gentleman I saw in your office …’

– Да, я видел, что ногти бедного Гриневича тебя очень заинтересовали, – смеясь, сказал Степан Аркадьич.

‘Yes, I could see poor Grinevich’s nails interested you greatly,’ Stepan Arkadyich said, laughing.

– Не могу, – отвечал Левин. 

‘I can’t help it,’ replied Levin.

– Ты постарайся, войди в меня,

‘Try getting inside me,

стань на точку зрения деревенского жителя.

look at it from a countryman’s point of view.

Мы в деревне стараемся привести свои руки в такое положение, чтоб удобно было ими работать;

In the country we try to keep our hands in a condition that makes them convenient to work with;

для этого обстригаем ногти, засучиваем иногда рукава.

for that we cut our nails and sometimes roll up our sleeves.

А тут люди нарочно отпускают ногти,

While here people purposely let their nails grow

насколько они могут держаться,

as long as they can,

и прицепляют в виде запонок блюдечки,

and stick on saucers instead of cuff-links,

чтоб уж ничего нельзя было делать руками.

so that it would be impossible for them to do anything with their hands.’

Степан Аркадьич весело улыбался.

Stepan Arkadyich smiled gaily.

– Да, это признак того, что грубый труд ему не нужен.

‘Yes, it’s a sign that he has no need of crude labour.

У него работает ум…

His mind works…’

– Может быть.

‘Maybe.

Но всё-таки мне дико,

But all the same it seems wild to me,

так же как мне дико теперь то,

just as it seems wild to me

что мы, деревенские жители, стараемся поскорее наесться,

that while we countrymen try to eat our fill quickly,

чтобы быть в состоянии делать своё дело,

so that we can get on with what we have to do,

а мы с тобой стараемся как можно дольше не наесться

you and I are trying our best not to get full for as long as possible,

и для этого едим устрицы…

and for that we eat oysters …’

– Ну, разумеется, – подхватил Степан Аркадьич. 

‘Well, of course,’ Stepan Arkadyich picked up.

– Но в этом-то и цель образования:

‘But that’s the aim of civilization:

– изо всего сделать наслаждение.

to make everything an enjoyment.’

– Ну, если это цель, то я желал бы быть диким.

‘Well, if that’s its aim, I’d rather be wild.’

– Ты и так дик… Вы все Левины дики.

‘You’re wild as it is. All you Levins are wild.[18]

Левин вздохнул.

Levin sighed.

Он вспомнил о брате Николае,

He remembered his brother Nikolai,

и ему стало совестно и больно,

and felt ashamed and pained.

и он нахмурился;

He frowned,

но Облонский заговорил о таком предмете,

but Oblonsky began talking about a subject

который тотчас же отвлёк его.

that distracted him at once.

– Ну что ж, поедешь нынче вечером к нашим,

‘So you’re going to see our people tonight

к Щербацким то есть? – сказал он,

– the Shcherbatskys, I mean?’ he said,

отодвигая пустые шершавые раковины,

pushing aside the empty scabrous shells

придвигая сыр и значительно блестя глазами.

and drawing the cheese towards him, his eyes shining significantly.

– Да, я непременно поеду, – отвечал Левин. 

‘Yes, I’ll certainly go,’ replied Levin.

– Хотя мне показалось, что княгиня неохотно звала меня.

‘Though it seemed to me the princess invited me reluctantly.’

– Что ты! Вздор какой!

‘Come, now! What nonsense!

Это её манера…

That’s her manner …

Ну давай же, братец, суп!..

Well, my good man, serve the soup! …

Это её манера, grande dame, – сказал Степан Аркадьич. 

That’s her manner, the grande dame,’ said Stepan Arkadyich.

– Я тоже приеду,

‘I’ll come, too,

но мне на спевку к графине Баниной надо.

only I have to go to a choir rehearsal at Countess Banin’s first.

Ну как же ты не дик?

Well, what are you if not wild?

Чем же объяснить то, что ты вдруг исчез из Москвы?

How else explain the way you suddenly disappeared from Moscow?

Щербацкие меня опрашивали о тебе беспрестанно,

The Shcherbatskys kept asking me about you,

как будто я должен знать.

as if I should know.

А я знаю только одно:

I know only one thing:

– ты делаешь всегда то, что никто не делает.

you always do what nobody else does.’

– Да, – сказал Левин медленно и взволнованно. 

‘Yes,’ Levin said slowly and with agitation.

– Ты прав, я дик.

‘You’re right, I am wild.

Но только дикость моя не в том, что я уехал,

Only my wildness isn’t in my leaving,

а в том, что я теперь приехал.

but in my coming now.

Теперь я приехал.

I’ve come now…’

– О, какой ты счастливец! – подхватил Степан Аркадьич,

‘Oh, what a lucky man you are!’ Stepan Arkadyich picked up,

глядя в глаза Левину.

looking into Levin’s eyes.

– Отчего?

‘Why?’

– Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам,

‘Bold steeds I can tell by their something-or-other thighs,

юношей влюблённых узнаю по их глазам, – продекламировал Степан Аркадьич. 

and young men in love by the look in their eyes,[19] declaimed Stepan Arkadyich.

– У тебя всё впереди.

‘You’ve got everything before you.’

– А у тебя разве уж назади?

‘And with you it’s already behind?’

– Нет, хоть не назади,

‘No, not behind,

но у тебя будущее, а у меня настоящее

but you have the future and I the present

– так, в пересыпочку.

– a bit of this, a bit of that’

– А что?

‘And?’

– Да нехорошо.

‘Not so good.

Ну, да я о себе не хочу говорить,

Well, but I don’t want to talk about myself,

и к тому же объяснить всего нельзя, – сказал Степан Аркадьич. 

and besides it’s impossible to explain everything,’ said Stepan Arkadyich.

– Так ты зачем же приехал в Москву?..

‘So what have you come to Moscow for? …

Эй, принимай! – крикнул он татарину.

Hey, clear away!’ he called to the Tartar.

– Ты догадываешься? – отвечал Левин,

‘Can’t you guess?’ replied Levin,

не спуская со Степана Аркадьича своих в глубине светящихся глаз.

gazing steadily at Stepan Arkadyich, his eyes lit from within.

– Догадываюсь, но не могу начать говорить об этом.

‘I can, but I can’t be the first to speak of it.

Уж по этому ты можешь видеть, верно или не верно я догадываюсь, – сказал Степан Аркадьич,

By that alone you can see whether I’ve guessed right or not,’ said Stepan Arkadyich,

с тонкою улыбкой глядя на Левина.

glancing at Levin with a subtle smile.

– Ну что же ты скажешь мне? – сказал Левин дрожащим голосом

‘Well, what do you say?’ Levin said in a trembling voice

и чувствуя, что на лице его дрожат все мускулы. 

and feeling all the muscles in his face trembling.

– Как ты смотришь на это?

‘How do you look at it?’

Степан Аркадьич медленно выпил свой стакан шабли,

Stepan Arkadyich slowly drank his glass of Chablis,

не спуская глаз с Левина.

not taking his eyes off Levin.

– Я? – сказал Степан Аркадьич, 

‘I?’ said Stepan Arkadyich.

– я ничего так не желал бы, как этого, ничего.

‘I’d like nothing better than that – nothing.

Это лучшее, что могло бы быть.

It’s the best thing that could happen.’

– Но ты не ошибаешься?

‘But you’re not mistaken?

Ты знаешь, о чем мы говорим? – проговорил Левин,

You do know what we’re talking about?’ Levin said,

впиваясь глазами в своего собеседника. 

fastening his eyes on his interlocutor.

– Ты думаешь, что это возможно?

‘You think it’s possible?’

– Думаю, что возможно.

‘I think it’s possible.

Отчего же невозможно?

Why should it be impossible?’

– Нет, ты точно думаешь, что это возможно?

‘No, you really think it’s possible?

Нет, ты скажи всё, что ты думаешь!

No, tell me all you think!

Ну, а если, если меня ждёт отказ?..

Well, and what if… what if I should be refused?…

И я даже уверен…

And I’m even certain …’

– Отчего же ты это думаешь? – улыбаясь на его волнение, сказал Степан Аркадьич.

‘Why do you think so?’ Stepan Arkadyich said, smiling at his friend’s excitement.

– Так мне иногда кажется.

‘It sometimes seems so to me.

Ведь это будет ужасно и для меня и для неё.

But that would be terrible both for me and for her.’

– Ну, во всяком случае для девушки тут ничего ужасного нет.

‘Well, in any case, for a girl there’s nothing terrible in it.

Всякая девушка гордится предложением.

Every girl is proud of being proposed to.’

– Да, всякая девушка, но не она.

‘Yes, every girl, but not she.’

Степан Аркадьич улыбнулся.

Stepan Arkadyich smiled.

Он так знал это чувство Левина,

He knew so well this feeling of Levin’s,

знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта:

knew that for him all the girls in the world were divided into two sorts:

– один сорт – это все девушки в мире, кроме её,

one sort was all the girls in the world except her,

и эти девушки имеют все человеческие слабости,

and these girls had all human weaknesses

и девушки очень обыкновенные;

and were very ordinary girls;

другой сорт – она одна,

the other sort was her alone,

не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.

with no weaknesses and higher than everything human.

– Постой, соуса возьми, – сказал он,

‘Wait, have some sauce,’ he said,

удерживая руку Левина, который отталкивал от себя соус.

stopping Levin’s hand, which was pushing the sauce away.

Левин покорно положил себе соуса,

Levin obediently took some sauce,

но не дал есть Степану Аркадьичу.

but would not let Stepan Arkadyich eat.

– Нет, ты постой, постой, – сказал он. 

‘No, wait, wait!’ he said.

– Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти.

‘Understand that for me it’s a question of life and death.

Я никогда ни с кем не говорил об этом.

I’ve never talked about it with anyone.

И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою.

And I can’t talk about it with anyone but you.

Ведь вот мы с тобой по всему чужие:

Look, here we are, strangers in everything:

– другие вкусы, взгляды, всё;

different tastes, views, everything;

но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь,

but I know that you love me and understand me,

и от этого я тебя ужасно люблю.

and for that I love you terribly.

Но, ради бога, будь вполне откровенен.

So, for God’s sake, be completely open.’

– Я тебе говорю, что я думаю, – сказал Степан Аркадьич улыбаясь. 

‘I’m telling you what I think,’ Stepan Arkadyich said, smiling.

– Но я тебе больше скажу:

‘But I’ll tell you more:

– моя жена – удивительнейшая женщина… 

my wife is a most remarkable woman…’

– Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою,

Stepan Arkadyich sighed, remembering his relations with his wife,

и, помолчав с минуту, продолжал:

and after a moment’s silence went on:

– У нее есть дар предвидения.

‘She has a gift of foresight.

Она насквозь видит людей;

She can see through people;

но этого мало, 

but, more than that,

– она знает, что будет, особенно по части браков.

she knows what’s going to happen, especially along marital lines.

Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна.

She predicted, for instance, that Shakhovskoy would marry Brenteln.

Никто этому верить не хотел, а так вышло.

No one wanted to believe it, but it turned out to be so.

И она – на твоей стороне.

And she’s on your side.’

– То есть как?

‘Meaning what?’

– Так, что она мало того что любит тебя, 

‘Meaning not just that she loves you

– она говорит, что Кити будет твоею женой непременно.

– she says Kitty will certainly be your wife.’

При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой,

At these words Levin’s face suddenly lit up with a smile,

тою, которая близка к слезам умиления.

of the sort that is close to tears of tenderness.

– Она это говорит! – вскрикнул Левин. 

‘She says that!’ Levin cried.

– Я всегда говорил, что она прелесть, твоя жена.

‘I always said she was a delight, your wife.

Ну и довольно, довольно об этом говорить, – сказал он, вставая с места.

Well, enough, enough talking about it,’ he said, getting up from his seat.

– Хорошо, но садись же, вот и суп.

‘All right, only do sit down, the soup’s coming.’

Но Левин не мог сидеть.

But Levin could not sit down.

Он прошёлся два раза своими твердыми шагами по клеточке-комнате,

He paced the little cell of a room twice with his firm strides,

помигал глазами, чтобы не видно было слез,

blinked his eyes to keep the tears from showing,

и тогда только сел опять за стол.

and only then sat down at the table again.

– Ты пойми, – сказал он, – что это не любовь.

‘Understand,’ he said, ‘that it isn’t love.

Я был влюблён, но это не то.

I’ve been in love, but this is not the same.

Это не моё чувство,

This is not my feeling,

а какая-то сила внешняя завладела мной.

but some external force taking possession of me.

Ведь я уехал, потому что решил, что этого не может быть,

I left because I decided it could not be,

понимаешь как счастье, которого не бывает на земле;

you understand, like a happiness that doesn’t exist on earth;

но я бился с собой и вижу, что без этого нет жизни.

but I have struggled with myself and I see that without it there is no life.

И надо решить…

And I must resolve …’

– Для чего же ты уезжал?

‘Then why did you go away?’

– Ах, постой! Ах, сколько мыслей!

‘Ah, wait! Ah, so many thoughts!

Сколько надо спросить! Послушай.

I have so much to ask! Listen.

Ты ведь не можешь представить себе,

You can’t imagine

что ты сделал для меня тем, что сказал.

what you’ve done for me by what you’ve said.

Я так счастлив, что даже гадок стал;

I’m so happy that I’ve even become mean;

я все забыл…

I’ve forgotten everything …

Я нынче узнал, что брат Николай… знаешь, он тут…

I found out today that my brother Nikolai… you know, he’s here …

я и про него забыл.

I forgot about him, too.

Мне кажется, что и он счастлив.

It seems to me that he’s happy, too.

Это вроде сумасшествия.

It’s like madness.

Но одно ужасно…

But there’s one terrible thing …

Вот ты женился, ты знаешь это чувство…

You’re married, you know this feeling …

Ужасно то, что мы – старые, уже с прошедшим…

The terrible thing is that we older men, who already have a past…

не любви, а грехов…

not of love, but of sins …

вдруг сближаемся с существом чистым, невинным;

suddenly become close with a pure, innocent being;

это отвратительно,

it’s disgusting,

и поэтому нельзя не чувствовать себя недостойным.

and so you can’t help feeling yourself unworthy.’

– Ну, у тебя грехов немного.

‘Well, you don’t have so many sins.’

– Ах, всё-таки, – сказал Левин, 

‘Ah, even so,’ said Levin,

– всё-таки, «с отвращением читая жизнь мою,

‘even so, "with disgust reading over my life,

я трепещу и проклинаю, и горько жалуюсь…» Да.

I tremble and curse, and bitterly complain .. .[20] Yes.’

– Что ж делать, так мир устроен, – сказал Степан Аркадьич.

‘No help for it, that’s how the world is made,’ said Stepan Arkadyich.

– Одно утешение, как в этой молитве, которую я всегда любил,

‘There’s one consolation, as in that prayer I’ve always loved,

что не по заслугам прости меня, а по милосердию.

that I may be forgiven not according to my deserts, but out of mercy.

Так и она только простить может…

That’s also the only way she can forgive me.’

XI

XI

Левин выпил свой бокал, и они помолчали.

Levin finished his glass, and they were silent for a while.

– Одно ещё я тебе должен сказать.

‘There’s one more thing I must tell you.

Ты знаешь Вронского? – спросил Степан Аркадьич Левина.

Do you know Vronsky?’ Stepan Arkadyich asked Levin.

– Нет, не знаю. Зачем ты спрашиваешь?

‘No, I don’t. Why do you ask?’

– Подай другую, – обратился Степан Аркадьич к татарину,

‘Bring us another,’ Stepan Arkadyich addressed the Tartar,

доливавшему бокалы и вертевшемуся около них,

who was filling their glasses and fussing around them

именно когда его не нужно было.

precisely when he was not needed.

– Зачем мне знать Вронского?

‘Why should I know Vronsky?’

– А затем тебе знать Вронского,

‘You should know Vronsky

что это один из твоих конкурентов.

because he’s one of your rivals.’

– Что такое Вронский? – сказал Левин,

‘What is this Vronsky?’ said Levin,

и лицо его из того детски-восторженного выражения, которым только что любовался Облонский,

and his face, from that expression of childlike rapture which Oblonsky had just been admiring,

вдруг перешло в злое и неприятное.

suddenly turned spiteful and unpleasant.

– Вронский – это один из сыновей графа Кирилла Ивановича Вронского

‘Vronsky is one of the sons of Count Kirill Ivanovich Vronsky

и один из самых лучших образцов золочёной молодежи петербургской.

and one of the finest examples of the gilded youth of Petersburg.

Я его узнал в Твери,

I got to know him in Tver,

когда я там служил,

when I was in government service there

а он приезжал на рекрутский набор.

and he came for the conscription.

Страшно богат, красив,

Terribly rich, handsome,

большие связи, флигель-адъютант

big connections, an imperial aide-de-camp,

и вместе с тем – очень милый, добрый малый.

and with all that – a very sweet, nice fellow.

Но более, чем просто добрый малый.

And more than just a nice fellow.

Как я его узнал здесь,

As I’ve come to know him here,

он и образован и очень умён;

he’s both cultivated and very intelligent.

это человек, который далеко пойдёт.

He’s a man who will go far.’

Левин хмурился и молчал.

Levin frowned and kept silent.

– Ну-с, он появился здесь вскоре после тебя,

Well, sir, he appeared here soon after you left

и, как я понимаю, он по уши влюблён в Кити,

and, as I understand, is head over heels in love with Kitty,

и ты понимаешь, что мать…

and, you understand, her mother…’

– Извини меня, но я не понимаю ничего, – сказал Левин, мрачно насупливаясь.

‘Excuse me, but I understand nothing,’ said Levin, scowling gloomily.

И тотчас же он вспомнил о брате Николае

And he at once remembered his brother Nikolai

и о том, как он гадок, что мог забыть о нём.

and how mean he was to have forgotten about him.

– Ты постой, постой, – сказал Степан Аркадьич,

‘Wait, wait,’ said Stepan Arkadyich,

улыбаясь и трогая его руку. 

smiling and touching his hand.

– Я тебе сказал то, что я знаю,

‘I’ve told you what I know,

и повторяю, что в этом тонком и нежном деле,

and I repeat that in this subtle and delicate matter,

сколько можно догадываться,

as far as I can surmise,

мне кажется, шансы на твоей стороне.

the chances seem to be on your side.’

Левин откинулся назад на стул, лицо его было бледно.

Levin leaned back in his chair, his face was pale.

– Но я бы советовал тебе решить дело как можно скорее, – продолжал Облонский, доливая ему бокал.

‘But I’d advise you to resolve the matter as soon as possible,’ Oblonsky went on, filling Levin’s glass.

– Нет, благодарствуй, я больше не могу пить, – сказал Левин, отодвигая свой бокал. 

‘No thanks, I can’t drink any more,’ said Levin, pushing his glass away.

– Я буду пьян…

‘I’ll get drunk . ..

Ну, ты как поживаешь? – продолжал он,

Well, how are things with you?’ he went on,

видимо желая переменить разговор.

obviously wishing to change the subject.

– Ещё слово:

‘One word more:

– во всяком случае, советую решить вопрос скорее.

in any event, I advise you to resolve the question quickly.

Нынче не советую говорить, – сказал Степан Аркадьич. 

I don’t advise you to speak of it tonight,’ said Stepan Arkadyich.

– Поезжай завтра утром, классически, делать предложение,

‘Go tomorrow morning, classically, make a proposal,

и да благословит тебя Бог…

and God bless you…’

– Что ж ты, всё хотел на охоту ко мне приехать?

‘Haven’t you always wanted to come for some hunting with me?

Вот приезжай весной, – сказал Левин.

So, come in the spring,’ said Levin.

Теперь он всею душой раскаивался,

He now repented with all his heart

что начал этот разговор со Степаном Аркадьичем.

that he had begun this conversation with Stepan Arkadyich.

Его особенное чувство было осквернено разговором о конкуренции какого-то петербургского офицера,

His special feeling had been defiled by talk of rivalry with some Petersburg officer,

предположениями и советами Степана Аркадьича.

by Stepan Arkadyich’s suppositions and advice.

Степан Аркадьич улыбнулся.

Stepan Arkadyich smiled.

Он понимал, что делалось в душе Левина.

He understood what was going on in Levin’s heart.

– Приеду когда-нибудь, – сказал он. 

‘I’ll come sometime,’ he said.

– Да, брат, – женщины – это винт, на котором всё вертится.

‘Yes, brother, women – that’s the pivot on which everything turns.

Вот и моё дело плохо, очень плохо.

And with me, too, things are bad, very bad.

И всё от женщин.

And all from women.

Ты мне скажи откровенно, – продолжал он,

Tell me frankly,’ he went on,

достав сигару и держась одною рукой за бокал, 

taking out a cigar and keeping one hand on his glass,

– ты мне дай совет.

‘give me your advice.’

– Но в чём же?

‘But what about?’

– Вот в чём.

‘Here’s what.

Положим, ты женат, ты любишь жену,

Suppose you’re married, you love your wife,

но ты увлёкся другою женщиной…

but you become infatuated with another woman . ..’

– Извини, но я решительно не понимаю этого,

‘Excuse me, but I decidedly do not understand

как бы… всё равно как не понимаю,

how I… just as I don’t understand

как бы я теперь, наевшись, тут же пошел мимо калачной и украл бы калач.

how I could pass by a bakery, as full as I am now, and steal a sweet roll.’

Глаза Степана Аркадьича блестели больше обыкновенного.

Stepan Arkadyich’s eyes shone more than usual.

– Отчего же?

‘Why not?

Калач иногда так пахнет, что не удержишься.

Sometimes a sweet roll is so fragrant that you can’t help yourself.

Himmlisch ist's, wenn ich bezwungen Meine irdische Begier; Aber noch wenn's nicht gelungen, Hatt'ich auch recht hubsch Plaisir!

‘Himmlisch ist’s, wenn ich bezwungen Meine irdische Begier; Aber doch wenn’s nicht gelungen, Hatt’ ich auch recht hübsch Plaisir![21]

Говоря это, Степан Аркадьич, тонко улыбался.

As he said this, Stepan Arkadyich smiled subtly.

Левин тоже не мог не улыбнуться.

Levin also could not help smiling.

– Да, но без шуток, – продолжал Облонский. 

‘No, joking aside,’ Oblonsky went on.

– Ты пойми, что женщина,

‘Understand, there’s this woman,

милое, кроткое, любящее существо,

a dear, meek, loving being,

бедная, одинокая и всем пожертвовала.

poor, lonely, and who has sacrificed everything.

Теперь, когда уже дело сделано, – ты пойми, 

Now, when the deed is already done – understand

– неужели бросить её?

– how can I abandon her?

Положим: – расстаться, чтобы не разрушить семейную жизнь;

Suppose we part, so as not to destroy my family;

но неужели не пожалеть её,

but how can I not pity her,

не устроить, не смягчить?

not provide for her, not try to soften it?’

– Ну, уж извини меня.

‘Well, you must excuse me.

Ты знаешь, для меня все женщины делятся на два сорта…

You know, for me all women are divided into two sorts …

то есть нет… вернее:

that is, no … rather:

– есть женщины, и есть…

there are women and there are …

Я прелестных падших созданий не видал и не увижу,

I’ve never seen and never will see any lovely fallen creatures[22]

а такие, как та крашеная француженка у конторки, с завитками, 

and ones like that painted Frenchwoman at the counter, with all those ringlets

– это для меня гадины,

– they’re vermin for me,

и все падшие – такие же.

and all the fallen ones are the same.’

– А евангельская?

‘And the one in the Gospels?’

– Ах, перестань!

‘Oh, stop it!

Христос никогда бы не сказал этих слов,

Christ would never have said those words,

если бы знал, как будут злоупотреблять ими.

if he’d known how they would be misused[23]

Изо всего евангелия только и помнят эти слова.

Those are the only words people remember from all the Gospels.

Впрочем, я говорю не то, что думаю, а то, что чувствую.

However, I’m not saying what I think but what I feel.

Я имею отвращение к падшим женщинам.

I have a loathing for fallen women.

Ты пауков боишься, а я этих гадин.

You’re afraid of spiders and I of those vermin.

Ты ведь, наверно, не изучал пауков и не знаешь их нравов:

You surely have never studied spiders and don’t know their ways:

– так и я.

it’s the same with me.’

– Хорошо тебе так говорить;

‘It’s fine for you to talk like that;

это – всё равно, как этот диккенсовский господин,

it’s the same as that Dickensian gentleman

который перебрасывает левою рукой через правое плечо все затруднительные вопросы.

who threw all difficult questions over his right shoulder with his left hand[24]

Но отрицание факта – не ответ.

But the denial of a fact is not an answer.

Что ж делать, ты мне скажи, что делать?

What’s to be done, tell me, what’s to be done?

Жена стареется, а ты полон жизни.

The wife is getting old, and you’re full of life.

Ты не успеешь оглянуться,

Before you have time to turn round,

как ты уже чувствуешь,

you already feel

что ты не можешь любить любовью жену,

that you can’t love your wife as a lover,

как бы ты ни уважал её.

however much you may respect her.

А тут вдруг подвернётся любовь,

And here suddenly love comes along,

и ты пропал, пропал! – с унылым отчаянием проговорил Степан Аркадьич.

and you’re lost, lost!’ Stepan Arkadyich said with glum despair.

Левин усмехнулся.

Levin grinned.

– Да, и пропал, – продолжал Облонский. 

‘Yes, lost,’ Oblonsky went on.

– Но что же делать?

‘But what to do?’

– Не красть калачей.

‘Don’t steal sweet rolls.’

Степан Аркадьич рассмеялся.

Stepan Arkadyich laughed.

– О моралист!

Oh, you moralist!

Но ты пойми, есть две женщины:

But understand, there are two women:

– одна настаивает только на своих правах,

one insists only on her rights,

и права эти твоя любовь, которой ты не можешь ей дать;

and these rights are your love, which you cannot give her;

а другая жертвует тебе всем и ничего не требует.

and the other sacrifices everything for you and demands nothing.

Что тебе делать? Как поступить?

What are you to do? How act?

Тут страшная драма.

There’s a terrible drama here.’

– Если ты хочешь мою исповедь относительно этого,

‘If you want my opinion concerning that,

то я скажу тебе, что не верю, чтобы тут была драма.

I’ll tell you that I don’t think there is a drama here.

И вот почему.

And here’s why.

По-моему, любовь… обе любви, которые, помнишь, – Платон определяет в своем «Пире»,

To my mind, love … the two loves that Plato, remember, defines in his Symposium[25]

обе любви служат пробным камнем для людей.

these two loves serve as a touchstone for people.

Одни люди понимают только одну, другие другую.

Some people understand only the one, others the other.

И те, что понимают только неплатоническую любовь,

And those who understand only non-platonic love

напрасно говорят о драме.

shouldn’t talk about drama.

При такой любви не может быть никакой драмы.

In such love there can be no drama.

«Покорно вас благодарю за удовольствие, мое почтенье»,

"Thank you kindly for the pleasure, with my respects"

вот и вся драма.

– there’s the whole drama.

А для платонической любви не может быть драмы,

And for platonic love there can be no drama,

потому что в такой любви все ясно и чисто, потому что…

because in such love everything is clear and pure, because …’

В эту минуту Левин вспомнил о своих грехах

Just then Levin remembered his own sins

и о внутренней борьбе, которую он пережил.

and the inner struggle he had gone through.

И он неожиданно прибавил:

And he added unexpectedly:

– А впрочем, может быть, ты и прав.

‘However, it’s possible you’re right.

Очень может быть…

Very possible …

Но я не знаю, решительно не знаю.

But I don’t know, I really don’t know.’

– Вот видишь ли, – сказал Степан Аркадьич, 

‘So you see,’ said Stepan Arkadyich,

– ты очень цельный человек.

‘you’re a very wholesome man.

Это твоё качество и твой недостаток.

That is your virtue and your defect.

Ты сам цельный характер

You have a wholesome character,

и хочешь, чтобы вся жизнь слагалась из цельных явлений,

and you want all of life to be made up of wholesome phenomena,

а этого не бывает.

but that doesn’t happen.

Ты вот презираешь общественную служебную деятельность,

So you despise the activity of public service

потому что тебе хочется, чтобы дело постоянно соответствовало цели,

because you want things always to correspond to their aim,

а этого не бывает.

and that doesn’t happen.

Ты хочешь тоже, чтобы деятельность одного человека всегда имела цель,

You also want the activity of the individual man always to have an aim,

чтобы любовь и семейная жизнь всегда были одно.

that love and family life always be one.

А этого не бывает.

And that doesn’t happen.

Всё разнообразие, вся прелесть,

All the variety, all the charm,

вся красота жизни слагается из тени и света.

all the beauty of life are made up of light and shade.’

Левин вздохнул и ничего не ответил.

Levin sighed and gave no answer.

Он думал о своём и не слушал Облонского.

He was thinking of his own things and not listening to Oblonsky.

И вдруг они оба почувствовали,

And suddenly they both felt

что хотя они и друзья,

that, though they were friends,

хотя они обедали вместе и пили вино,

though they had dined together and drunk wine

которое должно было бы еще более сблизить их,

that should have brought them still closer,

но что каждый думает только о своём,

each was thinking only of his own things,

и одному до другого нет дела.

and they had nothing to do with each other.

Облонский уже не раз испытывал это случающееся после обеда крайнее раздвоение вместо сближения

Oblonsky had experienced more than once this extreme estrangement instead of closeness that may come after dinner,

и знал, что надо делать в этих случаях.

and knew what had to be done on such occasions.

– Счёт! – крикнул он и вышел в соседнюю залу,

‘The bill!’ he shouted and went to a neighbouring room,

где тотчас же встретил знакомого адъютанта

where he at once met an aide-de-camp of his acquaintance

и вступил с ним в разговор об актрисе и её содержателе.

and got into conversation with him about some actress and the man who kept her.

И тотчас же в разговоре с адъютантом

And at once, in his conversation with the aide-de-camp,

Облонский почувствовал облегчение и отдохновение от разговора с Левиным,

Oblonsky felt relieved and rested after talking with Levin,

который вызывал его всегда на слишком большое умственное и душевное напряжение.

who always caused him too much mental and spiritual strain.

Когда татарин явился со счётом в двадцать шесть рублей с копейками и с дополнением на водку,

When the Tartar came with a bill for twenty–six roubles and change, plus something for a tip,

Левин, которого в другое время, как деревенского жителя,

Levin, who at another time, as a countryman,

привёл бы в ужас счет на его долю в четырнадцать рублей,

would have been horrified at his share of fourteen roubles,

теперь не обратил внимания на это,

now took notice,

расплатился и отправился домой,

paid and went home,

чтобы переодеться и ехать к Щербацким, где решится его судьба.

in order to change and go to the Shcherbatskys’, where his fate was to be decided.

XII

XII

Княжне Кити Щербацкой было восемнадцать лет.

Princess Kitty Shcherbatsky was eighteen years old.

Она выезжала первую зиму.

She had come out for the first time this season.

Успехи её в свете были больше, чем обеих её старших сестёр,

Her success in society was greater than that of her two older sisters

и больше, чем даже ожидала княгиня.

and greater than the old princess had even expected.

Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены в Кити,

Not only were all the young men who danced at the Moscow balls in love with Kitty,

уже в первую зиму представились две серьёзные партии:

but already in this first season two serious suitors had presented themselves:

– Левин и, тотчас же после его отъезда, граф Вронский.

Levin and, immediately after his departure, Count Vronsky.

Появление Левина в начале зимы,

Levin’s appearance at the beginning of winter,

его частые посещения и явная любовь к Кити

his frequent visits and obvious love for Kitty,

были поводом к первым серьёзным разговорам между родителями Кити о её будущности

gave rise to the first serious conversations between Kitty’s parents about her future

и к спорам между князем и княгинею.

and to disputes between the prince and the princess.

Князь был на стороне Левина,

The prince was on Levin’s side,

говорил, что он ничего не желает лучшего для Кити.

said he could wish nothing better for Kitty.

Княгиня же, со свойственною женщинам привычкой обходить вопрос,

The princess, however, with that way women have of sidestepping the question,

говорила, что Кити слишком молода,

said that Kitty was too young,

что Левин ничем не показывает,

that Levin had in no way shown

что имеет серьёзные намерения,

that his intentions were serious,

что Кити не имеет к нему привязанности, и другие доводы;

that Kitty had no attachment to him, and other arguments;

но не говорила главного, того, что она ждёт лучшей партии для дочери,

but what she did not say was that she expected a better match for her daughter,

и что Левин несимпатичен ей,

that she found Levin unsympathetic,

и что она не понимает его.

and that she did not understand him.

Когда же Левин внезапно уехал,

When Levin suddenly left,

княгиня была рада и с торжеством говорила мужу:

the princess was glad and said triumphantly to her husband:

– «Видишь, я была права».

‘You see, I was right.’

Когда же появился Вронский,

And when Vronsky appeared,

она ещё более была рада,

she was gladder still,

утвердившись в своем мнении,

being confirmed in her opinion

что Кити должна сделать не просто хорошую, но блестящую партию.

that Kitty was to make not merely a good but a brilliant match.

Для матери не могло быть никакого сравнения между Вронским и Левиным.

For the mother there could be no comparison between Vronsky and Levin.

Матери не нравились в Левине и его странные и резкие суждения,

The mother disliked in Levin his strange and sharp judgements,

и его неловкость в свете,

his awkwardness in society

основанная, как она полагала, на гордости,

(caused, as she supposed, by his pride),

и его, по её понятиям, дикая какая-то жизнь в деревне,

and his, in her opinion, wild sort of life in the country,

с занятиями скотиной и мужиками;

busy with cattle and muzhiks;

не нравилось очень и то, что он, влюблённый в её дочь,

she also very much disliked that he, being in love with her daughter,

ездил в дом полтора месяца,

had visited their house for a month and a half

чего-то как будто ждал, высматривал,

as if waiting for something spying out,

как будто боялся, не велика ли будет честь,

as if he were afraid it would be too great an honour

если он сделает предложение,

if he should propose,

и не понимал, что, ездя в дом, где девушка невеста,

and not understanding that if he visited a house where here was a marriageable daughter,

надо было объясниться.

he ought to explain himself.

И вдруг, не объяснившись, уехал.

And suddenly, without explanation, he had left.

«Хорошо, что он так непривлекателен, что Кити не влюбилась в него», – думала мать.

‘It’s a good thing he’s so unattractive that Kitty didn’t fall in love with him,’ thought the mother.

Вронский удовлетворял всем желаниям матери.

Vronsky satisfied all the mother’s desires.

Очень богат, умён, знатен,

Very rich, intelligent, wellborn,

на пути блестящей военной карьеры и обворожительный человек.

a brilliant military-courtly career, and a charming man.

Нельзя было ничего лучшего желать.

One could wish for nothing better.

Вронский на балах явно ухаживал за Кити,

At the balls Vronsky openly courted Kitty,

танцевал с нею и ездил в дом,

danced with her and visited the house,

стало быть нельзя было сомневаться в серьёзности его намерений.

which meant there could be no doubt of the seriousness of his intentions.

Но, несмотря на то, мать всю эту зиму находилась в страшном беспокойстве и волнении.

But, in spite of that, the mother spent the entire winter in terrible worry and agitation.

Сама княгиня вышла замуж тридцать лет тому назад,

The old princess herself had married thirty years ago,

по сватовству тётки.

with her aunt as matchmaker.

Жених, о котором было всё уже вперед известно,

The fiancé, of whom everything was known beforehand,

приехал, увидал невесту, и его увидали;

came, saw the bride, and was seen himself;

сваха тётка узнала и передала взаимно произведённое впечатление;

the matchmaking aunt found out and conveyed the impression made on both sides;

впечатление было хорошее;

the impression was good;

потом в назначенный день было сделано родителям и принято ожидаемое предложение.

then on the appointed day the expected proposal was made to her parents and accepted.

Всё произошло очень легко и просто.

Everything happened very easily and simply.

По крайней мере так казалось княгине.

At least it seemed so to the princess.

Но на своих дочерях она испытала,

But with her own daughters she had experienced

как не легко и не просто это, кажущееся обыкновенным, дело – выдавать дочерей замуж.

how this seemingly ordinary thing – giving away her daughters in marriage – was neither easy nor simple.

Сколько страхов было пережито,

So many fears had been lived through,

сколько мыслей передумано,

so many thoughts thought,

сколько денег потрачено,

so much money spent,

сколько столкновений с мужем при выдаче замуж старших двух, Дарьи и Натальи!

so many confrontations with her husband when the older two, Darya and Natalya, were being married!

Теперь, при вывозе меньшой, 

Now, as the youngest one was brought out,

– переживались те же страхи,

she lived through the same fears,

те же сомнения

the same doubts,

и ещё большие, чем из-за старших, ссоры с мужем.

and had still greater quarrels with her husband than over the older ones.

Старый князь, как и все отцы,

The old prince, like all fathers,

был особенно щепетилен насчёт чести и чистоты своих дочерей;

was especially scrupulous about the honour and purity of his daughters;

он был неблагоразумно ревнив к дочерям, и особенно к Кити,

he was unreasonably jealous over them, and especially over Kitty,

которая была его любимица,

who was his favourite,

и на каждом шагу делал сцены княгине за то, что она компрометирует дочь.

and at every step made scenes with his wife for compromising their daughter.

Княгиня привыкла к этому ещё с первыми дочерьми,

The princess had already grown used to it with the first two daughters,

но теперь она чувствовала, что щепетильность князя имеет больше оснований.

but now she felt that the prince’s scrupulousness had more grounds.

Она видела, что в последнее время многое изменилось в приёмах общества,

She saw that much had changed lately in the ways of society,

что обязанности матери стали ещё труднее.

that the duties of a mother had become even more difficult.

Она видела, что сверстницы Кити составляли какие-то общества,

She saw that girls of Kitty’s age formed some sort of groups,

отправлялись на какие-то курсы,

attended some sort of courses[26]

свободно обращались с мужчинами,

freely associated with men,

ездили одни по улицам, многие не приседали

drove around by themselves, many no longer curtsied,

и, главное, были все твёрдо уверены,

and, worse still, they were all firmly convinced

что выбрать себе мужа есть их дело, а не родителей.

that choosing a husband was their own and not their parents’ business.

«Нынче уж так не выдают замуж, как прежде», 

‘Nowadays girls are not given in marriage as they used to be,’

– думали и говорили все эти молодые девушки и все даже старые люди.

all these young girls, and even all the old people, thought and said.

Но как же нынче выдают замуж,

But how a girl was to be given in marriage nowadays

княгиня ни от кого не могла узнать.

the princess could not find out from anyone.

Французский обычай – родителям решать судьбу детей

The French custom – for the parents to decide the children’s fate

– был не принят, осуждался.

– was not accepted, and was even condemned.

Английский обычай – совершенной свободы девушки

The English custom – giving the girl complete freedom

– был тоже не принят и невозможен в русском обществе.

– was also not accepted and was impossible in Russian society.

Русский обычай сватовства считался чем-то безобразным,

The Russian custom of matchmaking was regarded as something outrageous

над ним смеялись, все и сама княгиня.

and was laughed at by everyone, the princess included.

Но как надо выходить и выдавать замуж, никто не знал.

But how a girl was to get married or be given in marriage, no one knew.

Все, с кем княгине случалось толковать об этом, говорили ей одно:

Everyone with whom the princess happened to discuss it told her one and the same thing:

– «Помилуйте, в наше время уж пора оставить эту старину.

‘Good gracious, in our day it’s time to abandon this antiquity.

Ведь молодым людям в брак вступать, а не родителям;

It’s young people who get married, not their parents;

стало быть, и надо оставить молодых людей устраиваться, как они знают».

that means the young people should be left to arrange it as they can.’

Но хорошо было говорить так тем, у кого не было дочерей;

It was fine for those who had no daughters to talk that way;

а княгиня понимала, что при сближении дочь могла влюбиться,

but the princess understood that in making friends her daughter might fall in love,

и влюбиться в того, кто не захочет жениться,

and fall in love with someone who would not want to marry

или в того, кто не годится в мужья.

or who was not right as a husband.

И сколько бы ни внушали княгине,

And however much the princess was assured

что в наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу,

that in our time young people themselves must settle their fate,

она не могла верить этому,

she was unable to believe it,

как не могла бы верить тому,

as she would have been unable to believe

что в какое бы то ни было время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.

that in anyone’s time the best toys for five-year-old children would be loaded pistols.

И потому княгиня беспокоилась с Кити больше, чем со старшими дочерьми.

And therefore the princess worried more about Kitty than she had about her older daughters.

Теперь она боялась, чтобы Вронский не ограничился одним ухаживаньем за её дочерью.

Now her fear was that Vronsky would not limit himself to merely courting her daughter.

Она видела, что дочь уже влюблена в него,

She saw that Kitty was already in love with him,

но утешала себя тем, что он честный человек

but she comforted herself with thinking that he was an honest man

и потому не сделает этого.

and therefore would not do such a thing.

Но вместе с тем она знала,

But along with that she knew

как с нынешнею свободой обращения легко вскружить голову девушки

how easy it was, with the present-day freedom of behaviour, to turn a girl’s head

и как вообще мужчины легко смотрят на эту вину.

and, generally, how lightly men looked upon this fault.

На прошлой неделе Кити рассказала матери свой разговор во время мазурки с Вронским.

The week before, Kitty had repeated to her mother her conversation with Vronsky during the mazurka.

Разговор этот отчасти успокоил княгиню;

This conversation had partly set the princess at ease;

но совершенно спокойною она не могла быть.

but she could not be completely at ease.

Вронский сказал Кити,

Vronsky had told Kitty

что они, оба брата, так привыкли во всём подчиняться своей матери,

that he and his brother were both so used to obeying their mother in all things

что никогда не решатся предпринять что-нибудь важное, не посоветовавшись с нею.

that they would never dare undertake anything important without consulting her.

«И теперь я жду, как особенного счастья, приезда матушки из Петербурга», – сказал он.

‘And now I’m waiting, as for a special happiness, for my mother’s arrival from Petersburg,’ he had said.

Кити рассказала это, не придавая никакого значения этим словам.

Kitty had repeated it without giving any significance to these words.

Но мать поняла это иначе.

But her mother understood it differently.

Она знала, что старуху ждут со дня на день,

She knew that the old woman was expected any day,

знала, что старуха будет рада выбору сына,

knew that she would be glad of her son’s choice,

и ей странно было, что он, боясь оскорбить мать, не делает предложения;

and found it strange that he would not propose for fear of offending his mother;

однако ей так хотелось и самого брака

yet she so much wanted the marriage itself

и, более всего, успокоения от своих тревог,

and, most of all, a rest from her anxieties,

что она верила этому.

that she believed it.

Как ни горько было теперь княгине видеть несчастие старшей дочери Долли,

Painful as it was for the Princess to see the unhappiness of her eldest daughter, Dolly,

сбиравшейся оставить мужа,

who was Preparing to leave her husband,

волнение о решавшейся судьбе меньшой дочери поглощало все её чувства.

her worry over the deciding of her youngest daughter’s fate consumed all her feelings.

Нынешний день, с появлением Левина,

Levin’s appearance that same day

ей прибавилось ещё новое беспокойство.

had added to her trouble.

Она боялась, чтобы дочь, имевшая, как ей казалось, одно время чувство к Левину,

She was afraid that her daughter, who as it seemed to her, had some feeling for Levin,

из излишней честности, не отказала бы Вронскому

might refuse Vronsky out of unnecessary honesty,

и вообще чтобы приезд Левина не запутал, 

and generally that Levin’s arrival

– не задержал дела, столь близкого к окончанию.

might confuse and delay matters so near conclusion.

– Что он, давно ли приехал? – сказала княгиня про Левина, когда они вернулись домой.

‘What about him, did he arrive long ago?’ the princess said of Levin as they returned home.

– Нынче, maman.

‘Today, maman.’

– Я одно хочу сказать, – начала княгиня,

‘I only want to say…’ the princess began,

и по серьёзно-оживлённому лицу её Кити угадала, о чём будет речь.

and by her seriously animated face Kitty could guess what the talk would be about.

– Мама, – сказала она, вспыхнув и быстро поворачиваясь к ней, 

‘Mama,’ she said, flushing and quickly turning to her,

– пожалуйста, пожалуйста, не говорите ничего про это.

‘please, please, don’t say anything about it.

Я знаю, я всё знаю.

I know, I know it all.’

Она желала того же, чего желала и мать,

She wished for the same thing her mother did,

но мотивы желания матери оскорбляли ее.

but the motives for her mother’s wish offended her.

– Я только хочу сказать, что, подав надежду одному…

‘I only want to say that, having given hopes to one …’

– Мама, голубчик, ради бога, не говорите.

‘Mama, darling, for God’s sake, don’t speak.

Так страшно говорить про это.

It’s so awful to speak of it.’

– Не буду, не буду, – сказала мать,

‘I won’t, I won’t,’ her mother said,

увидав слёзы на глазах дочери, 

seeing the tears in her daughter’s eyes,

– но одно, моя душа:

‘but one thing, my dearest:

– ты мне обещала, что у тебя не будет от меня тайны.

you promised me you wouldn’t have any secrets from me.

Не будет?

You won’t?’

– Никогда, мама, никакой, – отвечала Кити,

‘Never, mama, none,’ Kitty answered,

покраснев и взглянув прямо в лицо матери. 

blushing and looking straight into her mother’s face.

– Но мне нечего говорить теперь.

‘But I have nothing to tell now.

Я… я… если бы хотела, я не знаю, что сказать и как… я не знаю..

I.. . I… even if I wanted to, I don’t know what to say or how … I don’t know …’

«Нет, неправду не может она сказать с этими глазами», – подумала мать,

‘No, she can’t tell a lie with such eyes,’ her mother thought,

улыбаясь на её волнение и счастие.

smiling at her excitement and happiness.

Княгиня улыбалась тому, как огромно и значительно кажется ей, бедняжке, то, что происходит теперь в её душе.

The princess was smiling at how immense and significant everything now happening in her soul must seem to the poor dear.

XIII

XIII

Кити испытывала после обеда и до начала вечера чувство,

Between dinner and the beginning of the evening, Kitty experienced a feeling

подобное тому, какое испытывает юноша пред битвою.

similar to that of a young man before battle.

Сердце её билось сильно,

Her heart was beating hard,

и мысли не могли ни на чём остановиться.

and she could not fix her thoughts on anything.

Она чувствовала, что нынешний вечер, когда они оба в первый раз встречаются,

She felt that this evening, when the two of them would meet for the first time,

должен быть решительный в её судьбе.

must be decisive in her fate.

И она беспрестанно представляла себе их,

And she constantly pictured them to herself,

то каждого порознь, то вместе обоих.

first each of them separately, then the two together.

Когда она думала о прошедшем,

When she thought about the past,

она с удовольствием, с нежностью останавливалась на воспоминаниях своих отношений к Левину.

she paused with pleasure, with tenderness, over memories of her relations with Levin.

Воспоминания детства и воспоминания о дружбе Левина с её умершим братом

Memories of childhood and memories of Levin’s friendship with her dead brother

придавали особенную поэтическую прелесть её отношениям с ним.

lent her relations with him a special poetic charm.

Его любовь к ней, в которой она была уверена, была лестна и радостна ей.

His love for her, which she was certain of was flattering and joyful for her.

И ей легко было вспомнить о Левине.

And it was easy for her to recall Levin.

В воспоминание же о Вронском примешивалось что-то неловкое,

But in her recollections of Vronsky there was an admixture of something awkward,

хотя он был в высшей степени светский и спокойный человек;

though he was in the highest degree a calm and worldly man.

как будто фальшь какая-то была, 

It was as if there were some falseness

— не в нём, он был очень прост и мил, 

– not in him, he was very simple and nice

— но в ней самой,

– but in herself,

тогда как с Левиным она чувствовала себя совершенно простою и ясною.

while with Levin she felt completely simple and clear.

Но зато, как только она думала о будущем с Вронским,

But on the other hand, the moment she thought of a future with Vronsky,

пред ней вставала перспектива блестяще-счастливая;

the most brilliantly happy prospects rose before her,

с Левиным же будущность представлялась туманною.

while with Levin the future seemed cloudy.

Взойдя наверх одеться для вечера и взглянув в зеркало,

Going upstairs to dress for the evening and glancing in the mirror,

она с радостью заметила,

she noticed with joy

что она в одном из своих хороших дней и в полном обладании всеми своим силами,

that she was having one of her good days and was in full possession of all her powers,

а это ей так нужно было для предстоящего:

which she so needed for what lay ahead of her:

— она чувствовала в себе внешнюю тишину и свободную грацию движений.

she felt in herself an external calm and a free grace of movement.

В половине восьмого, только что она сошла в гостиную,

At half-past seven, just as she came down to the drawing room,

лакей доложил: — «Константин Дмитрич Левин».

the footman announced: ‘Konstantin Dmitrich Levin.’

Княгиня была ещё в своей комнате, и князь не выходил.

The princess was still in her room, and the prince also did not emerge.

«Так и есть», — подумала Кити,

‘That’s it,’ thought Kitty,

и вся кровь прилила ей к сердцу.

and the blood rushed to her heart.

Она ужаснулась своей бледности, взглянув в зеркало.

Glancing in the mirror, she was horrified at her paleness.

Теперь она верно знала,

Now she knew for certain

что он затем и приехал раньше,

that he had come earlier

чтобы застать её одну и сделать предложение.

in order to find her alone and to propose.

И тут только в первый раз всё дело представилось ей совсем с другой, новой стороны.

And only here did the whole matter present itself to her for the first time with quite a different, new side.

Тут только она поняла,

Only here did she realize

что вопрос касается не её одной, 

that the question concerned not just herself

— с кем она будет счастлива и кого она любит, 

– with whom would she be happy and whom she loved

— но что сию минуту она должна оскорбить человека, которого она любит.

– but that at this very minute she must hurt a man she loved.

И оскорбить жестоко… За что?

And hurt him cruelly . .. Why?

За то, что он, милый, любит её, влюблён в неё.

Because he, the dear man, loved her, was in love with her.

Но, делать нечего, так нужно, так должно.

But, no help for it, it must be so, it had to be so.

«Боже мой, неужели это я сама должна сказать ему? — подумала она. 

‘My God, can it be that I must tell him myself?’ she thought.

— Ну что я скажу ему?

‘Well, what shall I tell him?

Неужели я скажу ему, что я его не люблю?

Can I possibly tell him I don’t love him?

Это будет неправда.

It wouldn’t be true.

Что ж я скажу ему?

What shall I tell him, then?

Скажу, что люблю другого?

That I love another man?

Нет, это невозможно.

No, that’s impossible.

Я уйду, уйду».

I’ll go away, just go away.’

Она уже подходила к дверям, когда услыхала его шаги.

She was already close to the door when she heard his steps.

«Нет! нечестно. Чего мне бояться?

‘No, it’s dishonest! What am I afraid of?

Я ничего дурного не сделала.

I haven’t done anything wrong.

Что будет, то будет! Скажу правду.

What will be, will be! I’ll tell the truth.

Да с ним не может быть неловко.

I can’t feel awkward with him.

Вот он», — сказала она себе,

Here he is,’ she said to herself,

увидав всю его сильную и робкую фигуру с блестящими, устремлёнными на себя глазами.

seeing his whole strong and timid figure, with his shining eyes directed at her.

Она прямо взглянула ему в лицо, как бы умоляя его о пощаде,

She looked straight into his face, as if begging him for mercy,

и подала руку.

and gave him her hand.

— Я не вовремя, кажется, слишком рано, — сказал он,

I’ve come at the wrong time, it seems – too early,’ he said,

оглянув пустую гостиную.

glancing around the empty drawing room.

Когда он увидал, что его ожидания сбылись,

When he saw that his expectations had been fulfilled,

что ничто не мешает ему высказаться,

that nothing prevented him from speaking out,

лицо его сделалось мрачно.

his face darkened.

— О нет, — сказала Кити и села к столу.

‘Oh, no,’ said Kitty, and she sat down at the table.

— Но я только того и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он,

‘But this is just what I wanted, to find you alone,’ he began,

не садясь и не глядя на неё, чтобы не потерять смелости.

not sitting down and not looking at her, so as not to lose courage.

— Мама сейчас выйдет.

‘Mama will come out presently.

Она вчера очень устала. Вчера…

Yesterday she got very tired. Yesterday…’

Она говорила, сама не зная, что говорят её губы,

She spoke, not knowing what her lips were saying,

и не спуская с него умоляющего и ласкающего взгляда..

and not taking her pleading and caressing eyes off him.

Он взглянул на неё;

He glanced at her;

она покраснела и замолчала.

she blushed and fell silent.

— Я сказал вам, что не знаю, надолго ли я приехал…

‘I told you I didn’t know whether I had come for long …

что это от вас зависит…

that it depended on you …’

Она всё ниже и ниже склоняла голову,

She hung her head lower and lower,

не зная сама, что будет отвечать на приближавшееся.

not knowing how she would reply to what was coming.

— Что это от вас зависит, — повторил он. 

‘That it depended on you,’ he repeated.

— Я хотел сказать… я хотел сказать…

‘I wanted to say … I wanted to say …

Я за этим приехал…

I came for this …

— что… быть моею женой! — проговорил он,

that … to be my wife!’ he said,

не зная сам, что говорил;

hardly aware of what he was saying;

но, почувствовав, что самое страшное сказано,

but, feeling that the most dreadful part had been said,

остановился и посмотрел на неё.

he stopped and looked at her.

Она тяжело дышала, не глядя на него.

She was breathing heavily, not looking at him.

Она испытывала восторг.

She was in ecstasy.

Душа её была переполнена счастьем.

Her soul overflowed with happiness.

Она никак не ожидала,

She had never imagined

что высказанная любовь его произведёт на неё такое сильное впечатление.

that the voicing of his love would make such a strong impression on her.

Но это продолжалось только одно мгновение.

But this lasted only a moment.

Она вспомнила Вронского.

She remembered Vronsky.

Она подняла на Левина свои светлые правдивые глаза

Raising her light, truthful eyes to Levin

и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила:

and seeing his desperate face, she hastily replied:

— Этого не может быть… простите меня…

‘It cannot be … forgive me …’

Как за минуту тому назад она была близка ему,

How close she had been to him just a minute ago,

как важна для его жизни!

how important for his life!

И как теперь она стала чужда и далека ему!

And now how alien and distant from him she had become!

— Это не могло быть иначе, — сказал он, не глядя на неё.

‘It couldn’t have been otherwise,’ he said, not looking at her.

Он поклонился и хотел уйти…

He bowed and was about to leave.

XIV

XIV

Но в это самое время вышла княгиня.

But just then the princess came out.

На лице её изобразился ужас,

Horror showed on her face

когда она увидела их одних и их расстроенные лица.

when she saw them alone and looking upset.

Левин поклонился ей и ничего не сказал.

Levin bowed to her and said nothing.

Кити молчала, не поднимая глаз.

Kitty was silent, not raising her eyes.

«Слава богу, отказала», — подумала мать,

‘Thank God, she’s refused him,’ thought the mother,

и лицо её просияло обычной улыбкой,

and her face brightened with the usual smile

с которою она встречала по четвергам гостей.

with which she met her guests on Thursdays.

Она села и начала расспрашивать Левина о его жизни в деревне.

She sat down and began asking Levin about his life in the country.

Он сел опять, ожидая приезда гостей, чтоб уехать незаметно.

He sat down again, awaiting the arrival of other guests so that he could leave inconspicuously.

Через пять минут вошла подруга Кити, прошлую зиму вышедшая замуж, графиня Нордстон.

Five minutes later Kitty’s friend, Countess Nordston, who had been married the previous winter, came in.

Это была сухая, жёлтая, с чёрными блестящими глазами, болезненная и нервная женщина.

She was a dry, yellow woman, sickly and nervous, with black shining eyes.

Она любила Кити,

She loved Kitty,

и любовь её к ней, как и всегда любовь замужних к девушкам, выражалась в желании выдать Кити по своему идеалу счастья замуж,

and her love expressed itself, as a married woman’s love for young girls always does, in her wish to get Kitty married according to her own ideal of happiness,

и потому желала выдать её за Вронского.

and therefore she wished her to marry Vronsky.

Левин, которого она в начале зимы часто у них встречала,

Levin, whom she had met often in their house at the beginning of winter,

был всегда неприятен ей.

she had always found disagreeable.

Её постоянное и любимое занятие при встрече с ним состояло в том, чтобы шутить над ним.

Her constant and favourite occupation when she met him consisted in making fun of him.

— Я люблю, когда он с высоты своего величия смотрит на меня:

‘I love it when he looks down at me from the height of his grandeur:

— или прекращает свой умный разговор со мной,

either he breaks off his clever conversation with me

потому что я глупа, или снисходит.

because I’m stupid, or he condescends to me.

Я это очень люблю: — снисходит до меня!

Condescends! I just love it!

Я очень рада, что он меня терпеть не может, — говорила она о нём.

I’m very glad he can’t stand me,’ she said of him.

Она была права,

She was right,

потому что действительно Левин терпеть её не мог

because Levin indeed could not stand her

и презирал за то, чем она гордилась и что ставила себе в достоинство, 

and had contempt for what she took pride in and counted as a merit

— за её нервность, за её утонченное презрение и равнодушие ко всему грубому и житейскому.

– her nervousness, her refined contempt and disregard for all that was coarse and common.

Между Нордстон и Левиным установилось то нередко встречающееся в свете отношение,

Between Countess Nordston and Levin there had been established those relations, not infrequent in society,

что два человека, оставаясь по внешности в дружелюбных отношениях,

in which two persons, while ostensibly remaining on friendly terms,

презирают друг друга до такой степени,

are contemptuous of each other to such a degree

что не могут даже серьёзно обращаться друг с другом

that they cannot even treat each other seriously

и не могут даже быть оскорблены один другим.

and cannot even insult one another.

Графиня Нордстон тотчас же накинулась на Левина.

Countess Nordston fell upon Levin at once.

— А! Константин Дмитрич!

‘Ah! Konstantin Dmitrich!

Опять приехали в наш развратный Вавилон, — сказала она,

You’ve come back to our depraved Babylon,’ she said,

подавая ему крошечную жёлтую руку и вспоминая его слова, сказанные как-то в начале зимы,

giving him her tiny yellow hand and recalling the words he had spoken once at the beginning of winter,

что Москва есть Вавилон. 

that Moscow was Babylon.

— Что, Вавилон исправился или вы испортились? — прибавила она,

‘Has Babylon become better, or have you become worse?’ she added,

с усмешкой оглядываясь на Кити.

glancing at Kitty with a mocking smile.

— Мне очень лестно, графиня, что вы так помните мои слова, — отвечал Левин,

I’m very flattered, Countess, that you remember my words so well,’ answered Levin,

умевший оправиться

who had managed to recover

и сейчас же по привычке входя в своё шуточное отношение к графине Нордстон. 

and by force of habit entered at once into his banteringly hostile attitude towards Countess Nordston.

— Верно, они на вас очень сильно действуют.

‘They must have had a very strong effect on you.’

— Ах, как же! Я всё записываю.

Oh, surely! I write it all down.

Ну что, Кити, ты опять каталась на коньках?..

Well, Kitty, so you went skating again?’

И она стала говорить с Кити.

And she began talking with Kitty.

Как ни неловко было Левину уйти теперь,

Awkward as it was for Levin to leave now,

ему всё-таки легче было сделать эту неловкость,

it was still easier for him to commit that awkwardness

чем остаться весь вечер и видеть Кити,

than to stay all evening and see Kitty,

которая изредка взглядывала на него и избегала его взгляда.

who glanced at him now and then yet avoided his eyes.

Он хотел встать,

He was about to get up,

но княгиня, заметив, что он молчит, обратилась к нему:

but the princess, noticing that he was silent, addressed him:

— Вы надолго приехали в Москву?

‘Have you come to Moscow for long?

Ведь вы, кажется, мировым земством занимаетесь,

Though it seems you’re involved with the zemstvo

и вам нельзя надолго.

and cannot be long away.’

— Нет, княгиня, я не занимаюсь более земством, — сказал он. 

‘No, Princess, I’m no longer involved with the zemstvo,’ he said.

— Я приехал на несколько дней.

‘I’ve come for a few days.’

«Что-то с ним особенное, — подумала графиня Нордстон,

‘Something peculiar has happened to him,’ thought Countess Nordston,

вглядываясь в его строгое, серьёзное лицо, 

studying his stern, serious face,

— что-то он не втягивается в свои рассуждения.

‘something keeps him from getting into his tirades.

Но я уж выведу его.

But I’ll draw him out.

Ужасно люблю сделать его дураком пред Кити, и сделаю».

I’m terribly fond of making a fool of him in front of Kitty, and so I will.’

— Константин Дмитрич, — сказала она ему, 

‘Konstantin Dmitrich,’ she said to him,

— растолкуйте мне, пожалуйста, что такое значит, 

‘explain to me, please, what it means

— вы всё это знаете, 

– you know all about this

— у нас в калужской деревне все мужики и все бабы всё пропили, что у них было,

– that on our Kaluga estate the muzhiks and their women drank up all they had

и теперь ничего нам не платят.

and now don’t pay us anything?

Что это значит?

What does it mean?

Вы так хвалите всегда мужиков.

You praise muzhiks all the time.’

В это время ещё дама вошла в комнату, и Левин встал.

Just then another lady came in, and Levin rose.

— Извините меня, графиня,

‘Excuse me, Countess,

но я, право, ничего этого не знаю

but I really know nothing about it

и ничего не могу вам сказать, — сказал он

and can tell you nothing,’ he said,

и оглянулся на входившего вслед за дамой военного.

and turned to look at the military man who came in after the lady.

«Это должен быть Вронский», — подумал Левин

‘That must be Vronsky,’ thought Levin

и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити.

and, to make sure of it, he glanced at Kitty.

Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина.

She had already had time to glance at Vronsky and now looked at Levin.

И по одному этому взгляду невольно просиявших глаз её

And by that one glance of her involuntarily brightened eyes

Левин понял, что она любила этого человека,

Levin understood that she loved this man,

понял так же верно, как если б она сказала ему это словами.

understood it as surely as if she had told it to him in words.

Но что же это за человек?

But what sort of man was he?

Теперь, — хорошо ли это, дурно ли, 

Now – for good or ill

— Левин не мог не остаться,

– Levin could not help staying:

ему нужно было узнать,

he had to find out

что за человек был тот, кого она любила.

what sort of man it was that she loved.

Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чём бы то ни было соперника,

There are people who, on meeting a successful rival in whatever it may be,

готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего, что есть в нём,

are ready at once to turn their eyes from everything good in him

и видеть в нём одно дурное;

and to see only the bad;

есть люди, которые, напротив,

then there are people who, on the contrary,

более всего желают найти в этом счастливом сопернике те качества, которыми он победил их

want most of all to find the qualities in this successful rival that enabled him to defeat them,

и ищут в нём со щемящею болью в сердце одного хорошего.

and with aching hearts seek only the good.

Левин принадлежал к таким людям.

Levin was one of those people.

Но ему нетрудно было отыскать хорошее и привлекательное во Вронском.

But it was not hard for him to find what was good and attractive in Vronsky.

Оно сразу бросилось ему в глаза.

It struck his eyes at once.

Вронский был невысокий, плотно сложённый брюнет,

Vronsky was a sturdily built, dark-haired man of medium height,

с добродушно-красивым, чрезвычайно спокойным и твёрдым лицом.

with a good-naturedly handsome, extremely calm and firm face.

В его лице и фигуре,

In his face and figure,

от коротко обстриженных чёрных волос и свежевыбритого подбородка

from his closely cropped dark hair and freshly shaven chin

до широкого с иголочки нового мундира,

to his wide-cut, brand-new uniform,

всё было просто и вместе изящно.

everything was simple and at the same time elegant.

Дав дорогу входившей даме,

Making way for the lady who was entering,

Вронский подошёл к княгине и потом к Кити.

Vronsky went up to the princess and then to Kitty.

В то время как он подходил к ней,

As he went up to her,

красивые глаза его особенно нежно заблестели,

his beautiful eyes began to glitter with a special tenderness,

и с чуть заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой

and with a barely noticeable happy and modestly triumphant smile

(так показалось Левину),

(as it seemed to Levin),

почтительно и осторожно наклонясь над нею,

bending over her respectfully and carefully,

он протянул ей свою небольшую, но широкую руку.

he gave her his small but broad hand.

Со всеми поздоровавшись и сказав несколько слов,

After greeting and saying a few words to everyone,

он сел, ни разу не взглянув на не спускавшего с него глаз Левина.

he sat down, without a glance at Levin, who did not take his eyes off him.

— Позвольте вас познакомить, — сказала княгиня, указывая на Левина. 

‘Allow me to introduce you,’ said the princess, indicating Levin.

— Константин Дмитрич Левин.

‘Konstantin Dmitrich Levin.

Граф Алексей Кириллович Вронский.

Count Alexei Kirillovich Vronsky.’

Вронский встал и, дружелюбно глядя в глаза Левину, пожал ему руку.

Vronsky rose and, looking amiably into Levin’s eyes, shook hands with him.

— Я нынче зимой должен был, кажется, обедать с вами, — сказал он,

‘I believe I was to have dined with you this winter,’ he said,

улыбаясь своею простою и открытою улыбкой, 

smiling his simple and frank smile,

— но вы неожиданно уехали в деревню.

‘but you unexpectedly left for the country.’

— Константин Дмитрич презирает и ненавидит город и нас, горожан, — сказала графиня Нордстон.

‘Konstantin Dmitrich despises and hates the city and us city-dwellers,’ said Countess Nordston.

— Должно быть, мои слова на вас сильно действуют,

‘My words must have a strong effect on you,

что вы их так помните, — сказал Левин

since you remember them so well,’ said Levin

и, вспомнив, что он уже сказал это прежде, покраснел.

and, realizing that he had already said that earlier, he turned red.

Вронский взглянул на Левина и графиню Нордстон и улыбнулся.

Vronsky looked at Levin and Countess Nordston and smiled.

— А вы всегда в деревне? — спросил он. 

‘And do you live in the country all year round?’ he asked.

— Я думаю, зимой скучно?

‘I suppose the winters are boring?’

— Не скучно, если есть занятия,

‘No, not if you’re busy

да и с самим собой не скучно, — резко ответил Левин.

and are not bored with your own self,’ Levin replied curtly.

— Я люблю деревню, — сказал Вронский,

‘I like the country,’ said Vronsky,

замечая и делая вид, что не замечает тона Левина.

noticing Levin’s tone and pretending he had not noticed it.

— Но надеюсь, граф,

‘But I do hope, Count,

что вы бы не согласились жить всегда в деревне, — сказала графиня Нордстон.

that you would not agree to live in the country all year round,’ said Countess Nordston.

— Не знаю, я не пробовал подолгу.

‘I don’t know, I’ve never tried it.

Я испытывал странное чувство, — продолжал он. 

I once experienced a strange feeling,’ he went on.

— Я нигде так не скучал по деревне,

‘Nowhere have I ever missed the country,

русской деревне, с лаптями и мужиками,

the Russian country, with its bast shoes and muzhiks,

как прожив с матушкой зиму в Ницце.

so much as when I spent a winter with my mother in Nice.

Ницца сама по себе скучна, вы знаете.

Nice is boring in itself, you know.

Да и Неаполь, Сорренто хорошо только на короткое время.

Naples and Sorrento are also good only for a short time.

И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня..

And it is there that one remembers Russia especially vividly, and precisely the country.

Они точно как…

It’s as if they …’

Он говорил, обращаясь и к Кити и к Левину

He spoke, addressing both Kitty and Levin

и переводя с одного на другого свой спокойный и дружелюбный взгляд, 

and shifting his calm and amiable glance from one to the other

— говорил, очевидно, что приходило в голову.

– saying, evidently, whatever came into his head.

Заметив, что графиня Нордстон хотела что-то сказать,

Noticing that Countess Nordston wanted to say something,

он остановился, не досказав начатого,

he stopped without finishing what he had begun

и стал внимательно слушать её.

and listened attentively to her.

Разговор не умолкал ни на минуту,

The conversation never flagged for a minute,

так что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжёлые орудия:

so that the old princess, who, in case a topic was lacking, always kept two heavy cannon in reserve

— классическое и реальное образование и общую воинскую повинность,

– classical versus modern education, and general military conscription

не пришлось выдвигать их,

– did not have to move them up,

а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.

and Countess Nordston had no chance to tease Levin.

Левин хотел и не мог вступить в общий разговор;

Levin wanted but was unable to enter into the general conversation;

ежеминутно говоря себе: — «теперь уйти»,

saying ‘Go now’ to himself every minute,

он не уходил, чего-то дожидаясь.

he did not leave, but kept waiting for something.

Разговор зашёл о вертящихся столах и духах,

The conversation moved on to table-turning and spirits[27]

и графиня Нордстон, верившая в спиритизм,

and Countess Nordston, who believed in spiritualism,

стала рассказывать чудеса, которые она видела.

began telling about the wonders she had seen.

— Ах, графиня, непременно свезите, ради бога, свезите меня к ним!

‘Ah, Countess, you must take me, for God’s sake, take me to them!

Я никогда ничего не видал необыкновенного,

I’ve never seen anything extraordinary,

хотя везде отыскиваю, — улыбаясь, сказал Вронский.

though I keep looking everywhere,’ Vronsky said, smiling.

— Хорошо, в будущую субботу, — отвечала графиня Нордстон. 

‘Very well, next Saturday,’ Countess Nordston replied.

— Но вы, Константин Дмитрич, верите? — спросила она Левина.

‘But you, Konstantin Dmitrich, do you believe in it?’ she asked Levin.

— Зачем вы меня спрашиваете?

‘Why do you ask me?

Ведь вы знаете, что я скажу.

You know what I’m going to say.’

— Но я хочу слышать ваше мнение.

‘But I want to hear your opinion.’

— Мое мнение только то, — отвечал Левин, 

‘My opinion,’ answered Levin,

— что эти вертящиеся столы доказывают,

‘is simply that these turning tables prove

что так называемое образованное общество не выше мужиков.

that our so-called educated society is no higher than the muzhiks.

Они верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы…

They believe in the evil eye, and wicked spells, and love potions, while we …’

— Что ж, вы не верите?

‘So, then, you don’t believe in it?’

— Не могу верить, графиня.

‘I cannot believe, Countess.’

— Но если я сама видела?

‘But if I saw it myself?’

— И бабы рассказывают, как они сами видели домовых.

‘Peasant women also tell of seeing household goblins themselves.’

— Так вы думаете, что я говорю неправду?

‘So you think I’m not telling the truth?’

И она невесело засмеялась.

And she laughed mirthlessly.

— Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина,

‘No, Masha, Konstantin Dmitrich says he cannot believe in it,’ said Kitty, blushing for Levin,

и Левин понял это

and Levin understood it

и, ещё более раздражившись, хотел отвечать,

and, still more annoyed, was about to reply,

но Вронский со своею открытою весёлою улыбкой сейчас же пришёл на помощь разговору,

but Vronsky, with his frank, cheerful smile, at once came to the rescue of the conversation,

угрожавшему сделаться неприятным.

which was threatening to turn unpleasant.

— Вы совсем не допускаете возможности? — спросил он. 

‘You don’t admit any possibility at all?’ he asked.

— Почему же? Мы допускаем существование электричества, которого мы не знаем;

‘Why not? We admit the existence of electricity, which we know nothing about;

почему же не может быть новая сила, ещё нам неизвестная, которая…

why can’t there be a new force, still unknown to us, which …’

— Когда найдено было электричество, — быстро перебил Левин, 

‘When electricity was found,’ Levin quickly interrupted,

— то было только открыто явление,

‘it was merely the discovery of a phenomenon,

и неизвестно было, откуда оно происходит и что оно производит,

and it was not known where it came from or what it could do,

и века прошли прежде, чем подумали о приложении его.

and centuries passed before people thought of using it.

Спириты же, напротив,

The spiritualists, on the contrary,

начали с того, что столики им пишут и духи к ним приходят,

began by saying that tables write to them and spirits come to them,

а потом уже стали говорить, что это есть сила неизвестная.

and only afterwards started saying it was an unknown force.’

Вронский внимательно слушал Левина, как он всегда слушал,

Vronsky listened attentively to Levin, as he always listened,

очевидно интересуясь его словами.

evidently interested in his words.

— Да, но спириты говорят:

‘Yes, but the spiritualists say:

— теперь мы не знаем, что это за сила,

now we don’t know what this force is,

но сила есть, и вот при каких условиях она действует.

but the force exists, and these are the conditions under which it acts.

А ученые пускай раскроют, в чём состоит эта сила.

Let the scientists find out what constitutes this force.

Нет, я не вижу, почему это не может быть новая сила, если она…

No, I don’t see why it can’t be a new force, if it…’

— А потому, — перебил Левин, 

‘Because,’ Levin interrupted again,

— что при электричестве каждый раз, как вы потрёте смолу о шерсть,

‘with electricity, each time you rub resin against wool,

обнаруживается известное явление,

a certain phenomenon manifests itself,

а здесь не каждый раз стало быть это не природное явление.

while here it’s not each time, and therefore it’s not a natural phenomenon.’

Вероятно, чувствуя, что разговор принимает слишком серьёзный для гостиной характер,

Probably feeling that the conversation was acquiring too serious a character for a drawing room,

Вронский не возражал,

Vronsky did not object,

а, стараясь переменить предмет разговора,

but, trying to change the subject,

весело улыбнулся и повернулся к дамам.

smiled cheerfully and turned to the ladies.

— Давайте сейчас попробуем, графиня, — начал он,

‘Let’s try it now, Countess,’ he began.

но Левин хотел досказать то, что он думал.

But Levin wanted to finish saying what he thought.

— Я думаю, — продолжал он, 

‘I think,’ he continued,

— что эта попытка спиритов объяснять свои чудеса какою-то новою силой самая неудачная.

‘that this attempt by the spiritualists to explain their wonders by some new force is a most unfortunate one.

Они прямо говорят о силе духов и хотят её подвергнуть материальному опыту.

They speak directly about spiritual force and want to subject it to material experiment.’

Все ждали, когда он кончит, и он чувствовал это.

They were all waiting for him to finish, and he felt it.

— А я думаю, что вы будете отличный медиум сказала графиня Нордстон, 

‘And I think that you’d make an excellent medium,’ said Countess Nordston,

— в вас есть что-то восторженное.

‘there’s something ecstatic in you.’

Левин открыл рот, хотел сказать что-то,

Levin opened his mouth, wanted to say something,

покраснел и ничего не сказал.

turned red, and said nothing.

— Давайте сейчас, княжна, испытаем столы, пожалуйста, — сказал Вронский. 

‘Let’s try the tables now, Princess, if you please,’ said Vronsky.

— Княгиня, вы позволите?

‘With your permission, Madame?’ He turned to the old princess.

И Вронский встал, отыскивая глазами столик.

And Vronsky stood up, his eyes searching for a table.

Кити встала за столиком и, проходя мимо, встретилась глазами с Левиным.

Kitty got up from her little table and, as she passed by, her eyes met Levin’s.

Ей всею душой было жалко его,

She pitied him with all her heart,

тем более что она жалела его в несчастии, которого сама была причиною.

the more so as she was the cause of his unhappiness.

«Если можно меня простить, то простите, — сказал её взгляд, 

‘If I can be forgiven, forgive me,’ her eyes said,

— я так счастлива».

‘I’m so happy.’

«Всех ненавижу, и вас, и себя», — отвечал его взгляд,

I hate everybody, including you and myself,’ his eyes answered,

и он взялся за шляпу.

and he picked up his hat.

Но ему не судьба была уйти.

But he was not fated to leave yet.

Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти,

They were just settling around the little table, and Levin was on the point of leaving,

как вошёл старый князь

when the old prince came in

и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.

and, after greeting the ladies, turned to him.

— А! — начал он радостно. 

Ah!’ he began joyfully.

— Давно ли? Я и не знал, что ты тут.

‘Been here long? And I didn’t know you were here.

Очень рад вас видеть.

Very glad to see you, sir.’

Старый князь иногда «ты», иногда «вы» говорил Левину.

The old prince sometimes addressed Levin formally, sometimes informally.

Он обнял Левина и, говоря с ним, не замечал Вронского,

He embraced Levin, talking to him and not noticing Vronsky,

который встал и спокойно дожидался, когда князь обратится к нему.

who rose and waited calmly for the prince to turn to him.

Кити чувствовала, как после того, что произошло,

Kitty sensed that, after what had happened,

любезность отца была тяжела Левину.

her father’s cordiality would be oppressive for Levin.

Она видела также как холодно отец её, наконец, ответил на поклон Вронского

She also saw how coldly her father finally responded to Vronsky’s bow

и как Вронский с дружелюбным недоумением посмотрел на её отца,

and how Vronsky looked at her father with friendly perplexity,

стараясь понять и не понимая,

trying but failing to understand

как и за что можно было быть к нему недружелюбно расположенным,

how and why it was possible to have an unfriendly attitude towards him,

и она покраснела.

and she blushed.

— Князь, отпустите нам Константина Дмитрича, — сказала графиня Нордстон. 

‘Prince, give us Konstantin Dmitrich,’ said Countess Nordston.

— Мы хотим опыт делать.

‘We want to make an experiment.’

— Какой опыт? столы вертеть?

‘What experiment? Table-turning?

Ну, извините меня, дамы и господа,

Well, excuse me, ladies and gentlemen,

но, по-моему, в колечко веселее играть, — сказал старый князь,

but I think it’s more fun to play the ring game,’ said the old prince,

глядя на Вронского и догадываясь, что он затеял это. 

looking at Vronsky and guessing that he had started it.

— В колечке ещё есть смысл.

‘The ring game still has some sense to it.’

Вронский посмотрел с удивлением на князя своими твердыми глазами

Vronsky gave the prince a surprised look with his firm eyes

и, чуть улыбнувшись,

and, smiling slightly,

тотчас же заговорил с графиней Нордстон о предстоящем на будущей неделе большом бале.

immediately began talking with Countess Nordston about a big ball that was to take place in a week.

— Я надеюсь, что вы будете? — обратился он к Кити.

‘I hope you’ll be there?’ he turned to Kitty.

Как только старый князь отвернулся от него,

As soon as the old prince turned away from him,

Левин незаметно вышел,

Levin went out unobserved,

и последнее впечатление, вынесенное им с этого вечера,

and the last impression he took away with him from that evening

было улыбающееся, счастливое лицо Кити,

was the smiling, happy face of Kitty

отвечавшей Вронскому на его вопрос о бале.

answering Vronsky’s question about the ball.

XV

XV

Когда вечер кончился,

When the evening was over,

Кити рассказала матери о разговоре её с Левиным,

Kitty told her mother about her conversation with Levin,

и, несмотря на всю жалость, которую она испытала к Левину,

and, despite all the pity she felt for Levin,

её радовала мысль, что ей было сделано предложение.

she was glad at the thought that she had been proposed to.

У неё не было сомнения, что она поступила как следовало.

She had no doubt that she had acted rightly.

Но в постели она долго не могла заснуть.

But when she went to bed, she could not fall asleep for a long time.

Одно впечатление неотступно преследовало её.

One impression pursued her relentlessly.

Это было лицо Левина с насупленными бровями и мрачно-уныло смотрящими из-под них добрыми глазами,

It was Levin’s face with its scowling eyebrows and his kind eyes looking out from under them with gloomy sullenness,

как он стоял, слушая отца и взглядывая на неё и на Вронского.

as he stood listening to her father and glancing at her and Vronsky.

И ей так жалко стало его, что слёзы навернулись на глаза.

And she felt such pity for him that tears came to her eyes.

Но тотчас же она подумала о том, на кого она променяла его.

But she immediately thought of the one she had exchanged him for.

Она живо вспомнила это мужественное, твёрдое лицо,

She vividly recalled that manly, firm face,

это благородное спокойствие и светящуюся во всём доброту ко всем;

the noble calm and the kindness towards all that shone in him;

вспомнила любовь к себе того, кого она любила,

she recalled the love for her of the one she loved,

и ей опять стало радостно на душе,

and again she felt joy in her soul,

и она с улыбкой счастия легла на подушку.

and with a smile of happiness she lay back on the pillow.

«Жалко, жалко, но что же делать?

‘It’s a pity, a pity, but what to do?

Я не виновата», – говорила она себе;

It’s not my fault,’ she kept saying to herself;

но внутренний голос говорил ей другое.

yet her inner voice was saying something else.

В том ли она раскаивалась, что завлекла Левина,

Whether she repented of having led Levin on,

или в том, что отказала, – она не знала.

or of having rejected him, she did not know.

Но счастье её было отравлено сомнениями.

But her happiness was poisoned by doubts.

«Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй!» – говорила она про себя, пока заснула.

‘Lord have mercy, Lord have mercy, Lord have mercy!’ she kept saying to herself till she fell asleep.

В это время внизу, в маленьком кабинете князя,

Just then, downstairs in the prince’s small study,

происходила одна из часто повторявшихся между родителями сцен за любимую дочь.

one of those so often repeated scenes was taking place between the parents over their favourite daughter.

– Что? Вот что! кричал князь,

‘What? Here’s what!’ the prince shouted,

размахивая руками и тотчас же запахивая свой беличий халат. 

waving his arms and at once closing his squirrel-skin dressing gown.

– То, что в вас нет гордости, достоинства,

‘That you have no pride, no dignity,

что вы срамите, губите дочь этим сватовством, подлым, дурацким!

that you disgrace and ruin your daughter with this mean, foolish matchmaking!’

– Да помилуй, ради самого бога, князь,

‘But, please, for the love of God, Prince,

что я сделала? – говорила княгиня, чуть не плача.

what have I done?’ the princess said, almost in tears.

Она, счастливая, довольная после разговора с дочерью,

Happy and pleased after talking with her daughter,

пришла к князю проститься по обыкновению,

she had come to say good night to the prince as usual,

хотя она не намерена была говорить ему о предложении Левина и отказе Кити,

and though she had not intended to tell him about Levin’s proposal and Kitty’s refusal,

но намекнула мужу на то, что ей кажется дело с Вронским совсем конченным,

she had hinted to her husband that she thought the matter with Vronsky quite concluded,

что оно решится, как только приедет его мать.

that it would be decided as soon as his mother came.

И тут-то, на эти слова,

And here, at these words,

князь вдруг вспылил и начал выкрикивать неприличные слова.

the prince had suddenly flared up and begun shouting unseemly things.

– Что вы сделали? А вот что:

‘What have you done? Here’s what:

– во-первых, вы заманиваете жениха,

in the first place, you lure a suitor,

и вся Москва будет говорить, и резонно.

and all Moscow is going to be talking, and with reason.

Если вы делаете вечера,

If you give soirees,

так зовите всех, а не избранных женишков.

invite everybody, and not some chosen little suitors.

Позовите всех этих тютьков

Invite all those twits’

(так князь называл московских молодых людей),

(so the prince called the young men of Moscow),

позовите тапёра, и пускай пляшут,

‘invite a pianist and let them dance,

а не так, как нынче, – женишков, и сводить.

but not like tonight – suitors and matchmaking.

Мне видеть мерзко, мерзко,

It’s loathsome, loathsome to look at,

и вы добились, вскружили голову девчонке.

and you’ve succeeded, you’ve turned the silly girl’s head.

Левин в тысячу раз лучше человек.

Levin is a thousand times the better man.

А это франтик петербургский,

And this little fop from Petersburg

их на машине делают,

– they’re made by machine,

они все на одну стать, и все дрянь.

they’re all the same sort, and all trash.

Да хоть бы он принц крови был,

Even if he was a prince of the blood,

моя дочь ни в ком не нуждается!

my daughter doesn’t need anybody!’

– Да что же я сделала?

‘But what have I done?’

– А то… – с гневом вскрикнул князь.

‘Here’s what…’ the prince cried out wrathfully.

– Знаю я, что если тебя слушать, – перебила княгиня, 

I know that if we listen to you,’ the princess interrupted,

– то мы никогда не отдадим дочь замуж.

‘we’ll never get our daughter married.

Если так, то надо в деревню уехать..

In that case, we’ll have to move to the country.’

– И лучше уехать.

‘Better to move.’

– Да постой. Разве я заискиваю?

‘Wait. Am I pursuing anyone?

Я нисколько не заискиваю.

Not at all.

А молодой человек, и очень хороший, влюбился,

But a young man, and a very nice one, has fallen in love,

и она, кажется…

and it seems that she …’

– Да, вот вам кажется!

‘Yes, to you it seems!

А как она в самом деле влюбится,

And what if she really falls in love,

а он столько же думает жениться, как я?..

and he has as much thought of marrying as I do? …

Ох! не смотрели бы мои глаза!..

Oh! I can’t stand the sight of it!…

«Ах, спиритизм, ах, Ницца, ах, на бале…»

"Ah, spiritualism, ah, Nice, ah, the next ball…"‘

– И князь, воображая, что он представляет жену,

And the prince, imagining he was imitating his wife,

приседал на каждом слове. 

curtsied at each word.

– А вот, как сделаем несчастье Катеньки,

‘And what if we arrange for Katenka’s unhappiness,

как она в самом деле заберёт в голову…

what if she really takes it into her head …’

– Да почему же ты думаешь?

‘But why do you think that?’

– Я не думаю, а знаю;

‘I don’t think, I know.

на это глаза есть у нас, а не у баб.

It’s we who have eyes for that, not women.

Я вижу человека, который имеет намерения серьёзные, это Левин;

I see a man who has serious intentions, that’s Levin;

и вижу перепела, как этот щелкопёр,

and I see a popinjay like this whippersnapper,

которому только повеселиться.

who is only amusing himself.’

– Ну, уж ты заберёшь в голову…

‘Well, once you’ve taken it into your head …’

– А вот вспомнишь, да поздно, как с Дашенькой.

‘And you’ll remember, but it will be too late, just as with Dashenka.’

– Ну, хорошо, хорошо, не будем говорить, – остановила его княгиня,

‘Well, all right, all right, let’s not talk about it.’ The princess stopped him,

вспомнив про несчастную Долли..

remembering about the unfortunate Dolly.

– И прекрасно, и прощай!

‘Excellent. Good-bye.’

И, перекрестив друг друга и поцеловавшись,

And having crossed each other and kissed each other,

но чувствуя, что каждый остался при своём мнении, супруги разошлись.

yet sensing that each remained of the same opinion, the spouses parted.

Княгиня была сперва твёрдо уверена,

The princess was firmly convinced at first

что нынешний вечер решил судьбу Кити

that that evening had decided Kitty’s fate

и что не может быть сомнения в намерениях Вронского;

and there could be no doubt of Vronsky’s intentions;

но слова мужа смутили её.

but her husband’s words troubled her.

И, вернувшись к себе, она, точно так же как и Кити, с ужасом пред неизвестностью будущего, несколько раз повторила в душе:

And, returning to her room, in terror before the unknown future, just like Kitty, she repeated several times in her heart:

– «Господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй!»

‘Lord have mercy, Lord have mercy, Lord have mercy!’

XVI

XVI

Вронский никогда не знал семейной жизни.

Vronsky had never known family life.

Мать его была в молодости блестящая светская женщина,

His mother in her youth had been a brilliant society woman

имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету.

who, during her marriage and especially after it, had had many love affairs, known to all the world.

Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском корпусе.

He barely remembered his father and had been brought up in the Corps of Pages[28]

Выйдя очень молодым блестящим офицером из школы,

Leaving school as a very young and brilliant officer,

он сразу попал в колею богатых петербургских военных.

he immediately fell in with the ways of rich Petersburg military men.

Хотя он и ездил изредка в петербургский свет,

Although he occasionally went into Petersburg society,

все любовные интересы его были вне света.

all his amorous interests lay outside it.

В Москве в первый раз он испытал, после роскошной и грубой петербургской жизни,

In Moscow, after the luxurious and coarse life of Petersburg, he had experienced for the first time

прелесть сближения со светскою милою и невинною девушкой,

the charm of intimacy with a sweet, innocent society girl

которая полюбила его.

who had fallen in love with him.

Ему и в голову не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях к Кити.

It did not even occur to him that there could be anything bad in his relations with Kitty.

На балах он танцевал преимущественно с нею;

At balls he danced mostly with her;

он ездил к ним в дом.

he visited their house.

Он говорил с нею то, что обыкновенно говорят в свете,

He said to her the things that are usually said in society,

всякий вздор,

all sorts of nonsense,

но вздор, которому он невольно придавал особенный для неё смысл.

but nonsense which he unwittingly endowed with a special meaning for her.

Несмотря на то, что он ничего не сказал ей такого,

Though he said nothing to her

чего не мог бы сказать при всех,

that he could not have said before everybody,

он чувствовал, что она всё более и более становилась в зависимость от него,

he felt that she was growing increasingly dependent on him,

и чем больше он это чувствовал,

and the more he felt it,

тем ему было приятнее

the more pleasant it was for him,

и его чувство к ней становилось нежнее.

and his feeling for her grew more tender.

Он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определённое название,

He did not know that his behaviour towards Kitty had a specific name,

что это есть заманиванье барышень без намерения жениться

that it was the luring of a young lady without the intention of marriage,

и что это заманиванье есть один из дурных поступков,

and that this luring was one of the bad actions

обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он.

common among brilliant young men such as himself.

Ему казалось, что он первый открыл это удовольствие,

It seemed to him that he was the first to discover this pleasure,

и он наслаждался своим открытием.

and he enjoyed his discovery.

Если б он мог слышать, что говорили её родители в этот вечер,

If he could have heard what her parents said that evening,

если б он мог перенестись на точку зрения семьи

if he could have taken the family’s point of view

и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней,

and learned that Kitty would be unhappy if he did not marry her,

он бы очень удивился и не поверил бы этому.

he would have been very surprised and would not have believed it.

Он не мог поверить тому,

He could not have believed

что то, что доставляло такое большое и хорошее удовольствие ему, а главное ей,

that something which gave such great and good pleasure to him, and above all to her,

могло быть дурно.

could be bad.

Ещё меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.

Still less could he have believed that he was obliged to marry her.

Женитьба для него никогда не представлялась возможностью.

Marriage had never presented itself as a possibility to him.

Он не только не любил семейной жизни,

He not only did not like family life,

но в семье, и в особенности в муже, по тому общему взгляду холостого мира, в котором он жил, он представлял себе нечто чуждое, враждебное,

but pictured the family, and especially a husband, according to the general view of the bachelor world in which he lived, as something alien, hostile

а всего более – смешное.

and, above all, ridiculous.

Но хотя Вронский и не подозревал того, что говорили родители,

But though Vronsky had no suspicion of what the parents said,

он, выйдя в этот вечер от Щербацких, почувствовал,

he felt as he left the Shcherbatskys’ that evening

что та духовная тайная связь, которая существовала между ним и Кити,

that the secret spiritual bond existing between him and Kitty

утвердилась нынешний вечер так сильно,

had established itself so firmly

что надо предпринять что-то.

that something had to be done.

Но что можно и что должно было предпринять,

But what could and should be done,

он не мог придумать.

he was unable to imagine.

«То и прелестно, – думал он, возвращаясь от Щербацких

‘The charm of it is,’ he thought, going home from the Shcherbatskys’

и вынося от них, как и всегда,

and bringing with him, as always,

приятное чувство чистоты и свежести,

a pleasant feeling of purity and freshness,

происходившее отчасти и оттого, что он не курил целый вечер,

partly because he had not smoked all evening,

и вместе новое чувство умиления пред её к себе любовью, 

and together with it a new feeling of tenderness at her love for him,

– то и прелестно, что ничего не сказано ни мной, ни ею,

‘the charm of it is that nothing was said either by me or by her,

но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций,

yet we understood each other so well in that invisible conversation of eyes and intonations,

что нынче яснее, чем когда-нибудь, она сказала мне, что любит.

that tonight she told me more clearly than ever that she loves me.

И как мило, просто и, главное, доверчиво!

And so sweetly, simply and, above all, trustfully!

Я сам себя чувствую лучше, чище.

I feel better and purer myself.

Я чувствую, что у меня есть сердце

I feel that I have a heart

и что есть во мне много хорошего.

and that there is much good in me.

Эти милые влюблённые глаза!

Those sweet, loving eyes!

Когда она сказала: – и очень…»

When she said: "and very much" …

«Ну так что ж? Ну и ничего.

‘Well, what then? Well, then nothing.

Мне хорошо, и ей хорошо»..

It’s good for me, and it’s good for her.’

И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер.

And he began thinking about where to finish the evening.

Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать.

He checked in his imagination the places he might go to.

«Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым?

‘The club? A game of bezique[29] champagne with Ignatov?

Нет, не поеду.

No, not there.

Chateau de fleurs,

The Château des Fleurs[30]

там найду Облонского, куплеты, cancan?

I’ll find Oblonsky there, French songs, the cancan.

Нет, надоело.

No, I’m sick of it.

Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь.

That’s precisely what I love the Shcherbatskys’ for, that I become better there myself.

Поеду домой».

I’ll go home.’

Он прошёл прямо в свой номер у Дюссо,

He went straight to his rooms at the Dussot,

велел подать себе ужинать

ordered supper served,

и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку,

after which he got undressed and, the moment his head touched the pillow,

заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.

fell into a sound and peaceful sleep, as always.

XVII

XVII

На другой день, в 11 часов утра,

The next day at eleven o’clock in the morning

Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать мать,

Vronsky drove to the Petersburg railway station to meet his mother,

и первое лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы,

and the first person he ran into on the steps of the main stairway

был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру.

was Oblonsky, who was expecting his sister on the same train.

– А! ваше сиятельство! – крикнул Облонский. – Ты за кем?

‘Ah! Your highness!’ cried Oblonsky. ‘Here for someone?’

– Я за матушкой, – улыбаясь, как и все, кто встречался с Облонским, отвечал Вронский, – пожимая ему руку,

‘My mother,’ Vronsky replied, shaking his hand and smiling, as did everyone who met Oblonsky,

и вместе с ним взошёл на лестницу. 

and they went up the stairway together.

– Она нынче должна быть из Петербурга.

‘She arrives today from Petersburg.’

– А я тебя ждал до двух часов.

‘And I waited for you till two o’clock.

Куда же ты поехал от Щербацких?

Where did you go from the Shcherbatskys’?’

– Домой, – отвечал Вронский. 

‘Home,’ replied Vronsky.

– Признаться, мне так было приятно вчера после Щербацких,

‘I confess, I felt so pleasant last night after the Shcherbatskys’

что никуда не хотелось.

that I didn’t want to go anywhere.’

– Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам,

‘Bold steeds I can tell by their something-or-other thighs,

юношей влюблённых узнаю по их глазам, – продекламировал Степан Аркадьич

and young men in love by the look in their eyes,’ declaimed Stepan Arkadyich,

точно так же, как прежде Левину.

exactly as he had done to Levin.

Вронский улыбнулся с таким видом, что он не отрекается от этого,

Vronsky smiled with a look that said he did not deny it,

но тотчас же переменил разговор. 

but at once changed the subject.

– А ты кого встречаешь? – спросил он.

‘And whom are you meeting?’ he asked.

– Я? я хорошенькую женщину, – сказал Облонский.

‘I? A pretty woman,’ said Oblonsky.

– Вот как!

‘Really!’

– Honni soit qui mal y pense!

‘Honi soit qui mal y pense[31]

Сестру Анну.

My sister Anna.’

– Ах, это Каренину? – сказал Вронский.

‘Ah, you mean Karenina?’ said Vronsky.

– Ты её, верно, знаешь?

‘I suppose you know her?’

– Кажется, знаю. Или нет…

‘I think I do. Or else, no …

Право, не помню, – рассеянно отвечал Вронский,

I really can’t remember,’ Vronsky replied absentmindedly,

смутно представляя себе при имени Карениной что-то чопорное и скучное.

vaguely picturing to himself at the name Karenina something standoffish and dull.

– Но Алексея Александровича, моего знаменитого зятя, верно, знаешь.

‘But surely you know Alexei Alexandrovich, my famous brother-in-law.

Его весь мир знает.

The whole world knows him.’

– То есть знаю по репутации и по виду.

‘That is, I know him by sight and by reputation.

Знаю, что он умный, учёный, божественный что-то…

I know he’s intelligent, educated, something to do with religion …

Но ты знаешь, это не в моей… not in my line, – сказал Вронский.

But you know, it’s not in my … not in my line? Vronsky added in English.

– Да, он очень замечательный человек;

‘Yes, he’s a very remarkable man

немножко консерватор, но славный человек, – заметил Степан Аркадьич, 

– a bit conservative, but a nice man,’ observed Stepan Arkadyich,

– славный человек.

‘a nice man.’

– Ну, и тем лучше для него, – сказал Вронский улыбаясь. 

‘Well, so much the better for him,’ said Vronsky, smiling.

– А, ты здесь, – обратился он к высокому старому лакею матери, стоявшему у двери, 

‘Ah, you’re here.’ He turned to his mother’s tall old footman, who was standing by the door.

– войди сюда.

‘Come inside.’

Вронский в это последнее время, кроме общей для всех приятности Степана Аркадьича, чувствовал себя привязанным к нему ещё тем, что он в его воображении соединялся с Кити.

Vronsky had recently felt himself attached to Stepan Arkadyich, apart from his general agreeableness for everyone, by the fact that in his imagination he was connected with Kitty.

– Ну что ж, в воскресенье сделаем ужин для дивы? – сказал он ему, с улыбкой взяв его под руку.

‘Well, then, shall we have a dinner for the diva on Sunday?’ he said to him, smiling and taking his arm.

– Непременно. Я сберу подписку.

‘Absolutely. I’ll take up a collection.

Ах, познакомился ты вчера с моим приятелем Левиным? – спросил Степан Аркадьич.

Ah, did you meet my friend Levin last night?’ asked Stepan Arkadyich.

– Как же. Но он что-то скоро уехал.

‘Of course. But he left very early.’

– Он славный малый, – продолжал Облонский. 

‘He’s a nice fellow,’ Oblonsky went on.

– Не правда ли?

‘Isn’t he?’

– Я не знаю, – отвечал Вронский, 

‘I don’t know why it is,’ answered Vronsky,

– отчего это во всех москвичах,

‘but all Muscovites,

разумеется исключая тех, с кем говорю, – шутливо вставил он, 

naturally excluding those I’m talking with,’ he added jokingly,

– есть что-то резкое.

‘have something edgy about them.

Что-то они все на дыбы становятся, сердятся,

They keep rearing up for some reason, getting angry,

как будто все хотят дать почувствовать что-то…

as if they want to make you feel something …’

– Есть это, правда, есть… – весело смеясь, сказал Степан Аркадьич.

‘There is that, it’s true, there is …’ Stepan Arkadyich said, laughing merrily.

– Что, скоро ли? – обратился Вронский к служащему.

‘Soon now?’ Vronsky asked an attendant.

– Поезд вышел, – отвечал служитель.

‘The train’s pulling in,’ the attendant answered.

Приближение поезда всё более и более обозначалось движением приготовлений на станции,

The approach of the train was made more and more evident by the preparatory movements in the station,

беганьем артельщиков, появлением жандармов и служащих

the running of attendants, the appearance of gendarmes and porters,

и подъездом встречающих.

and the arrival of those coming to meet the train.

Сквозь морозный пар виднелись рабочие в полушубках, в мягких валеных сапогах,

Through the frosty steam, workers in sheepskin jackets and soft felt boots

переходившие через рельсы загибающихся путей.

could be seen crossing the curved tracks.

Слышался свист паровика на дальних рельсах

The whistle of the engine could be heard down the line,

и передвижение чего-то тяжёлого.

and the movement of something heavy.

– Нет, – сказал Степан Аркадьич,

‘No,’ said Stepan Arkadyich,

которому очень хотелось рассказать Вронскому о намерениях Левина относительно Кити. 

who wanted very much to tell Vronsky about Levin’s intentions regarding Kitty.

– Нет, ты неверно оценил моего Левина.

‘No, you’re wrong in your appraisal of my Levin.

Он очень нервный человек и бывает неприятен, правда,

He’s a very nervous man and can be unpleasant, true,

но зато иногда он бывает очень мил.

but sometimes he can be very nice.

Это такая честная, правдивая натура, и сердце золотое.

He has such an honest, truthful nature, and a heart of gold.

Но вчера были особенные причины, 

But last night there were special reasons,’

– с значительною улыбкой продолжал Степан Аркадьич,

Stepan Arkadyich went on with a meaningful smile,

совершенно забывая то искреннее сочувствие,

forgetting completely the sincere sympathy

которое он вчера испытывал к своему приятелю,

he had felt for his friend yesterday

и теперь испытывая такое же, только к Вронскому. 

and now feeling the same way for Vronsky.

– Да, была причина,

‘Yes, there was a reason

почему он мог быть или особенно счастлив, или особенно несчастлив.

why he might have been either especially happy, or especially unhappy.’

Вронский остановился и прямо спросил:

Vronsky stopped and asked directly:

– То есть что же?

‘Meaning what?

Или он вчера сделал предложение твоей belle soeur?…

Or did he propose to your belle-soeur [Sister-in-law] last night?…’

– Может быть, – сказал Степан Аркадьич. 

‘Maybe,’ said Stepan Arkadyich.

– Что-то мне показалось такое вчера.

‘It seemed to me there was something of the sort yesterday.

Да, если он рано уехал и был ещё не в духе, то это так…

Yes, if he left early and was also out of sorts, then that’s it…

Он так давно влюблён, и мне его очень жаль.

He’s been in love for so long, and I’m very sorry for him.’

– Вот как!..

‘Really! …

Я думаю, впрочем, что она может рассчитывать на лучшую партию, – сказал Вронский

I think, however, that she can count on a better match,’ said Vronsky,

и, выпрямив грудь, опять принялся ходить. 

and, squaring his shoulders, he resumed his pacing.

– Впрочем, я его не знаю, – прибавил он. 

‘However, I don’t know him,’ he added.

– Да, это тяжёлое положение!

‘Yes, it’s a painful situation!

От этого-то большинство и предпочитает знаться с Кларами.

That’s why most of us prefer the company of Claras.

Там неудача доказывает только, что у тебя недостало денег,

There failure only proves that you didn’t have enough money,

а здесь – твое достоинство на весах.

while here – your dignity is at stake.

Однако вот и поезд.

Anyhow, the train’s come.’

Действительно, вдали уже свистел паровоз.

Indeed, the engine was already whistling in the distance.

Через несколько минут платформа задрожала,

A few minutes later the platform began to tremble,

и, пыхая сбиваемым книзу от мороза паром,

and, puffing steam that was beaten down by the frost,

прокатился паровоз с медленно и мерно нагибающимся и растягивающимся рычагом среднего колеса

the engine rolled past, with the coupling rod of the middle wheel slowly and rhythmically turning and straightening,

и с кланяющимся, обвязанным, заиндевелым машинистом;

and a muffled-up, frost-grizzled engineer bowing;

а за тендером, всё медленнее и более потрясая платформу,

and, after the tender, slowing down and shaking the platform still more,

стал проходить вагон с багажом и с визжавшею собакой;

the luggage van began to pass, with a squealing dog in it;

наконец, подрагивая пред остановкой, подошли пассажирские вагоны.

finally came the passenger carriages, shuddering to a stop.

Молодцеватый кондуктор, на ходу давая свисток, соскочил,

A dashing conductor jumped off, blowing his whistle,

и вслед за ним стали по одному сходить нетерпеливые пассажиры:

and after him the impatient passengers began to step down one by one:

– гвардейский офицер, держась прямо и строго оглядываясь;

an officer of the guards, keeping himself straight and looking sternly around;

вертлявый купчик с сумкой, весело улыбаясь;

a fidgety little merchant with a bag, smiling merrily;

мужик с мешком через плечо.

a muzhik with a sack over his shoulder.

Вронский, стоя рядом с Облонским,

Vronsky, standing beside Oblonsky,

оглядывал вагоны и выходивших и совершенно забыл о матери.

looked over the carriages and the people getting off and forgot his mother entirely.

То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и радовало его.

What he had just learned about Kitty had made him excited and happy.

Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели.

His chest involuntarily swelled and his eyes shone.

Он чувствовал себя победителем.

He felt himself the victor.

– Графиня Вронская в этом отделении, – сказал молодцеватый кондуктор, подходя к Вронскому.

‘Countess Vronsky is in this compartment,’ said the dashing conductor, coming up to Vronsky.

Слова кондуктора разбудили его

The conductor’s words woke him up

и заставили вспомнить о матери и предстоящем свидании с ней.

and forced him to remember his
mother and the forthcoming meeting with her.

Он в душе своей не уважал матери

In his soul he did not respect her

и, не отдавая себе в том отчета, не любил её,

and, without being aware of it, did not love her,

хотя по понятиям того круга, в котором жил, по воспитанию своему,

though by the notions of the circle in which he lived, by his upbringing,

не мог себе представить других к матери отношении,

he could not imagine to himself any other relation to his mother

как в высшей степени покорных и почтительных,

than one obedient and deferential in the highest degree,

и тем более внешне покорных и почтительных,

and the more outwardly obedient and deferential he was,

чем менее в душе он уважал и любил её.

the less he respected and loved her in his soul.

XVIII

XVIII

Вронский пошёл за кондуктором в вагон

Vronsky followed the conductor to the carriage

и при входе в отделение остановился, чтобы дать дорогу выходившей даме.

and at the door to the compartment stopped to allow a lady to leave.

С привычным тактом светского человека,

With the habitual flair of a worldly man,

по одному взгляду на внешность этой дамы, Вронский определил её принадлежность к высшему свету.

Vronsky determined from one glance at this lady’s appearance that she belonged to high society.

Он извинился и пошёл было в вагон,

He excused himself and was about to enter the carriage,

но почувствовал необходимость ещё раз взглянуть на неё

but felt a need to glance at her once more

– не потому, что она была очень красива,

– not because she was very beautiful,

не по тому изяществу и скромной грации,

not because of the elegance and modest grace

которые видны были во всей её фигуре,

that could be seen in her whole figure,

но потому, что в выражении миловидного лица, когда она прошла мимо его, было что-то особенно ласковое и нежное.

but because there was something especially gentle and tender in the expression of her sweet-looking face as she stepped past him.

Когда он оглянулся, она тоже повернула голову.

As he looked back, she also turned her head.

Блестящие, казавшиеся тёмными от густых ресниц, серые глаза

Her shining grey eyes, which seemed dark because of their thick lashes,

дружелюбно, внимательно остановились на его лице,

rested amiably and attentively on his face,

как будто она признавала его,

as if she recognized him,

и тотчас же перенеслись на подходившую толпу, как бы ища кого-то.

and at once wandered over the approaching crowd as though looking for someone.

В этом коротком взгляде Вронский успел заметить сдержанную оживлённость,

In that brief glance Vronsky had time to notice the restrained animation

которая играла в её лице и порхала между блестящими глазами

that played over her face and fluttered between her shining eyes

и чуть заметной улыбкой, изгибавшею её румяные губы.

and the barely noticeable smile that curved her red lips.

Как будто избыток чего-то так переполнял её существо,

It was as if a surplus of something so overflowed her being

что мимо её воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке.

that it expressed itself beyond her will, now in the brightness of her glance, now in her smile.

Она потушила умышленно свет в глазах,

She deliberately extinguished the light in her eyes,

но он светился против её воли в чуть заметной улыбке.

but it shone against her will in a barely noticeable smile.

Вронский вошёл в вагон.

Vronsky entered the carriage.

Мать его, сухая старушка с чёрными глазами и букольками,

His mother, a dry old woman with dark eyes and curled hair,

щурилась, вглядываясь в сына,

narrowed her eyes, peering at her son,

и слегка улыбалась тонкими губами.

and smiled slightly with her thin lips.

Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек,

Getting up from the seat and handing the maid her little bag,

она подала маленькую сухую руку сыну

she offered her small, dry hand to her son

и, подняв его голову от руки, поцеловала его в лицо.

and, raising his head from her hand, kissed him on the face.

– Получил телеграмму? Здоров? Слава богу.

‘You got my telegram? Are you well? Thank God.’

– Хорошо доехали? – сказал сын,

Did you have a good trip?’ her son asked,

садясь подле неё и невольно прислушиваясь к женскому голосу из-за двери.

sitting down beside her and involuntarily listening to a woman’s voice outside the door.

Он знал, что это был голос той дамы, которая встретилась ему при входе.

He knew it was the voice of the lady he had met at the entrance.

– Я всё-таки с вами не согласна, – говорил голос дамы.

‘I still don’t agree with you,’ the lady’s voice said.

– Петербургский взгляд, сударыня.

‘A Petersburg point of view, madam.’

– Не петербургский, а просто женский, – отвечала она.

‘Not Petersburg, merely a woman’s,’ she answered.

– Ну-с, позвольте поцеловать вашу ручку.

‘Well, allow me to kiss your hand.’

– До свиданья, Иван Петрович.

‘Good-bye, Ivan Petrovich.

Да посмотрите, не тут ли брат,

Do see if my brother is here,

и пошлите его ко мне, – сказала дама у самой двери и снова вошла в отделение.

and send him to me,’ the lady said just by the door, and entered the compartment again.

– Что ж, нашли брата? – сказала Вронская, обращаясь к даме.

‘Have you found your brother?’ asked Countess Vronsky, addressing the lady.

Вронский вспомнил теперь, что это была Каренина.

Vronsky remembered now that this was Mme Karenina.

Ваш брат здесь, – сказал он, вставая. 

‘Your brother is here,’ he said, getting up.

– Извините меня, я не узнал вас,

‘Excuse me, I didn’t recognize you,

да и наше знакомство было так коротко, – сказал Вронский, кланяясь, 

and then our acquaintance was so brief,’ Vronsky said, bowing,

– что вы, верно, не помните меня.

‘that you surely don’t remember me.’

– О нет, – сказала она, – я бы узнала вас,

‘Oh, no, I would have recognized you,

потому что мы с вашею матушкой, кажется, всю дорогу говорили только о вас, – сказала она,

because your mother and I seem to have spent the whole trip talking only of you,’ she said,

позволяя, наконец, просившемуся наружу оживлению выразиться в улыбке. 

finally allowing her animation, which was begging to be let out, to show itself in a smile.

– А брата моего всё-таки нет.

‘And my brother still isn’t here.’

– Позови же его, Алёша, – сказала старая графиня.

‘Call him, Alyosha,’ said the old countess.

Вронский вышел на платформу и крикнул:

Vronsky went out on the platform and shouted:

– Облонский! Здесь!

‘Oblonsky! This way!’

Но Каренина не дождалась брата,

Mme Karenina did not wait for her brother,

а, увидав его, решительным лёгким шагом вышла из вагона.

but, on seeing him, got out of the carriage with a light, resolute step.

И, как только брат подошел к ней,

And as soon as her brother came up to her,

она движением, поразившим Вронского своею решительностью и грацией, обхватила брата левою рукой за шею,

she threw her left arm around his neck in a movement that surprised Vronsky by its resoluteness and grace,

быстро притянула к себе и крепко поцеловала.

quickly drew him to her, and gave him a hearty kiss.

Вронский, не спуская глаз, смотрел на неё

Vronsky, not taking his eyes away, looked at her

и, сам не зная чему, улыбался.

and smiled, himself not knowing at what.

Но вспомнив, что мать ждала его,

But remembering that his mother was waiting for him,

он опять вошёл в вагон.

he again got into the carriage.

– Не правда ли, очень мила? – сказала графиня про Каренину. 

‘Very sweet, isn’t she?’ the countess said of Mme Karenina.

– Её муж со мною посадил, и я очень рада была.

‘Her husband put her with me, and I was very glad.

Всю дорогу мы с ней проговорили.

We talked all the way.

Ну, а ты, говорят… vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux.

Well, and they say that you … vous filez le parfait amour. Tant mieux, mon cher, tant mieux.’*
* You are living love’s perfect dream. So much the better, my dear, so much the better.

– Я не знаю, на что вы намекаете, maman, – отвечал сын холодно. 

‘I don’t know what you’re hinting at, maman,’ her son replied coolly.

– Что ж, maman, идём.

‘Let’s go, then, maman.’’

Каренина опять вошла в вагон, чтобы проститься с графиней.

Mme Karenina came back into the carriage to take leave of the countess.

– Ну вот, графиня, вы встретили сына, а я брата, – весело сказала она. 

‘Well, Countess, so you’ve met your son and I my brother,’ she said gaily.

– И все истории мои истощились;

‘And all my stories are exhausted;

дальше нечего было бы рассказывать.

there was nothing more to tell.’

– Ну, нет, – сказала графиня, взяв её за руку, 

‘Ah, no, my dear,’ said the countess, taking her hand,

– я бы с вами объехала вокруг света и не соскучилась бы.

‘I could go around the world with you and not be bored.

Вы одна из тех милых женщин, с которыми и поговорить и помолчать приятно. 

You’re one of those sweet women with whom it’s pleasant both to talk and to be silent.

– А о сыне вашем, пожалуйста, не думайте:

And please don’t keep thinking about your son:

– нельзя же никогда не разлучаться.

it’s impossible for you never to be separated.’

Каренина стояла неподвижно, держась чрезвычайно прямо,

Mme Karenina stood motionless, holding herself very straight,

и глаза её улыбались.

and her eyes were smiling.

– У Анны Аркадьевны, – сказала графиня, объясняя сыну, 

‘Anna Arkadyevna,’ the countess said, explaining to her son,

– есть сынок восьми лет, кажется,

‘has a little boy of about eight, I think,

и она никогда с ним не разлучалась

and has never been separated from him,

и всё мучается, что оставила его.

and she keeps suffering about having left him.’

– Да, мы всё время с графиней говорили,

‘Yes, the countess and I spent the whole time talking

я о своём, она о своём сыне, – сказала Каренина,

– I about my son, she about hers,’ said Mme Karenina,

и опять улыбка осветила её лицо,

and again a smile lit up her face,

улыбка ласковая, относившаяся к нему.

a tender smile addressed to him.

– Вероятно, это вам очень наскучило, – сказал он,

‘You were probably very bored by it,’ he said,

сейчас, на лету, подхватывая этот мяч кокетства, который она бросила ему.

catching at once, in mid-air, this ball of coquetry that she had thrown to him.

Но она, видимо, не хотела продолжать разговора в этом тоне

But she evidently did not want to continue the conversation in that tone

и обратилась к старой графине:

and turned to the old countess:

– Очень благодарю вас.

‘Thank you very much.

Я и не видала, как провела вчерашний день.

I didn’t even notice how I spent the day yesterday.

До свиданья, графиня.

Good-bye, Countess.’

– Прощайте, мой дружок, – отвечала графиня.

‘Good-bye, my friend,’ the countess replied.

Дайте поцеловать ваше хорошенькое личико.

‘Let me kiss your pretty little face.

Я просто, по-старушечьи, прямо говорю, что полюбила вас.

I’ll tell you simply, directly, like an old woman, that I’ve come to love you.’

Как ни казённа была эта фраза,

Trite as the phrase was,

Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому.

Mme Karenina evidently believed it with all her heart and was glad.

Она покраснела, слегка нагнулась,

She blushed, bent forward slightly,

подставила своё лицо губам графини,

offering her face to the countess’s lips,

опять выпрямилась

straightened up again,

и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и глазами,

and with the same smile wavering between her lips and eyes,

подала руку Вронскому.

gave her hand to Vronsky.

Он пожал маленькую ему поданную руку

He pressed the small hand offered him

и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку.

and was glad, as of something special, of her strong and boldly energetic handshake.

Она вышла быстрою походкой,

She went out with a quick step,

так странно легко носившею её довольно полное тело.

which carried her rather full body with such strange lightness.

– Очень мила, – сказала старушка.

‘Very sweet,’ said the old woman.

То же самое думал её сын.

Her son was thinking the same.

Он провожал её глазами до тех пор,

He followed her with his eyes

пока не скрылась её грациозная фигура,

until her graceful figure disappeared,

и улыбка остановилась на его лице.

and the smile stayed on his face.

В окно он видел, как она подошла к брату,

Through the window he saw her go up to her brother,

положила ему руку на руку

put her hand on his arm,

и что-то оживленно начала говорить ему,

and begin animatedly telling him something

очевидно о чём-то не имеющем ничего общего с ним, с Вронским,

that obviously had nothing to do with him, Vronsky,

и ему это показалось досадным.

and he found that vexing.

– Ну, что, maman, вы совершенно здоровы? – повторил он, обращаясь к матери.

Well, so, maman, are you quite well?’ he repeated, turning to his mother.

– Всё хорошо, прекрасно.

‘Everything’s fine, excellent.

Alexandre очень был мил.

Alexandre was very sweet.

И Marie очень хороша стала.

And Marie has become very pretty.

Она очень интересна.

She’s very interesting.’

И опять начала рассказывать о том, что более всего интересовало её,

Again she began to talk about what interested her most

о крестинах внука, для которых она ездила в Петербург,

– her grandson’s baptism, for which she had gone to Petersburg

и про особенную милость государя к старшему сыну.

– and about the special favour the emperor had shown her older son.

– Вот и Лаврентий, – сказал Вронский, глядя в окно, 

‘And here’s Lavrenty!’ said Vronsky, looking out the window.

– теперь пойдёмте, если угодно.

‘We can go now, if you like.’

Старый дворецкий, ехавший с графиней,

The old butler, who had come with the countess,

явился в вагон доложить, что всё готово,

entered the carriage to announce that everything was ready,

и графиня поднялась, чтоб идти.

and the countess got up to leave.

– Пойдёмте, теперь мало народа, – сказал Вронский.

‘Let’s go, there are fewer people now,’ said Vronsky.

Девушка взяла мешок и собачку,

The maid took the bag and the lapdog,

дворецкий и артельщик другие мешки.

the butler and a porter the other bags.

Вронский взял под руку мать;

Vronsky gave his mother his arm;

но когда они уже выходили из вагона,

but as they were getting out of the carriage,

вдруг несколько человек с испуганными лицами пробежали мимо.

several men with frightened faces suddenly ran past.

Пробежал и начальник станции в своей необыкновенного цвета фуражке.

The stationmaster, in a peaked cap of an extraordinary colour, also ran past.

Очевидно, что-то случилось необыкновенное.

Evidently something extraordinary had happened.

Народ от поезда бежал назад.

People who had left the train were running back.

– Что?.. Что?.. Где?.. Бросился!.. задавило!.. – слышалось между проходившими.

‘What? … What? … Where? … Threw himself! … run over! …’ could be heard among those passing by.

Степан Аркадьич с сестрой под руку, тоже с испуганными лицами,

Stepan Arkadyich, with his sister on his arm, their faces also frightened,

вернулись и остановились, избегая народ, у входа в вагон.

came back and stood by the door of the carriage, out of the crowd’s way.

Дамы вошли в вагон,

The ladies got into the carriage,

а Вронский со Степаном Аркадьичем пошли за народом узнавать подробности несчастия.

while Vronsky and Stepan Arkadyich went after the people to find out the details of the accident.

Сторож, был ли он пьян, или слишком закутан от сильного мороза,

A watchman, either drunk or too bundled up because of the freezing cold,

не слыхал отодвигаемого задом поезда,

had not heard a train being shunted

и его раздавили.

and had been run over.

Ещё прежде чем вернулись Вронский и Облонский,

Even before Vronsky and Oblonsky came back,

дамы узнали эти подробности от дворецкого.

the ladies had learned these details from the butler.

Облонский и Вронский оба видели обезображенный труп.

Oblonsky and Vronsky had both seen the mangled corpse.

Облонский, видимо, страдал.

Oblonsky was obviously suffering.

Он морщился и, казалось, готов был плакать.

He winced and seemed ready to cry.

– Ах, какой ужас! Ах, Анна, если бы ты видела!

‘Ah, how terrible! Ah, Anna, if you’d seen it!

Ах, какой ужас! – приговаривал он.

Ah, how terrible!’ he kept saying.

Вронский молчал,

Vronsky was silent,

и красивое лицо его было серьёзно, но совершенно спокойно.

and his handsome face was serious but perfectly calm.

– Ах, если бы вы видели, графиня, – говорил Степан Аркадьич. 

‘Ah, if you’d seen it, Countess,’ said Stepan Arkadyich.

– И жена его тут…

‘And his wife is here …

Ужасно видеть её…

It was terrible to see her …

Она бросилась на тело.

She threw herself on the body.

Говорят, он один кормил огромное семейство. Вот ужас!

They say he was the sole provider for a huge family[32] It’s terrible!’

– Нельзя ли что-нибудь сделать для неё? – взволнованным шёпотом сказала Каренина.

‘Can nothing be done for her?’ Mme Karenina said in an agitated whisper.

Вронский взглянул на неё и тотчас же вышел из вагона.

Vronsky glanced at her and at once left the carriage.

– Я сейчас приду, maman, – прибавил он, обёртываясь в дверях.

‘I’ll be right back, maman he added, turning at the door.

Когда он возвратился через несколько минут,

When he came back a few minutes later,

Степан Аркадьич уже разговаривал с графиней о новой певице,

Stepan Arkadyich was already talking with the countess about a new soprano,

а графиня нетерпеливо оглядывалась на дверь, ожидая сына.

while the countess kept glancing impatiently at the door, waiting for her son.

– Теперь пойдёмте, – сказал Вронский, входя.

‘Let’s go now,’ said Vronsky, entering.

Они вместе вышли.

They went out together.

Вронский шёл впереди с матерью.

Vronsky walked ahead with his mother.

Сзади шла Каренина – с братом.

Behind came Mme Karenina with her brother.

У выхода к Вронскому подошёл догнавший его начальник станции.

At the exit, the stationmaster overtook Vronsky and came up to him.

– Вы передали моему помощнику двести рублей.

‘You gave my assistant two hundred roubles.

Потрудитесь обозначить, кому вы назначаете их?

Would you be so kind as to designate whom they are meant for?’

– Вдове, – сказал Вронский, пожимая плечами. 

‘For the widow,’ Vronsky said, shrugging his shoulders.

– Я не понимаю, о чём спрашивать.

‘I don’t see any need to ask.’

– Вы дали? – крикнул сзади Облонский

‘You gave it?’ Oblonsky cried behind him

и, прижав руку сестры, прибавил:

and, pressing his sister’s hand, added:

—Очень мило, очень мило!

‘Very nice, very nice!

Не правда ли, славный малый?

Isn’t he a fine fellow?

Моё почтение, графиня.

My respects, Countess.’

И он с сестрой остановились, отыскивая её девушку.

And he and his sister stopped, looking around for her maid.

Когда они вышли, карета Вронских уже отъехала.

When they came out, the Vronskys’ carriage had already driven off.

Выходившие люди всё ещё переговаривались о том, что случилось.

The people coming out were still talking about what had happened.

– Вот смерть-то ужасная! – сказал какой-то господин, проходя мимо. 

‘What a terrible death!’ said some gentleman passing by.

– Говорят, на два куска.

‘Cut in two pieces, they say.’

– Я думаю, напротив, самая легкая, мгновенная, – заметил другой.

‘On the contrary, I think it’s the easiest, it’s instantaneous,’ observed another.

– Как это не примут мер, – говорил третий.

‘How is it they don’t take measures?’ said a third.

Каренина села в карету,

Mme Karenina got into the carriage,

и Степан Аркадьич с удивлением увидал,

and Stepan Arkadyich saw with surprise

что губы её дрожат и она с трудом удерживает слёзы.

that her lips were trembling and she could hardly keep back her tears.

– Что с тобой, Анна? – спросил он,

‘What is it, Anna?’ he asked,

когда они отъехали несколько сот сажен.

when they had driven several hundred yards.

– Дурное предзнаменование, – сказала она.

‘A bad omen,’ she said.

– Какие пустяки! – сказал Степан Аркадьич. 

‘What nonsense!’ said Stepan Arkadyich.

– Ты приехала, это главное.

‘You’ve come, that’s the main thing.

Ты не можешь представить себе, как я надеюсь на тебя.

You can’t imagine what hopes I have in you.’

– А ты давно знаешь Вронского? – спросила она.

Have you known Vronsky for long?’ she asked.

– Да. Ты знаешь, мы надеемся, что он женится на Кити.

Yes. You know, we hope he’s going to marry Kitty.’

– Да? – тихо сказала Анна. 

‘Oh?’ Anna said softly.

– Ну, теперь давай говорить о тебе, – прибавила она,

‘Well, now let’s talk about you,’ she added,

встряхивая головой,

tossing her head

как будто хотела физически отогнать что-то лишнее и мешавшее ей. 

as if she wanted physically to drive away something superfluous that was bothering her.

– Давай говорить о твоих делах…

‘Let’s talk about your affairs.

Я получила твоё письмо и вот приехала.

I got your letter and here I am.’

– Да, вся надежда на тебя, – сказал Степан Аркадьич.

‘Yes, you’re my only hope,’ said Stepan Arkadyich.

– Ну, расскажи мне всё.

‘Well, tell me everything.’

И Степан Аркадьич стал рассказывать.

And Stepan Arkadyich started telling.

Подъехав к дому,

Driving up to the house,

Облонский высадил сестру, вздохнул,

Oblonsky helped his sister out, sighed,

пожал её руку и отправился в присутствие.

pressed her hand, and went to his office.

XIX

XIX

Когда Анна вошла в комнату,

When Anna came in,

Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком,

Dolly was sitting in the small drawing room with a plump, tow-headed boy

уж теперь похожим на отца,

who already resembled his father,

и слушала его урок из французского чтения.

listening as he recited a French lesson.

Мальчик читал,

The boy was reading,

вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки.

his hand twisting and trying to tear off the barely attached button of his jacket.

Мать несколько раз отнимала руку,

His mother took his hand away several times,

но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу.

but the plump little hand would take hold of the button again.

Мать оторвала пуговицу и положила её в карман.

His mother tore the button off and put it in her pocket.

– Успокой руки, Гриша, – сказала она

‘Keep your hands still, Grisha,’ she said,

и опять взялась за своё одеяло,

and went back to knitting a blanket,

давнишнюю работу,

her handwork from long ago,

за которую она всегда бралась в тяжелые минуты,

which she always took up in difficult moments;

и теперь вязала нервно, закидывая пальцем и считая петли.

she was now knitting nervously, flicking the stitches over with her finger and counting them.

Хотя она и велела вчера сказать мужу,

Though yesterday she had sent word to her husband

что ей дела нет до того, приедет или не приедет его сестра,

that she did not care whether his sister came or not,

она всё приготовила к её приезду

she had everything ready for her arrival

и с волнением ждала золовку.

and was excitedly awaiting her.

Долли была убита своим горем, вся поглощена им.

Dolly was crushed by her grief and totally consumed by it.

Однако она помнила, что Анна, золовка,

Nevertheless she remembered that Anna, her sister-in-law,

была жена одного из важнейших лиц в Петербурге и петербургская grande dame.

was the wife of one of the most important people in Petersburg and a Petersburg grande dame.

И благодаря этому обстоятельству она не исполнила сказанного мужу,

And owing to this circumstance, she did not act on what she had said to her husband,

то есть не забыла, что приедет золовка.

that is, did not forget that Anna was coming.

«Да, наконец, Анна ни в чём не виновата, – думала Долли. 

‘After all, she’s not guilty of anything,’ thought Dolly.

– Я о ней ничего, кроме самого хорошего, не знаю,

‘I know nothing but the very best about her,

и в отношении к себе я видела от неё только ласку и дружбу».

and with regard to myself, I’ve seen only kindness and friendship from her.’

Правда, сколько она могла запомнить своё впечатление в Петербурге у Карениных, ей не нравился самый дом их;

True, as far as she could remember her impression of the Karenins’ house in Petersburg, she had not liked it;

что-то было фальшивое во всём складе их семейного быта.

there was something false in the whole shape of their family life.

«Но за что же я не приму её?

‘But why shouldn’t I receive her?

Только бы не вздумала она утешать меня! – думала Долли. 

As long as she doesn’t try to console me!’ thought Dolly.

– Все утешения, и увещания, и прощения христианские

‘All these consolations and exhortations and Christian forgivenesses

– всё это я уж тысячу раз передумала, и всё это не годится».

–I’ve already thought of it all a thousand times, and it’s no good.’

Все эти дни Долли была одна с детьми.

All those days Dolly was alone with her children.

Говорить о своём горе она не хотела,

She did not want to talk about her grief,

а с этим горем на душе говорить о постороннем она не могла.

and with this grief in her soul she could not talk about irrelevancies.

Она знала, что, так или иначе, она Анне выскажет всё,

She knew that one way or another she would tell Anna everything,

и то её радовала мысль о том, как она выскажет,

and her joy at the thought of how she would tell her everything

то злила необходимость говорить о своём унижении с ней, его сестрой,

alternated with anger at the need to speak about her humiliation with her, his sister,

и слышать от неё готовые фразы увещания и утешения.

and to hear ready-made phrases of exhortation and consolation from her.

Она, как часто бывает, глядя на часы,

As often happens, she kept looking at her watch,

ждала её каждую минуту

expecting her every minute,

и пропустила именно ту, когда гостья приехала,

and missed precisely the one when her guest arrived,

так что не слыхала звонка.

so that she did not even hear the bell.

Услыхав шум платья и лёгких шагов уже в дверях,

Hearing the rustle of a dress and light footsteps already at the door,

она оглянулась,

she turned,

и на измученном лице её невольно выразилось не радость, а удивление.

and her careworn face involuntarily expressed not joy but surprise.

Она встала и обняла золовку.

She stood up and embraced her sister-in-law.

– Как, уж приехала? – сказала она, целуя её.

‘What, here already?’ she said, kissing her.

– Долли, как я рада тебя видеть!

‘Dolly, I’m so glad to see you!’

– И я рада, – слабо улыбаясь

‘I’m glad, too,’ said Dolly, smiling weakly

и стараясь по выражению лица Анны узнать, знает ли она, сказала Долли.

and trying to make out from the expression on Anna’s face whether she knew or not.

«Верно, знает», – подумала она,

‘She must know,’ she thought,

заметив соболезнование на лице Анны. 

noticing the commiseration on Anna’s face.

– Ну, пойдём, я тебя проведу в твою комнату, – продолжала она,

‘Well, come along, I’ll take you to your room,’ she continued,

стараясь отдалить сколько возможно минуту объяснения.

trying to put off the moment of talking as long as possible.

– Это Гриша? Боже мой, как он вырос! – сказала Анна

‘This is Grisha? My God, how he’s grown!’ said Anna

и, поцеловав его, не спуская глаз с Долли, остановилась и покраснела. 

and, having kissed him, without taking her eyes off Dolly, she stopped and blushed.

– Нет, позволь никуда не ходить.

‘No, please, let’s not go anywhere.’

Она сняла платок, шляпу

She took off her scarf and hat

и, зацепив ею за прядь своих чёрных, везде вьющихся волос,

and, catching a strand of her dark, curly hair in it,

мотая головой, отцепляла волоса.

shook her head, trying to disentangle it.

– А ты сияешь счастьем и здоровьем! – сказала Долли почти с завистью.

‘And you are radiant with happiness and health,’ said Dolly, almost with envy.

– Я?.. Да, – сказала Анна. 

‘I? … Yes,’ said Anna.

– Боже мой, Таня!

‘My God, Tanya!

Ровесница Серёже моему, – прибавила она,

The same age as my Seryozha,’ she added,

обращаясь ко вбежавшей девочке.

turning to the girl who came running in.

Она взяла её на руки и поцеловала. 

She took her in her arms and kissed her.

– Прелестная девочка, прелесть! Покажи же мне всех.

‘A lovely girl, lovely! Show them all to me.’

Она называла их и припоминала не только имена,

She called them all by name, remembering not only the names,

но года, месяцы, характеры, болезни всех детей,

but the years, months, characters, illnesses of all the children,

и Долли не могла не оценить этого.

and Dolly could not help appreciating it.

– Ну, так пойдём к ним, – сказала она. 

‘Well, let’s go to them then,’ she said.

– Вася спит теперь, жалко.

‘A pity Vasya’s asleep.’

Осмотрев детей, они сели, уже одни,

After looking at the children, they sat down, alone now,

в гостиной, пред кофеем.

to have coffee in the drawing room.

Анна взялась за поднос и потом отодвинула его.

Anna reached for the tray, then pushed it aside.

– Долли, – сказала она, – он говорил мне.

‘Dolly,’ she said, ‘he told me.’

Долли холодно посмотрела на Анну.

Dolly looked coldly at Anna.

Она ждала теперь притворно-сочувственных фраз;

She expected falsely compassionate phrases now,

но Анна ничего такого не сказала.

but Anna said nothing of the sort.

– Долли, милая! – сказала она, 

‘Dolly, dear!’ she said,

– я не хочу ни говорить тебе за него, ни утешать;

‘I don’t want either to defend him or to console you

это нельзя.

– that is impossible.

Но, душенька, мне просто жалко, жалко тебя всею душой!

But, darling, I simply feel sorry for you, sorry with all my heart!’

Из-за густых ресниц её блестящих глаз вдруг показались слёзы.

Tears suddenly showed behind the thick lashes of her bright eyes.

Она пересела ближе к невестке

She moved closer to her sister-in-law

и взяла её руку своею энергическою маленькою рукой.

and took her hand in her own energetic little hand.

Долли не отстранилась,

Dolly did not draw back,

но лицо её не изменяло своего сухого выражения.

but the dry expression on her face did not change.

Она сказала:

She said:

– Утешить меня нельзя.

‘It’s impossible to console me.

Всё потеряно после того, что было, всё пропало!

Everything is lost after what’s happened, everything is gone!’

И как только она сказала это,

And as soon as she had said it,

выражение лица её вдруг смягчилось.

the expression on her face suddenly softened.

Анна подняла сухую, худую руку Долли, поцеловала её и сказала:

Anna raised Dolly’s dry, thin hand, kissed it and said:

– Но, Долли, что же делать, что же делать?

‘But, Dolly, what’s to be done, what’s to be done?

Как лучше поступить в этом ужасном положении? – вот о чём надо подумать.

What’s the best way to act in this terrible situation? – that’s what we must think about.’

– Всё кончено, и больше ничего, – сказала Долли. 

‘Everything’s over, that’s all,’ said Dolly.

– И хуже всего то, ты пойми, что я не могу его бросить;

‘And the worst of it, you understand, is that I can’t leave him.

дети, я связана.

There are the children, I’m tied.

А с ним жить я не могу, мне мука видеть его.

And I can’t live with him, it pains me to see him.’

– Долли, голубчик, он говорил мне,

‘Dolly, darling, he told me,

но я от тебя хочу слышать, скажи мне всё.

but I want to hear it from you, tell me everything.’

Долли посмотрела на неё вопросительно.

Dolly gave her a questioning look.

Участие и любовь непритворные видны были на лице Анны.

Unfeigned concern and love could be seen on Anna’s face.

– Изволь, – вдруг сказала она. 

‘Very well,’ she said suddenly.

– Но я скажу сначала.

‘But I’ll tell it from the beginning.

Ты знаешь, как я вышла замуж.

You know how I got married.

Я с воспитанием maman не только была невинна,

With maman’s upbringing, I was not only innocent,

но я была глупа.

I was stupid.

Я ничего не знала.

I didn’t know anything.

Говорят, я знаю, мужья рассказывают жёнам своим прежнюю жизнь,

They say, I know, that husbands tell their wives their former life,

но Стива… – она поправилась, 

but Stiva …’ – she corrected herself

– Степан Аркадьич ничего не сказал мне.

– ‘Stepan Arkadyich told me nothing.

Ты не поверишь,

You won’t believe it,

но я до сих пор думала, что я одна женщина, которую он знал.

but until now I thought I was the only woman he had known.

Так я жила восемь лет.

I lived like that for eight years.

Ты пойми, что я не только не подозревала неверности,

You must understand that I not only didn’t suspect his unfaithfulness,

но что я считала это невозможным,

I considered it impossible,

и тут, представь себе, с такими понятиями узнать вдруг весь ужас, всю гадость…

and here, imagine, with such notions, suddenly to learn the whole horror, the whole vileness …

Ты пойми меня.

You must understand me.

Быть уверенной вполне в своём счастии, и вдруг… – продолжала Долли, удерживая рыданья, 

To be fully certain of my own happiness, and suddenly …’ Dolly went on, repressing her sobs,

– и получить письмо… письмо его к своей любовнице, к моей гувернантке.

‘and to get a letter … his letter to his mistress, to my governess.

Нет, это слишком ужасно! 

No, it’s too terrible!’

– Она поспешно вынула платок и закрыла им лицо. 

She hastily took out a handkerchief and covered her face with it.

– Я понимаю ещё увлечение, – продолжала она, помолчав, 

‘I could even understand if it was a passion,’ she went on after a pause,

– но обдуманно, хитро обманывать меня… с кем же?..

‘but to deceive me deliberately, cunningly … and with whom? …

Продолжать быть моим мужем вместе с нею… это ужасно!

To go on being my husband together with her … it’s terrible!

Ты не можешь понять…

You can’t understand…’

– О нет, я понимаю!

‘Oh, no, I do understand!

Понимаю, милая Долли, понимаю, – говорила Анна, пожимая её руку.

I understand, dear Dolly, I understand,’ said Anna, pressing her hand.

– И ты думаешь, что он понимает весь ужас моего положения? – продолжала Долли. 

‘And do you think he understands all the horror of my position?’ Dolly went on.

– Нисколько! Он счастлив и доволен.

‘Not a bit! He’s happy and content.’

– О нет! – быстро перебила Анна. 

‘Oh, no!’ Anna quickly interrupted.

– Он жалок, он убит раскаяньем…

‘He’s pitiful, he’s overcome with remorse …’

– Способен ли он к раскаянью? – перебила Долли,

‘Is he capable of remorse?’ Dolly interrupted,

внимательно вглядываясь в лицо золовки.

peering intently into her sister-in-law’s face.

– Да, я его знаю.

‘Yes, I know him.

Я не могла без жалости смотреть на него.

I couldn’t look at him without pity.

Мы его обе знаем.

We both know him.

Он добр, но он горд,

He’s kind, but he’s proud,

а теперь так унижен.

and now he’s so humiliated.

Главное, что меня тронуло

What moved me most of all…’

(и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли)… 

(and here Anna guessed what might move Dolly most of all)

– его мучают две вещи:

‘there are two things tormenting him:

– то, что ему стыдно детей,

that he’s ashamed before the children,

и то, что он, любя тебя…

and that, loving you as he does …

да, да, любя больше всего на свете, 

yes, yes, loving you more than anything in the world,’

– поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, 

she hastily interrupted Dolly, who was about to object,

– сделал тебе больно, убил тебя.

‘he has hurt you, crushed you.

«Нет, нет, она не простит», – всё говорит он.

"No, no, she won’t forgive me," he keeps saying.’

Долли задумчиво смотрела мимо золовки, слушая её слова.

Dolly pensively stared past her sister-in-law, listening to her words.

– Да, я понимаю, что положение его ужасно;

‘Yes, I understand that his position is terrible;

виноватому хуже, чем невинному, – сказала она, 

it’s worse for the guilty than for the innocent,’ she said,

– если он чувствует, что от вины его всё несчастие.

‘if he feels guilty for the whole misfortune.

Но как же простить,

But how can I forgive him,

как мне опять быть его женою после неё?

how can I be his wife again after her?

Мне жить с ним теперь будет мученье,

For me to live with him now would be torture,

именно потому, что я люблю свою прошедшую любовь к нему…

precisely because I loved him as I did, because I love my past love for him …’

И рыдания перервали её слова.

And sobs interrupted her words.

Но как будто нарочно,

But as if on purpose,

каждый раз, как она смягчалась,

each time she softened,

она начинала опять говорить о том, что раздражало её.

she again began to speak of what irritated her.

– Она ведь молода, ведь она красива, – продолжала она. 

‘You see, she’s young, she’s beautiful,’ she went on.

– Ты понимаешь ли, Анна,

‘Do you understand, Anna,

что у меня моя молодость, красота взяты кем?

who took my youth and beauty from me?

Им и его детьми.

He and his children.

Я отслужила ему,

I’ve done my service for him,

и на этой службе ушло всё моё,

and that service took my all,

и ему теперь, разумеется, свежее пошлое существо приятнее.

and now, naturally, he finds a fresh, vulgar creature more agreeable.

Они, верно, говорили между собою обо мне

They’ve surely talked about me between them,

или, ещё хуже, умалчивали, – ты понимаешь? 

or, worse still, passed me over in silence – you understand?’

– Опять ненавистью зажглись её глаза. 

Again her eyes lit up with hatred.

– И после этого он будет говорить мне…

‘And after that he’s going to tell me …

Что ж, я буду верить ему? Никогда.

Am I supposed to believe him? Never.

Нет, уж кончено всё,

No, it s the end of everything,

всё, что составляло утешенье, награду труда, мук…

everything that made for comfort, a reward for toil, suffering …

Ты поверишь ли?

Would you believe it?

я сейчас учила Гришу:

I’ve just been teaching Grisha:

– прежде это бывало радость, теперь мученье.

before it used to be a joy, now it’s a torment.

Зачем я стараюсь, тружусь?

Why do I strain and toil?

Зачем дети?

Why have children?

Ужасно то, что вдруг душа моя перевернулась

The terrible thing is that my soul suddenly turned over,

и вместо любви, нежности

and instead of love, of tenderness,

у меня к нему одна злоба, да, злоба.

I feel only spite towards him, yes, spite.

Я бы убила его и…

I could kill him and …’

– Душенька, Долли, я понимаю, но не мучь себя.

‘Darling Dolly, I understand, but don’t torment yourself.

Ты так оскорблена, так возбуждена,

You’re so tended, so agitated,

что ты многое видишь не так.

that you see many things wrongly.’

Долли затихла,

Dolly quieted down,

и они минуты две помолчали.

and for a minute or two they were silent.

– Что делать, подумай, Анна, помоги.

‘What’s to be done, think, Anna, help me.

Я всё передумала и ничего не вижу.

I’ve thought it all over and don’t see anything.’

Анна ничего не могла придумать,

Anna could not think of anything,

но сердце её прямо отзывалось на каждое слово,

but her heart responded directly to every word,

на каждое выражение лица невестки.

to every expression on her sister-in-law’s face.

– Я одно скажу, – начала Анна, 

‘I’ll say one thing,’ Anna began.

– я его сестра,

‘I’m his sister,

я знаю его характер, эту способность всё, всё забыть

I know his character, this ability to forget everything, everything’

(она сделала жест пред лбом),

(she made a gesture in front of her face),

эту способность полного увлечения, но зато и полного раскаяния.

‘this ability for total infatuation, but also for total remorse.

Он не верит, не понимает теперь, как он мог сделать то, что сделал.

He can’t believe, he can’t understand now, how he could have done what he did.’

– Нет, он понимает, он понимал! – перебила Долли. 

‘No, he understands, he understood!’ Dolly interrupted.

– Но я… ты забываешь меня… разве мне легче?

‘But I … you’re forgetting me … is it any easier for me?’

– Постой. Когда он говорил мне,

‘Wait. When he was telling me about it,

признаюсь тебе, я не понимала ещё всего ужаса твоего положения.

I confess, I still didn’t understand all the horror of your position.

Я видела только его и то, что семья расстроена;

I saw only him and that the family was upset;

мне его жалко было,

I felt sorry for him,

но, поговорив с тобой, я, как женщина, вижу другое;

but, talking with you, as a woman I see something else;

я вижу твои страдания,

I see your sufferings,

и мне, не могу тебе сказать, как жаль тебя!

and I can’t tell you how sorry I am for you!

Но, Долли, душенька, я понимаю твои страдания вполне,

But, Dolly, darling, though I fully understand your sufferings,

только одного я не знаю:

there’s one thing I don’t know:

– я не знаю… я не знаю,

I don’t know … I don’t know

насколько в душе твоей есть ещё любви к нему.

how much love for him there still is in your soul.

Это ты знаешь, – настолько ли есть, чтобы можно было простить.

Only you know whether it’s enough to be able to forgive.

Если есть, то прости!

If it is, then forgive him!’

– Нет, – начала Долли;

‘No,’ Dolly began;

но Анна прервала ее, целуя ещё раз ее руку.

but Anna interrupted her, kissing her hand once more.

– Я больше тебя знаю свет, – сказала она. 

‘I know more of the world than you do,’ she said.

– Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это.

‘I know how people like Stiva look at it.

Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе.

You say he talked with her about you.

Этого не было.

That never happened.

Эти люди делают неверности,

These people may be unfaithful,

но свой домашний очаг и жена – это для них святыня.

but their hearth and wife are sacred to them.

Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье.

Somehow for them these women remain despised and don’t interfere with the family.

Они какую-то черту проводят непроходимую между семьёй и этим.

Between them and the family they draw some sort of line that can’t be crossed.

Я этого не понимаю, но это так.

I don’t understand it, but it’s so.’

– Да, но он целовал её…

‘Yes, but he kissed her …’

– Долли, постой, душенька.

‘Dolly, wait, darling.

Я видела Стиву, когда он был влюблён в тебя.

I saw Stiva when he was in love with you.

Я помню это время,

I remember the time

когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе,

when he would come to me and weep, talking about you,

и какая поэзия и высота была ты для него,

and what loftiness and poetry you were for him,

и я знаю, что чем больше он с тобой жил,

and I know that the longer he lived with you,

тем выше ты для него становилась.

the loftier you became for him.

Ведь мы смеялись, бывало, над ним,

We used to laugh at him,

что он к каждому слову прибавлял: – «Долли удивительная женщина».

because he added "Dolly is a remarkable woman" to every word.

Ты для него божество всегда была и осталась,

You are and always have been a divinity for him,

а это увлечение не души его…

and this infatuation is not from his soul.. .’

– Но если это увлечение повторится?

‘But if this infatuation repeats itself?’

– Оно не может, как я понимаю….

‘It can’t, as I understand it…’

– Да, но ты простила бы?

‘Yes, but would you forgive?’

– Не знаю, не могу судить…

‘I don’t know, I can’t judge …

Нет, могу, – сказала Анна, подумав;

No, I can,’ said Anna, after some reflection;

и, уловив мыслью положение

and having mentally grasped the situation

и свесив его на внутренних весах, прибавила:

and weighed it on her inner balance, she added:

– Нет, могу, могу, могу.

‘No, I can, I can.

Да, я простила бы.

Yes, I would forgive.

Я не была бы тою же, да, но простила бы,

I wouldn’t be the same, no, but I would forgive,

и так простила бы, как будто этого не было, совсем не было.

and forgive in such a way as if it hadn’t happened, hadn’t happened at all.’

– Ну, разумеется, – быстро прервала Долли,

‘Well, naturally,’ Dolly quickly interrupted,

как будто она говорила то, что не раз думала, 

as if she were saying something she had thought more than once,

– иначе бы это не было прощение.

‘otherwise it wouldn’t be forgiveness.

Если простить, то совсем, совсем.

If you forgive, it’s completely, completely.

Ну, пойдём, я тебя проведу в твою комнату, – сказала она, вставая,

Well, come along, I’ll take you to your room,’ she said, getting up,

и по дороге Долли обняла Анну. 

and on the way Dolly embraced Anna.

– Милая моя, как я рада, что ты приехала.

‘My dear, I’m so glad you’ve come.

Мне легче, гораздо легче стало.

I feel better, so much better.’

XX

XX

Весь день этот Анна провела дома, то есть у Облонских,

That whole day Anna spent at home, that is, at the Oblonskys’,

и не принимала никого,

and did not receive anyone,

так как уж некоторые из её знакомых,

though some of her acquaintances,

успев узнать о её прибытии,

having learned of her arrival,

приезжали в этот же день.

called that same day.

Анна всё утро провела с Долли и с детьми.

Anna spent the morning with Dolly and the children.

Она только послала записочку к брату,

She only sent a little note to her brother,

чтоб он непременно обедал дома.

telling him to be sure to dine at home.

«Приезжай, бог милостив», – писала она.

‘Come, God is merciful,’ she wrote.

Облонский обедал дома;

Oblonsky dined at home;

разговор был общий,

the conversation was general,

и жена говорила с ним, называя его «ты»,

and his wife spoke to him, addressing him familiarly,

чего прежде не было.

something she had not done recently.

В отношениях мужа с женой оставалась та же отчуждённость,

There remained the same estrangement in the relations between husband and wife,

но уже не было речи о разлуке,

but there was no longer any talk of separation,

и Степан Аркадьич видел возможность объяснения и примирения.

and Stepan Arkadyich could see the possibility of discussion and reconciliation.

Тотчас после обеда приехала Кити.

Just after dinner Kitty arrived.

Она знала Анну Аркадьевну, но очень мало,

She knew Anna Arkadyevna, but only slightly,

и ехала теперь к сестре не без страху пред тем, как её примет эта петербургская светская дама,

and she now came to her sister’s not without fear of how she would be received by this Petersburg society lady

которую все так хвалили.

whom everyone praised so much.

Но она понравилась Анне Аркадьевне, – это она увидела сейчас.

But Anna Arkadyevna liked her, she saw that at once.

Анна, очевидно, любовалась её красотою и молодостью,

Anna obviously admired her beauty and youth,

и не успела Кити опомниться,

and before Kitty could recover

как она уже чувствовала себя не только под её влиянием,

she felt that she was not only under her influence

но чувствовала себя влюблённою в неё,

but in love with her,

как способны влюбляться молодые девушки в замужних и старших дам.

as young girls are capable of being in love with older married ladies.

Анна непохожа была на светскую даму или на мать восьмилетнего сына,

Anna did not look like a society lady or the mother of an eight-year-old son,

но скорее походила бы на двадцатилетнюю девушку по гибкости движений, свежести и установившемуся на её лице оживлению, выбивавшему то в улыбку, то во взгляд,

but in the litheness of her movements, the freshness and settled animation of her face, which broke through now as a smile, now as a glance, would have looked more like a twenty-year-old girl

если бы не серьёзное, иногда грустное выражение её глаз,

had it not been for the serious, sometimes sad expression of her eyes,

которое поражало и притягивало к себе Кити.

which struck Kitty and drew her to Anna.

Кити чувствовала, что Анна была совершенно проста и ничего не скрывала,

Kitty felt that Anna was perfectly simple and kept nothing hidden,

но что в ней был другой какой-то, высший мир недоступных для неё интересов, сложных и поэтических.

but that there was in her some other, higher world of interests, inaccessible to her, complex and poetic.

После обеда, когда Долли вышла в свою комнату,

After dinner, when Dolly went to her room,

Анна быстро встала и подошла к брату,

Anna quickly got up and went over to her brother,

который закуривал сигару.

who was lighting a cigar.

– Стива, – сказала она ему,

‘Stiva,’ she said to him,

весело подмигивая, крестя его и указывая на дверь глазами. 

winking merrily, making a cross over him, and indicating the door with her eyes.

– Иди, и помогай тебе бог.

‘Go, and God help you.’

Он бросил сигару, поняв её, и скрылся за дверью.

He understood her, abandoned his cigar and disappeared through the door.

Когда Степан Аркадьич ушёл,

When Stepan Arkadyich had gone,

она вернулась на диван, где сидела окружённая детьми.

she returned to the sofa, where she sat surrounded with children.

Оттого ли, что дети видели, что мама любила эту тётю,

Whether because the children had seen that their mother loved this aunt,

или оттого, что они сами чувствовали в ней особенную прелесть,

or because they themselves felt a special charm in her,

но старшие два, а за ними и меньшие,

the elder two, and after them the young ones,

как это часто бывает с детьми,

as often happens with children,

ещё до обеда прилипли к новой тёте и не отходили от неё.

had clung to the new aunt even before dinner and would not leave her side.

И между ними составилось что-то вроде игры,

Something like a game was set up among them,

стоящей в том, чтобы как можно ближе сидеть подле тёти,

which consisted in sitting as close as possible to her,

дотрагиваться до неё, держать её маленькую руку, целовать её,

touching her, holding her small hand, kissing her,

играть с её кольцом или хоть дотрагиваться до оборки её платья.

playing with her ring or at least touching the flounce of her dress.

– Ну, ну, как мы прежде сидели, – сказала Анна Аркадьевна, садясь на своё место.

‘Well, well, the way we sat earlier,’ said Anna Arkadyevna, sitting back down in her place.

И опять Гриша подсунул голову под её руку

And again Grisha put his head under her arm

и прислонился головой к её платью

and leaned it against her dress

и засиял гордостью и счастьем.

and beamed with pride and happiness.

– Так теперь когда же бал? – обратилась она к Кити.

‘So, now, when is the ball?’ she turned to Kitty.

– На будущей неделе, и прекрасный бал.

‘Next week, and a wonderful ball.

Один из тех балов, на которых всегда весело.

One of those balls that are always merry.’

– А есть такие, где всегда весело? – с нежною насмешкой сказала Анна.

‘And are there such balls, where it’s always merry?’ Anna said with tender mockery.

– Странно, но есть.

‘Strange, but there are.

У Бобрищевых всегда весело, у Никитиных тоже,

At the Bobrishchevs’ it’s always merry, and also at the Nikitins’,

а у Мешковых всегда скучно.

but at the Mezhkovs’ it’s always boring.

Вы разве не замечали?

Haven’t you noticed?’

– Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, – сказала Анна,

‘No, dear heart, for me there are no longer any balls that are merry,’ said Anna,

и Кити увидела в её глазах тот особенный мир, который ей не был открыт. 

and Kitty saw in her eyes that special world that was not open to her.

– Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно…

‘For me there are those that are less difficult and boring …’

– Как может быть вам скучно на бале?

‘How can you be bored at a ball?’

– Отчего же мне не может быть скучно на бале? – спросила Анна.

‘Why can’t I be bored at a ball?’ asked Anna.

Кити заметила, что Анна знала, какой последует ответ.

Kitty noticed that Anna knew the answer that would follow.

– Оттого, что вы всегда лучше всех.

‘Because you’re always the best of all.’

Анна имела способность краснеть.

Anna was capable of blushing.

Она покраснела и сказала:

She blushed and said:

– Во-первых, никогда;

‘First of all, I never am,

а во-вторых, если б это и было, то зачем мне это?

and second, if it were so, what do I need it for?’

– Вы поедете на этот бал? – спросила Кити.

‘Will you go to this ball?’ asked Kitty.

– Я думаю, что нельзя будет не ехать.

‘I suppose it will be impossible not to go.

Вот это возьми, – сказала она Тане,

Take it,’ she said to Tanya,

которая стаскивала легко сходившее кольцо с её белого, тонкого в конце пальца.

who was pulling the easily slipped-off ring from her white, tapering finger.

– Я очень рада буду, если вы поедете

‘I’ll be very glad if you go.

– Я бы так хотела вас видеть на бале.

I’d like so much to see you at a ball.’

– По крайней мере, если придётся ехать,

‘At least, if I do go,

я буду утешаться мыслью, что это сделает вам удовольствие…

I’ll be comforted at the thought that it will give you pleasure …

Гриша, не тереби, пожалуйста, они и так все растрепались, – сказала она,

Grisha, don’t fuss with it, please, it’s all dishevelled as it is,’ she said,

поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл Гриша.

straightening a stray lock of hair Grisha was playing with.

– Я вас воображаю на бале в лиловом.

‘I imagine you in lilac at the ball.’

– Отчего же непременно в лиловом? – улыбаясь, спросила Анна. 

‘Why must it be lilac?’ Anna asked, smiling.

– Ну, дети, идите, идите.

‘Well, children, off you go, off you go.

Слышите ли? Мисс Гуль зовет чай пить, – сказала она,

Do you hear? Miss Hull is calling you for tea,’ she said,

отрывая от себя детей и отправляя их в столовую.

tearing the children from her and sending them to the dining room.

– А я знаю, отчего вы зовёте меня на бал.

‘And I know why you’re inviting me to the ball.

Вы ждёте много от этого бала,

You expect a lot from this ball,

и вам хочется, чтобы все тут были,

and you want everyone to be there,

все принимали участие.

you want everyone to take part.’

– Почем вы знаете? Да.

‘Yes. How do you know?’

– О! как хорошо ваше время, – продолжала Анна. 

‘Oh! how good to be your age,’ Anna went on.

– Помню и знаю этот голубой туман,

‘I remember and know that blue mist,

вроде того, что на горах в Швейцарии.

the same as in the mountains in Switzerland.

Этот туман, который покрывает всё в блаженное то время,

The mist that envelops everything during the blissful time

когда вот-вот кончится детство,

when childhood is just coming to an end,

и из этого огромного круга, счастливого, весёлого, делается путь всё уже и уже,

and the path away from that vast, cheerful and happy circle grows narrower and narrower,

и весело и жутко входить в эту анфиладу,

and you feel cheerful and eerie entering that suite of rooms,

хотя она кажется и светлая и прекрасная…

though it seems bright and beautiful . ..

Кто не прошёл через это?

Who hasn’t gone through that?’

Кити молча улыбалась.

Kitty silently smiled.

«Но как же она прошла через это?

‘But how did she go through it?

Как бы я желала знать весь её роман», – подумала Кити,

I’d so love to know her whole romance!’ thought Kitty,

вспоминая непоэтическую наружность Алексея Александровича, её мужа.

recalling the unpoetical appearance of Alexei Alexandrovich, her husband.

– Я знаю кое-что.

‘There’s something I know.

Стива мне говорил,

Stiva told me,

и поздравляю вас, он мне очень нравится, – продолжала Анна, 

and I congratulate you, I like him very much,’ Anna went on.

– я встретила Вронского на железной дороге.

‘I met Vronsky at the railway station.’

– Ах, он был там? – опросила Кити покраснев. 

‘Ah, he was there?’ Kitty asked, blushing.

– Что же Стива сказал вам?

‘But what did Stiva tell you?’

– Стива мне все разболтал.

‘Stiva gave it all away.

И я очень была бы рада.

And I’d be very glad.

Я ехала вчера с матерью Вронского, – продолжала она, 

I travelled with Vronsky’s mother yesterday,’ she went on,

– и мать, не умолкая, говорила мне про него;

‘and his mother didn’t stop talking to me about him;

это её любимец;

he’s her favourite;

я знаю, как матери пристрастны, но….

I know how partial mothers can be, but…’

– Что ж мать рассказывала вам?

‘But what did his mother tell you?’

– Ах, много! И я знаю, что он её любимец,

‘Oh, a lot! I know he’s her favourite,

но всё-таки видно, что это рыцарь…

but even so one can tell he’s chivalrous …

Ну, например, она рассказывала,

Well, for instance, she told me

что он хотел отдать всё состояние брату,

he wanted to give the whole fortune to his brother,

что он в детстве ещё что-то необыкновенное сделал,

that while still a child he did something extraordinary,

спас женщину из воды.

rescued a woman from the water.

Словом, герой, – сказала Анна,

In short, a hero,’ Anna said,

улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.

smiling and remembering the two hundred roubles he gave at the
station.

Но она не рассказала про эти двести рублей.

But she did not mention the two hundred roubles.

Почему-то ей неприятно было вспоминать об этом.

For some reason it was unpleasant for her to remember it.

Она чувствовала, что в этом было что-то касающееся до неё

She felt there was something in it that concerned her,

и такое, чего не должно было быть.

and of a sort that should not have been.

– Она очень просила меня поехать к ней, – продолжала Анна, 

‘She insisted that I call on her,’ Anna went on,

– и я рада повидать старушку и завтра поеду к ней.

‘and I’ll be glad to see the old lady and will call on her tomorrow.

Однако, слава богу, Стива долго остаётся у Долли в кабинете, – прибавила Анна,

However, thank God Stiva has spent a long time in Dolly’s boudoir,’ Anna added,

переменяя разговор

changing the subject

и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная.

and getting up, displeased at something, as it seemed to Kitty.

– Нет, я прежде! нет, я! – кричали дети,

‘No, me first! no, me!’ the children shouted,

окончив чай и выбегая к тёте Анне.

having finished their tea and rushing out to Aunt Anna.

– Все вместе! – сказала Анна и, смеясь, побежала им навстречу

‘All together!’ said Anna and, laughing, she ran to meet them,

и обняла и повалила всю эту кучу копошащихся и визжащих от восторга детей.

and embraced and brought down the whole heap of swarming, rapturously squealing children.

XXI

XXI

К чаю больших Долли вышла из своей комнаты.

For the grown-ups’ tea Dolly came from her room.

Степан Аркадьич не выходил.

Stepan Arkadyich did not come out.

Он, должно быть, вышел из комнаты жены задним ходом.

He must have left his wife’s room through the back door.

– Я боюсь, что тебе холодно будет наверху, – заметила Долли, обращаясь к Анне, 

‘I’m afraid you’ll be cold upstairs,’ Dolly remarked, addressing Anna.

– мне хочется перевести тебя вниз,

‘I’d like to move you down,

и мы ближе будем.

and we’ll be nearer each other.’

– Ах, уж, пожалуйста, обо мне не заботьтесь, – отвечала Анна,

‘Oh, now, please don’t worry about me,’ Anna replied,

вглядываясь в лицо Долли

peering into Dolly’s eyes

и стараясь понять, было или не было примирения.

and trying to make out whether or not there had been a reconciliation.

– Тебе светло будет здесь, – отвечала невестка.

‘There’s more light here,’ her sister-in-law replied.

– Я тебе говорю, что я сплю везде и всегда, как сурок.

‘I tell you, I sleep always and everywhere like a dormouse.’

– О чём это? – спросил Степан Аркадьич, выходя из кабинета и обращаясь к жене.

‘What’s this about?’ asked Stepan Arkadyich, coming out of his study and addressing his wife.

По тону его и Кити и Анна сейчас поняли,

By his tone Kitty and Anna both understood at once

что примирение состоялось.

that a reconciliation had taken place.

– Я Анну хочу перевести вниз,

‘I want to move Anna down here,

но надо гардины перевесить.

but the curtains must be changed.

Никто не сумеет сделать, надо самой, – отвечала Долли, обращаясь к нему.

No one else knows how to do it, I must do it myself,’ Dolly replied, turning to him.

«Бог знает, вполне ли помирились?» – подумала Анна,

‘God knows, are they completely reconciled?’ thought Anna,

услышав её тон, холодный и спокойный.

hearing her cold and calm tone.

– Ах, полно, Долли, всё делать трудности, – сказал муж. 

‘Oh, enough, Dolly, you keep making difficulties,’ said her husband.

– Ну, хочешь, я всё сделаю…

‘Well, I’ll do it, if you like…’

«Да, должно быть помирились», – подумала Анна.

‘Yes,’ thought Anna, ‘they must be reconciled.’

– Знаю, как ты всё сделаешь, – отвечала Долли, 

‘I know how you’ll do it,’ Dolly answered,

– скажешь Матвею сделать то, чего нельзя сделать,

‘you’ll tell Matvei to do something impossible,

а сам уедешь, а он всё перепутает, 

then you’ll leave, and he’ll get it all wrong’

– и привычная насмешливая улыбка морщила концы губ Долли, когда она говорила это.

– and habitual mocking smile wrinkled Dolly’s lips as she said it.

«Полное, полное примиренье, полное, – подумала Анна, 

‘Complete, complete reconciliation, complete,’ thought Anna,

– слава богу!»

‘thank God!’

– и, радуясь тому, что она была причиной этого,

and rejoicing that she had been the cause of it,

она подошла к Долли и поцеловала ее.

she went over to Dolly and kissed her.

– Совсем нет, отчего ты так презираешь нас с Матвеем? – сказал Степан Аркадьич,

‘Not at all, why do you despise me and Matvei so?’ Stepan Arkadyich said,

улыбаясь чуть заметно и обращаясь к жене.

smiling barely perceptibly and turning to his wife.

Весь вечер, как всегда, Долли была слегка насмешлива по отношению к мужу,

All evening, as usual, Dolly was slightly mocking towards her husband,

а Степан Аркадьич доволен и весел,

and Stepan Arkadyich was content and cheerful,

но настолько, чтобы не показать,

but just enough so as not to suggest

что он, будучи прощён, забыл свою вину.

that, having been forgiven, he had forgotten his guilt.

В половине десятого особенно радостная и приятная вечерняя семейная беседа за чайным столом у Облонских

At half-past nine an especially joyful and pleasant family conversation around the evening tea table at the Oblonskys’

была нарушена самым, по-видимому, простым событием,

was disrupted by an apparently very simple event,

но это простое событие почему-то всем показалось странным.

but this simple event for some reason seemed strange to everyone.

Разговорившись об общих петербургских знакомых,

As they talked about mutual Petersburg acquaintances,

Анна быстро встала.

Anna quickly stood up.

– Она у меня есть в альбоме, – сказала она, 

‘I have her in my album,’ she said,

– да и кстати я покажу моего Серёжу, 

‘and, incidentally, I’ll show you my Seryozha,’

– прибавила она с гордою материнскою улыбкой.

she added with the smile of a proud mother.

К десяти часам, когда она обыкновенно прощалась с сыном

Towards ten o’clock when she usually said good night to her son,

и часто сама, пред тем как ехать на бал, укладывала его,

and often put him to bed herself before going to a ball,

ей стало грустно, что она так далеко от него;

she felt sad to be so far away from him;

и о чём бы ни говорили,

and whatever they talked about,

она нет-нет и возвращалась мыслью к своему кудрявому Серёже.

she kept returning in thought to her curly-headed Seryozha.

Ей захотелось посмотреть на его карточку и поговорить о нём.

She wanted to look at his picture and talk about him.

Воспользовавшись первым предлогом,

Taking advantage of the first pretext,

она встала и своею лёгкою, решительною походкой пошла за альбомом.

she got up and, with her light, resolute step, went to fetch the album.

Лестница наверх, в её комнату, выходила на площадку большой входной теплой лестницы.

The stairs that led up to her room began on the landing of the big, heated front stairway.

В то время, как она выходила из гостиной,

Just as she was leaving the drawing room,

в передней послышался звонок.

there was a ring at the door.

– Кто это может быть? – сказала Долли.

‘Who could that be?’ said Dolly.

– За мной рано, а ещё кому-нибудь поздно, – заметила Кити.

It’s too early for me and too late for anyone else,’ observed Kitty.

– Верно, с бумагами, – прибавил Степан Аркадьич,

Probably someone with papers,’ Stepan Arkadyich put in,

и, когда Анна проходила мимо лестницы,

and, as Anna was crossing the landing,

слуга взбегал наверх, чтобы доложить о приехавшем,

a servant came running up the stairs to announce the visitor,

а сам приехавший стоял у лампы.

while the visitor himself stood by the lamp.

Анна, взглянув вниз, узнала тотчас же Вронского,

Anna, looking down, at once recognized Vronsky,

и странное чувство удовольствия и вместе страха чего-то вдруг шевельнулось у неё в сердце.

and a strange feeling of pleasure suddenly stirred in her heart, together with a fear of something.

Он стоял, не снимая пальто,

He stood without removing his coat,

и что-то доставал из кармана.

and was taking something from his pocket.

В ту минуту как она поравнялась с серединой лестницы,

Just as she reached the centre of the landing,

он поднял глаза, увидал её,

he raised his eyes, saw her,

и в выражении его лица сделалось что-то пристыженное и испуганное.

and something ashamed and frightened appeared in his expression.

Она, слегка наклонив голову, прошла,

Inclining her head slightly, she went on,

а вслед за ней послышался громкий голос Степана Аркадьича, звавшего его войти,

and behind her heard the loud voice of Stepan Arkadyich inviting him to come in,

и негромкий, мягкий и спокойный голос отказывавшегося Вронского.

and the soft, gentle and calm voice of Vronsky declining.

Когда Анна вернулась с альбомом, его уже не было,

When Anna came back with the album, he was no longer there,

и Степан Аркадьич рассказывал,

and Stepan Arkadyich was saying

что он заезжал узнать об обеде,

that he had dropped in to find out about a dinner

который они завтра давали приезжей знаменитости.

they were giving the next day for a visiting celebrity.

– И ни за что не хотел войти.

‘And he wouldn’t come in for anything.

Какой-то он странный, – прибавил Степан Аркадьич.

He’s somehow strange,’ Stepan Arkadyich added.

Кити покраснела.

Kitty blushed.

Она думала, что она одна поняла,

She thought that she alone understood

зачем он приезжал и отчего не вошел.

why he had called by and why he had not come in.

«Он был у нас, – думала она, 

‘He was at our house,’ she thought,

– и не застал и подумал, я здесь;

‘didn’t find me, and thought I was here;

но не вошёл, оттого что думал – поздно, и Анна здесь».

but he didn’t come in because he thought it was late, and Anna’s here.’

Все переглянулись, ничего не сказав,

They all exchanged glances without saying anything

и стали смотреть альбом Анны.

and began looking through Anna’s album.

Ничего не было ни необыкновенного, ни странного

There was nothing either extraordinary or strange

в том, что человек заехал к приятелю в половине десятого узнать подробности затеваемого обеда и не вошёл;

in a man calling at his friend’s house at half-past nine to find out the details of a dinner that was being planned and not coming in;

но всем это показалось странно.

but they all thought it strange.

Более всех странно и нехорошо это показалось Анне.

To Anna especially it seemed strange and not right.

XXII

XXII

Бал только что начался,

The ball had only just begun

когда Кити с матерью входила на большую, уставленную цветами и лакеями в пудре и красных кафтанах, залитую светом лестницу.

when Kitty and her mother went up the big, light-flooded stairway, set with flowers and lackeys in powder and red livery.

Из зал нёсся стоявший в них равномерный, как в улье, шорох движенья,

From the inner rooms drifted a steady rustle of movement, as in a beehive,

и, пока они на площадке между деревьями оправляли перед зеркалом причёски и платья,

and while they were adjusting their hair and dresses in front of a mirror between potted trees on the landing,

из залы послышались осторожно-отчётливые звуки скрипок оркестра,

the cautiously distinct sounds of the orchestra’s violins came from the ballroom,

начавшего первый вальс.

beginning the first waltz.

Штатский старичок, оправлявший свои седые височки у другого зеркала и изливавший от себя запах духов,

A little old man in civilian dress, who had been straightening his grey side-whiskers at another mirror and who exuded a smell of scent,

столкнулся с ними на лестнице и посторонился,

bumped into them by the stairway and stepped aside,

видимо любуясь незнакомою ему Кити.

obviously admiring Kitty, whom he did not know.

Безбородый юноша, один из тех светских юношей,

A beardless young man, one of those young men of society

которых старый князь Щербацкий называл тютьками,

whom the old prince Shcherbatsky called twits,

в чрезвычайно открытом жилете,

wearing an extremely low-cut waistcoat,

оправляя на ходу белый галстук,

straightening his white tie as he went,

поклонился им и, пробежав мимо, вернулся,

bowed to them and, after running past, came back

приглашая Кити на кадриль.

to invite Kitty to a quadrille.

Первая кадриль была уж отдана Вронскому,

The first quadrille had already been given to Vronsky;

она должна была отдать этому юноше вторую.

she had to give this young man the second.

Военный, застёгивая перчатку, сторонился у двери

A military man, buttoning his glove, stepped aside at the doorway

и, поглаживая усы, любовался на розовую Кити.

and, stroking his moustache, admired the pink Kitty.

Несмотря на то, что туалет, причёска и все приготовления к балу

Though Kitty’s toilette, coiffure and all the preparations for the ball

стоили Кити больших трудов и соображений,

had cost her a good deal of trouble and planning,

она теперь, в своём сложном тюлевом платье на розовом чехле, вступала на бал так свободно и просто,

she was now entering the ballroom, in her intricate tulle gown over a pink underskirt, as freely and simply

как будто все эти розетки, кружева, все подробности туалета

as if all these rosettes and laces, and all the details of her toilette,

не стоили ей и её домашним ни минуты внимания,

had not cost her and her household a moment’s attention,

как будто она родилась в этом тюле, кружевах,

as if she had been born in this tulle and lace,

с этою высокою причёской,

with this tall coiffure,

с розой и двумя листками наверху её.

topped by a rose with two leaves.

Когда старая княгиня пред входом в залу хотела оправить на ней завернувшуюся ленту пояса,

When the old princess, at the entrance to the ballroom, wanted to straighten the twisted end of her ribbon sash,

Кити слегка отклонилась.

Kitty drew back slightly.

Она чувствовала, что всё само собою должно быть хорошо и грациозно на ней

She felt that everything on her must of itself be good and graceful,

и что поправлять ничего не нужно.

and there was no need to straighten anything.

Кити была в одном из своих счастливых дней.

Kitty was having one of her happy days.

Платье не теснило нигде,

Her dress was not tight anywhere,

нигде не спускалась кружевная берта,

the lace bertha stayed in place,

розетки не смялись и не оторвались;

the rosettes did not get crumpled or come off;

розовые туфли на высоких выгнутых каблуках не жали,

the pink shoes with high, curved heels did not pinch,

а веселили ножку.

but delighted her little feet.

Густые косы белокурых волос держались как свои на маленькой головке.

The thick braids of blond hair held to her little head like her own.

Пуговицы все три застегнулись, не порвавшись, на высокой перчатке, которая обвила её руку, не изменив её формы.

All three buttons on her long gloves, which fitted but did not change the shape of her arms, fastened without coming off.

Черная бархатка медальона особенно нежно окружила шею.

The black velvet ribbon of her locket encircled her neck with particular tenderness.

Бархатка эта была прелесть,

This velvet ribbon was enchanting,

и дома, глядя в зеркало на свою шею,

and at home, as she looked at her neck in the mirror,

Кити чувствовала, что эта бархатка говорила.

she felt it could almost speak.

Во всём другом могло ещё быть сомненье,

All the rest might be doubted,

но бархатка была прелесть.

but the ribbon was enchanting.

Кити улыбнулась и здесь на бале, взглянув на неё в зеркало.

Kitty also smiled here at the ball as she glanced at it in the mirror.

В обнажённых плечах и руках Кити чувствовала холодную мраморность,

In her bare shoulders and arms she felt a cold, marble-like quality

чувство, которое она особенно любила.

that she especially liked.

Глаза блестели,

Her eyes shone,

и румяные губы не могли не улыбаться от сознания своей привлекательности.

and her red lips could not help smiling from the sense of her own attractiveness.

Не успела она войти в залу и дойти до тюлево-ленто-кружевно-цветной толпы дам, ожидавших приглашения танцевать

She had no sooner entered the ballroom and reached the gauzy, ribbony, lacy, colourful crowd of ladies waiting to be invited to dance

(Кити никогда не стаивала в этой толпе),

(Kitty never stayed long in that crowd),

как уж её пригласили на вальс,

than she was invited for a waltz,

и пригласил лучший кавалер,

and invited by the best partner,

главный кавалер по бальной иерархии,

the foremost partner of the ball hierarchy,

знаменитый дирижер балов, церемониймейстер,

the celebrated dirigeur * [director or conductor]
of balls, the master of ceremonies,

женатый, красивый и статный мужчина Егорушка Корсунский.

a trim, handsome, married man, Yegorushka Korsunsky.

Только что оставив графиню Банину,

Having only just abandoned Countess Banin,

с которою он протанцевал первый тур вальса,

with whom he had danced the first round of the waltz,

он, оглядывая своё хозяйство,

and surveying his domain,

то есть пустившихся танцевать несколько пар,

that is, the few couples who had started dancing,

увидел входившую Кити

he saw Kitty come in,

и подбежал к ней тою особенною, свойственною только дирижерам балов развязною иноходью,

hastened to her with that special loose amble proper only to the dirigeur’s balls,

и, поклонившись, даже не спрашивая, желает ли она,

bowed and, without even asking her consent,

занёс руку, чтоб обнять её тонкую талию.

held out his arm and put it around her slender waist.

Она оглянулась, кому передать веер,

She turned, looking for someone to hold her fan,

и хозяйка, улыбаясь ей, взяла его.

and the hostess, smiling, took it.

– Как хорошо, что вы приехали вовремя, – сказал он ей, обнимая её талию, 

‘How nice that you came on time,’ he said to her, putting his arm around her waist.

– а то, что за манера опаздывать.

‘What is this fashion for being late!’

Она положила, согнувши, левую руку на его плечо,

Bending her left arm, she placed her hand on his shoulder,

и маленькие ножки в розовых башмаках

and her small feet in their pink shoes

быстро, легко и мерно задвигались в такт музыки по скользкому паркету.

began to move quickly, lightly and rhythmically across the slippery parquet in time with the music.

– Отдыхаешь, вальсируя с вами, – сказал он ей,

‘It’s restful waltzing with you,’ he said to her,

пускаясь в первые небыстрые шаги вальса. 

falling in with the first, not yet quick, steps of the waltz.

– Прелесть, какая лёгкость, precision, 

‘Lovely, such lightness, precision.’

– говорил он ей то, что говорил почти всем хорошим знакомым.

He said to her what he said to almost all his good acquaintances.

Она улыбнулась на его похвалу

She smiled at his compliment

и через его плечо продолжала разглядывать залу.

and went on examining the ballroom over his shoulder.

Она была не вновь выезжающая,

She was not a new debutante,

у которой на бале все лица сливаются в одно волшебное впечатление;

for whom all the faces at a ball blend into one magical impression;

она и не была затасканная по балам девушка,

nor was she a girl dragged to every ball,

которой все лица бала так знакомы, что наскучили;

for whom all the faces are so familiar that it is boring;

но она была на середине этих двух, 

she was in between the two

– она была возбуждена,

– she was excited,

а вместе с тем обладала собой настолько, что могла наблюдать.

but at the same time self-possessed enough to be able to watch.

В левом углу залы, она видела, сгруппировался цвет общества.

In the left-hand corner of the room she saw grouped the flower of society.

Там была до невозможного обнажённая красавица Лиди, жена Корсунского,

There was the impossibly bared, beautiful Lydie, Korsunsky’s wife,

там была хозяйка,

there was the hostess,

там сиял своею лысиной Кривин,

there gleamed the bald head of Krivin,

всегда бывший там, где цвет общества;

always to be found with the flower of society.

туда смотрели юноши, не смея подойти;

Young men, not daring to approach, gazed in that direction;

и там она нашла глазами Стиву

and there her eyes picked out Stiva

и потом увидала прелестную фигуру и голову Анны в чёрном бархатном платье.

and then noticed the lovely figure and head of Anna, who was in a black velvet dress.

И он был тут.

And there he was.

Кити не видала его с того вечера, когда она отказала Левину.

Kitty had not seen him since the evening she refused Levin.

Кити своими дальнозоркими глазами тотчас узнала его

With her far-sighted eyes she recognized him at once,

и даже заметила, что он смотрел на неё.

and even noticed that he was looking at her.

– Что ж, ещё тур?

‘What now, another turn?

Вы не устали? – сказал Корсунский, слегка запыхавшись.

You’re not tired?’ said Korsunsky, slightly out of breath.

– Нет, благодарствуйте.

‘No, thank you.’

– Куда же отвести вас?

‘Where shall I take you?’

– Каренина тут, кажется…

‘Mme Karenina is here, I think …

отведите меня к ней.

take me to her.’

– Куда прикажете.

‘Wherever you choose.’

И Корсунский завальсировал, умеряя шаг,

And Korsunsky waltzed on, measuring his step,

прямо на толпу в левом углу залы, приговаривая:

straight towards the crowd in the left-hand corner of the ballroom, repeating:

– «Pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames»,

‘Pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames,’

и, лавируя между морем кружев, тюля и лент

and, manoeuvring through that sea of lace, tulle and ribbons

и не зацепив ни за пёрышко,

without snagging one little feather,

повернул круто свою даму, так что открылись её тонкие ножки в ажурных чулках,

he twirled his partner so sharply that her slender, lace-stockinged legs were revealed,

а шлейф разнесло опахалом и закрыло им колени Кривину.

and her train swept up fan-like, covering Krivin’s knees.

Корсунский поклонился, выпрямил открытую грудь

Korsunsky bowed, straightened his broad shirtfront,

и подал руку, чтобы провести её к Анне Аркадьевне.

and offered her his arm to take her to Anna Arkadyevna.

Кити, раскрасневшись, сняла шлейф с колен Кривина

Kitty, all flushed, removed her train from Krivin’s knees

и, закружённая немного, оглянулась, отыскивая Анну.

and, slightly dizzy, looked around, searching for Anna.

Анна была не в лиловом, как того непременно хотела Кити,

Anna was not in lilac, as Kitty had absolutely wanted,

а в чёрном, низко срезанном бархатном платье,

but in low-cut black velvet dress,

открывавшем её точёные, как старой слоновой кости, полные плечи и грудь

which revealed her full shoulders and bosom, as if shaped from old ivory,

и округлые руки с тонкою крошечною кистью.

and her rounded arms with their very small, slender hands.

Всё платье было обшито венецианским гипюром.

The dress was all trimmed with Venetian guipure lace.

На голове у неё, в чёрных волосах, своих без примеси,

On her head, in her black hair, her own without admixture,

была маленькая гирлянда анютиных глазок

was a small garland of pansies,

и такая же на чёрной ленте пояса между белыми кружевами.

and there was another on her black ribbon sash among the white lace.

Причёска её была незаметна.

Her coiffure was inconspicuous.

Заметны были только, украшая её, эти своевольные короткие колечки курчавых волос,

Conspicuous were only those wilful little ringlets of curly hair that adorned her,

всегда выбивавшиеся на затылке и висках.

always coming out on her nape and temples.

На точёной крепкой шее была нитка жемчугу.

Around her firm, shapely neck was a string of pearls.

Кити видела каждый день Анну,

Kitty had seen Anna every day,

была влюблена в неё и представляла себе её непременно в лиловом.

was in love with her, and had imagined her inevitably in lilac.

Но теперь, увидав её в чёрном,

But now, seeing her in black,

она почувствовала, что не понимала всей её прелести.

she felt that she had never understood all her loveliness.

Она теперь увидала её совершенно новою и неожиданною для себя.

She saw her now in a completely new and, for her, unexpected way.

Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом

Now she understood that Anna could not have been in lilac,

и что её прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета,

that her loveliness consisted precisely in always standing out from what she wore,

что туалет никогда не мог быть виден на ней.

that what she wore was never seen on her.

И чёрное платье с пышными кружевами не было видно на ней;

And the black dress with luxurious lace was not seen on her;

это была только рамка, и была видна только она,

it was just a frame, and only she was seen

простая, естественная, изящная и вместе весёлая и оживленная.

– simple, natural, graceful, and at the same time gay and animated.

Она стояла, как и всегда, чрезвычайно прямо держась,

She stood, as always, holding herself extremely erect,

и, когда Кити подошла к этой кучке,

and, when Kitty approached this group,

говорила с хозяином дома, слегка поворотив к нему голову.

was talking with the host, her head turned slightly towards him.

– Нет, я не брошу камня, – отвечала она ему на что-то, 

‘No, I won’t cast a stone,[33] she replied to something,

– хотя я не понимаю, – продолжала она, пожав плечами,

‘though I don’t understand it,’ she went on, shrugging her shoulders,

и тотчас же с нежною улыбкой покровительства обратилась к Кити.

and with a tender, protective smile turned at once to Kitty.

Беглым женским взглядом окинув её туалет,

After a fleeting feminine glance over her dress,

она сделала чуть заметное,

she made a barely noticeable

но понятное для Кити, одобрительное её туалету и красоте движенье головой. 

but, for Kitty, understandable movement of her head, approving of her dress and beauty.

– Вы и в залу входите, танцуя, – прибавила она.

‘You even come into the ballroom dancing,’ she added.

– Это одна из моих вернейших помощниц, – сказал Корсунский,

‘This is one of my most faithful helpers,’ said Korsunsky,

кланяясь Анне Аркадьевне, которой он не видал ещё. 

bowing to Anna Arkadyevna, whom he had not yet seen.

– Княжна помогает сделать бал весёлым и прекрасным.

‘The princess helps to make a ball gay and beautiful.

Анна Аркадьевна, тур вальса, – сказал он, нагибаясь.

Anna Arkadyevna, a turn of the waltz?’ he said, inclining.

– А вы знакомы? – спросил хозяин.

‘So you’re acquainted?’ asked the host.

– С кем мы не знакомы?

With whom are we not acquainted?

Мы с женой как белые волки,

My wife and I are like white wolves,

нас все знают, – отвечал Корсунский. 

everybody knows us,’ replied Korsunsky.

– Тур вальса, Анна Аркадьевна.

‘A turn of the waltz, Anna Arkadyevna?’

– Я не танцую, когда можно не танцевать, – сказала она.

‘I don’t dance when I can help it,’ she said.

– Но нынче нельзя, – отвечал Корсунский.

‘But tonight you can’t,’ replied Korsunsky.

В это время подходил Вронский.

Just then Vronsky approached.

– Ну, если нынче нельзя не танцевать, так пойдёмте, – сказала она,

Well, if I can’t help dancing tonight, let’s go then,’ she said,

не замечая поклона Вронского,

ignoring Vronsky’s bow,

и быстро подняла руку на плечо Корсунского.

and she quickly raised her hand to Korsunsky’s shoulder.

«За что она недовольна им?» – подумала Кити,

‘Why is she displeased with him?’ thought Kitty,

заметив, что Анна умышленно не ответила на поклон Вронского.

noticing that Anna had deliberately not responded to Vronsky’s bow.

Вронский подошёл к Кити, напоминая ей о первой кадрили

Vronsky approached Kitty, reminding her about the first quadrille

и сожалея, что всё это время не имел удовольствия её видеть.

and regretting that until then he had not had the pleasure of seeing her.

Кити смотрела, любуясь, на вальсировавшую Анну и слушала его.

While she listened to him, Kitty gazed admiringly at Anna waltzing.

Она ждала, что он пригласит её на вальс,

She expected him to invite her for a waltz,

но он не пригласил,

but he did not,

и она удивленно взглянула на него.

and she glanced at him in surprise.

Он покраснел и поспешно пригласил вальсировать,

He blushed and hastened to invite her to waltz,

но только что он обнял её тонкую талию и сделал первый шаг,

but he had only just put his arm around her slender waist and taken the first step

как вдруг музыка остановилась.

when the music suddenly stopped.

Кити посмотрела на его лицо,

Kitty looked into his face,

которое было на таком близком от неё расстоянии,

which was such a short distance from hers,

и долго потом, чрез несколько лет, этот взгляд, полный любви,

and long afterwards, for several years, that look, so full of love,

которым она тогда взглянула на него и на который он не ответил ей,

which she gave him then, and to which he did not respond,

мучительным стыдом резал ее сердце.

cut her heart with tormenting shame.

– Pardon, pardon! Вальс, вальс! – закричал с другой стороны залы Корсунский

‘Pardon, pardon! A waltz, a waltz!’ Korsunsky cried out from the other side of the ballroom

и, подхватив первую попавшуюся барышню, стал сам танцевать.

and, snatching up the first girl he met, began to dance.

XXIII

XXIII

Вронский с Кити прошёл несколько туров вальса.

Vronsky and Kitty took several turns of the waltz.

После вальса Кити подошла к матери

After the waltz, Kitty went over to her mother

и едва успела сказать несколько слов с Нордстон,

and had barely managed to say a few words to Countess Nordston

как Вронский уже пришёл за ней для первой кадрили.

when Vronsky came to fetch her for the first quadrille.

Во время кадрили ничего значительного не было сказано,

Nothing important was said during the quadrille,

шёл прерывистый разговор то о Корсунских, муже и жене,

there were snatches of conversation, now about the Korsunskys, husband and wife,

которых он очень забавно описывал,

whom he described very amusingly

как милых сорокалетних детей,

as sweet forty-year-old children,

то о будущем общественном театре,

now about a future public theatre[34]

и только один раз разговор затронул её за живое,

and only once did the conversation touch her to the quick,

когда он спросил о Левине, тут ли он,

when he asked her whether Levin was there

и прибавил, что он очень понравился ему.

and added that he liked him very much.

Но Кити и не ожидала большего от кадрили.

But Kitty expected no more from the quadrille.

Она ждала с замиранием сердца мазурки.

She waited with fainting heart for the mazurka.

Ей казалось, что в мазурке всё должно решиться.

She thought that during the mazurka everything would be decided.

То, что он во время кадрили не пригласил её на мазурку,

That he had not invited her for the mazurka during the quadrille

не тревожило её.

did not trouble her.

Она была уверена, что она танцует мазурку с ним, как и на прежних балах,

She was sure that she would dance the mazurka with him, as at previous balls,

и пятерым отказала мазурку, говоря, что танцует.

and declined five other invitations, saying she was already engaged.

Весь бал до последней кадрили был для Кити волшебным сновидением радостных цветов, звуков и движений.

The whole ball up to the final quadrille was for Kitty a magic dream of joyful colours, sounds and movements.

Она не танцевала, только когда чувствовала себя слишком усталою и просила отдыха.

She left off dancing only when she felt too tired and asked for a rest.

Но, танцуя последнюю кадриль с одним из скучных юношей, которому нельзя было отказать,

But, dancing the final quadrille with one of those boring young men whom it was impossible to refuse,

ей случилось быть vis-a-vis с Вронским и Анной.

she found herself vis-à-vis Vronsky and Anna.

Она не сходилась с Анной с самого приезда

She had not come close to Anna since her arrival,

и тут вдруг увидала её опять совершенно новою и неожиданною.

and here suddenly saw her again in a completely new and unexpected way.

Она увидала в ней столь знакомую ей самой черту возбуждения от успеха.

She saw in her a streak of the elation of success, which she knew so well herself.

Она видела, что Анна пьяна вином возбуждаемого ею восхищения.

She could see that Anna was drunk with the wine of the rapture she inspired.

Она знала это чувство и знала его признаки и видела их на Анне

She knew that feeling, knew the signs of it, and she saw them in Anna

– видела дрожащий, вспыхивающий блеск в глазах

– saw the tremulous, flashing light in her eyes,

и улыбку счастья и возбуждения, невольно изгибающую губы,

the smile of happiness and excitement that involuntarily curved her lips,

и отчётливую грацию, верность и лёгкость движений.

and the precise gracefulness, assurance and lightness of her movements.

«Кто? – спросила она себя. 

‘Who is it?’ she asked herself.

– Все или один?»

‘All or one?’

И, не помогая мучившемуся юноше, с которым она танцевала,

And, not helping the suffering young man she was dancing with

в разговоре, нить которого он упустил и не мог поднять,

to carry on the conversation, the thread of which he had lost and was unable to pick up,

и наружно подчиняясь весело-громким повелительным крюкам Корсунского,

and outwardly obeying the merrily loud commands called out by Korsunsky,

то бросающего всех в grand rond, то в chaine,

who sent everybody now into the grand rond, now into the chaine,

она наблюдала,

she watched,

и сердце её сжималось больше и больше.

and her heart was wrung more and more.

«Нет, это не любованье толпы опьянило её, а восхищение одного.

‘No, it’s not the admiration of the crowd she’s drunk with, but the rapture of one man.

И этот один? неужели это он?»

And that one? can it be him?’

Каждый раз, как он говорил с Анной,

Each time he spoke with Anna,

в глазах её вспыхивал радостный блеск,

her eyes flashed with a joyful light

и улыбка счастья изгибала её румяные губы.

and a smile of happiness curved her red lips.

Она как будто делала усилие над собой, чтобы не выказывать этих признаков радости,

She seemed to be struggling with herself to keep these signs of joy from showing,

но они сами собой выступали на её лице.

yet they appeared on her face of themselves.

«Но что он?»

‘But what about him?’

Кити посмотрела на него и ужаснулась.

Kitty looked at him and was horrified.

То, что Кити так ясно представлялось в зеркале лица Анны,

What portrayed itself so clearly to Kitty in the mirror of Anna’s face,

она увидела на нём.

she also saw in him.

Куда делась его всегда спокойная, твёрдая манера и беспечно спокойное выражение лица?

Where was his quiet, firm manner and carefree, calm expression?

Нет, он теперь каждый раз, как обращался к ней,

No, now each time he addressed Anna,

немного сгибал голову, как бы желая пасть пред ней,

he bowed his head slightly, as if wishing to fall down before her,

и во взгляде его было одно выражение покорности и страха.

and in his glance there were only obedience and fear.

«Я не оскорбить хочу, – каждый раз как будто говорил его взгляд, 

‘I do not want to offend you,’ his glance seemed to say each time,

– но спасти себя хочу, и не знаю как».

‘I want to save myself but do not know how.’

На лице его было такое выражение, которого она никогда не видала прежде.

There was an expression on his face that she had never seen before.

Они говорили об общих знакомых,

They talked about mutual acquaintances,

вели самый ничтожный разговор,

carrying on the most insignificant conversation,

но Кити казалось, что всякое сказанное ими слово решало их и её судьбу.

but it seemed to Kitty that every word they spoke decided their fate and hers.

И странно то, что хотя они действительно говорили о том,

And the strange thing was that, though they indeed talked about

как смешон Иван Иванович своим французским языком,

how ridiculous Ivan Ivanovich was with his French,

и о том, что для Елецкой можно было бы найти лучше партию,

and how the Yeletsky girl might have found a better match,

а между тем эти слова имели для них значение,

these words had a special significance for them,

и они чувствовали это так же, как и Кити.

and they felt it just as Kitty did.

Весь бал, весь свет, всё закрылось туманом в душе Кити.

The whole ball, the whole world, everything was covered with mist in
Kitty’s soul.

Только пройденная ею строгая школа воспитания поддерживала её

Only the strict school of upbringing she had gone through supported her

и заставляла делать то, чего от неё требовали,

and made her do what was demanded of her

то есть танцевать, отвечать на вопросы, говорить, даже улыбаться.

– that is, dance, answer questions, talk, even smile.

Но пред началом мазурки, когда уже стали расставлять стулья

But before the start of the mazurka, when the chairs were already being put in place

и некоторые пары двинулись из маленьких в большую залу,

and some couples moved from the smaller rooms to the ballroom,

на Кити нашла минута отчаяния и ужаса.

Kitty was overcome by a moment of despair and horror.

Она отказала пятерым и теперь не танцевала мазурки.

She had refused five partners and now would not dance the mazurka.

Даже не было надежды, чтоб её пригласили,

There was even no hope that she would be asked,

именно потому, что она имела слишком большой успех в свете,

precisely because she had had too great a success in society,

и никому в голову не могло прийти, чтоб она не была приглашена до сих пор.

and it would not have entered anyone’s head that she had not been invited before then.

Надо было сказать матери, что она больна, и уехать домой,

She should have told her mother she was sick and gone home,

но на это у неё не было силы.

but she did not have the strength for it.

Она чувствовала себя убитою.

She felt destroyed.

Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло.

She went to the far corner of a small drawing room and sank into an armchair.

Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг её тонкого стана;

Her airy skirt rose like a cloud around her slender body;

одна обнажённая, худая, нежная девичья рука, бессильно опущенная,

one bared, thin, delicate girlish hand

утонула в складках розового тюника;

sank strengthlessly into the folds of her pink tunic;

в другой она держала веер

in the other she held her fan

и быстрыми, короткими движениями обмахивала своё разгорячённое лицо.

and waved it before her flushed face with quick, short movements.

Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку

But though she had the look of a butterfly that clings momentarily to a blade of grass

и готовой, вот-вот вспорхнув, развернуть радужные крылья,

and is about to flutter up, unfolding its iridescent wings,

страшное отчаяние щемило ей сердце.

a terrible despair pained her heart.

«А может быть, я ошибаюсь, может быть этого не было?»

‘But perhaps I’m mistaken, perhaps it’s not so?’

И она опять вспоминала всё, что она видела.

And she again recalled all that she had seen.

– Кити, что ж это такое? – сказала графиня Нордстон,

‘Kitty, what on earth is this?’ said Countess Nordston,

по ковру неслышно подойдя к ней. 

approaching her inaudibly across the carpet.

– Я не понимаю этого.

‘I don’t understand this.’

У Кити дрогнула нижняя губа;

Kitty’s lower lip trembled;

она быстро встала.

she quickly got up.

– Кити, ты не танцуешь мазурку?

‘Kitty, you’re not dancing the mazurka?’

– Нет, нет, – сказала Кити дрожащим от слёз голосом.

‘No, no,’ said Kitty, in a voice trembling with tears.

– Он при мне звал её на мазурку, – сказала Нордстон,

‘He invited her for the mazurka right in front of me,’ said Countess Nordston,

зная, что Кити поймёт, кто он и она. 

knowing that Kitty would understand whom she meant.

– Она сказала:

‘She said,

– разве вы не танцуете с княжной Щербацкой?

"Aren’t you dancing with Princess Shcherbatsky?"‘

– Ах, мне всё равно! – отвечала Кити.

‘Oh, it makes no difference to me!’ replied Kitty.

Никто, кроме её самой, не понимал её положения,

No one except herself understood her situation,

никто не знал того, что она вчера отказала человеку,

no one knew that a few days before she had refused a man

которого она, может быть, любила,

whom she perhaps loved,

и отказала потому, что верила в другого.

and had refused him because she trusted another.

Графиня Нордстон нашла Корсунского, с которым она танцевала мазурку,

Countess Nordston found Korsunsky, with whom she was to dance the mazurka,

и велела ему пригласить Кити.

and told him to invite Kitty.

Кити танцевала в первой паре,

Kitty danced in the first pair,

и, к её счастью, ей не надо было говорить,

and, fortunately for her, had no need to talk,

потому что Корсунский всё время бегал, распоряжаясь по своему хозяйству.

because Korsunsky kept rushing about his domain giving orders.

Вронский с Анной сидели почти против неё.

Vronsky and Anna sat almost opposite to her.

Она видела их своими дальнозоркими глазами,

She saw them with her far-sighted eyes,

видела их и вблизи, когда они сталкивались в парах,

she also saw them close to when they met while dancing,

и чем больше она видела их,

and the more she saw them,

тем больше убеждалась, что несчастие её свершилось.

the more convinced she was that her misfortune was an accomplished fact.

Она видела, что они чувствовали себя наедине в этой полной зале.

She saw that they felt themselves alone in this crowded ballroom.

И на лице Вронского, всегда столь твёрдом и независимом,

And on Vronsky’s face, always so firm and independent,

она видела то поразившее её выражение потерянности и покорности,

she saw that expression of lostness and obedience that had struck her,

похожее на выражение умной собаки, когда она виновата.

like the expression of an intelligent dog when it feels guilty.

Анна улыбалась, и улыбка передавалась ему.

Anna smiled, and her smile passed over to him.

Она задумывалась, и он становился серьёзен.

She lapsed into thought, and he too would turn serious.

Какая-то сверхъестественная сила притягивала глаза Кити к лицу Анны.

Some supernatural force drew Kitty’s eyes to Anna’s face.

Она была прелестна в своём простом чёрном платье,

She was enchanting in her simple black dress,

прелестны были её полные руки с браслетами,

enchanting were her full arms with the bracelets on them,

прелестна твёрдая шея с ниткой жемчуга,

enchanting her firm neck with its string of pearls,

прелестны вьющиеся волосы расстроившейся причёски,

enchanting her curly hair in disarray,

прелестны грациозные лёгкие движения маленьких ног и рук,

enchanting the graceful, light movements of her small feet and hands,

прелестно это красивое лицо в своём оживлении;

enchanting that beautiful face in its animation;

но было что-то ужасное и жестокое в её прелести.

but there was something terrible and cruel in her enchantment.

Кити любовалась ею ещё более, чем прежде,

Kitty admired her even more than before,

и всё больше и больше страдала.

and suffered more and more.

Кити чувствовала себя раздавленною,

She felt crushed,

и лицо её выражало это.

and her face showed it.

Когда Вронский увидал её, столкнувшись с ней в мазурке,

When Vronsky saw her, meeting her during the mazurka,

он не вдруг узнал её – так она изменилась.

he did not recognize her at first – she was so changed.

– Прекрасный бал! – сказал он ей, чтобы сказать чего-нибудь.

‘A wonderful ball!’ he said to her, so as to say something.

– Да, – отвечала она.

‘Yes,’ she replied.

В середине мазурки, повторяя сложную фигуру, вновь выдуманную Корсунским,

In the middle of the mazurka, repeating a complicated figure just invented by Korsunsky,

Анна вышла на середину круга,

Anna came out to the middle of the circle,

взяла двух кавалеров и подозвала к себе одну даму и Кити.

took two partners and called another lady and Kitty to her.

Кити испуганно смотрела на неё, подходя.

Kitty looked fearfully at her as she walked up.

Анна, прищурившись, смотрела на неё

Anna, her eyes narrowed, looked at her

и улыбнулась, пожав ей руку.

and smiled, pressing her hand.

Но заметив, что лицо Кити только выражением отчаяния и удивления ответило на её улыбку,

But noticing that Kitty’s face responded to her smile only with an expression of despair and surprise,

она отвернулась от неё и весело заговорила с другою дамой.

she turned away from her and began talking gaily with the other lady.

«Да, что-то чуждое, бесовское и прелестное есть в ней», – сказала себе Кити.

‘Yes, there’s something alien, demonic and enchanting in her,’ Kitty said to herself.

Анна не хотела оставаться ужинать,

Anna did not want to stay for supper,

но хозяин стал просить её.

but the host began to insist.

– Полно, Анна Аркадьевна, – заговорил Корсунский,

‘Come, Anna Arkadyevna,’ said Korsunsky,

забирая её обнажённую руку под рукав своего фрака. 

tucking her bare arm under the sleeve of his tailcoat.

– Какая у меня идея котильона! Un bijou!

‘What an idea I have for a cotillion! Un bijou!’* [A jewel!]

И он понемножку двигался, стараясь увлечь её.

And he moved on a little, trying to draw her with him.

Хозяин улыбался одобрительно.

The host smiled approvingly.

– Нет, я не останусь, – ответила Анна улыбаясь;

‘No, I won’t stay,’ Anna replied, smiling;

но, несмотря на улыбку,

but despite her smile,

и Корсунский и хозяин поняли по решительному тону, с каким она отвечала,

both Korsunsky and the host understood by the resolute tone of her reply

что она не останется.

that she would not stay.

– Нет, я и так в Москве танцевала больше на вашем одном бале,

No, as it is I’ve danced more in Moscow at your one ball

чем всю зиму в Петербурге, – сказала Анна,

than all winter in Petersburg,’ Anna said,

оглядываясь на подле неё стоявшего Вронского. 

glancing at Vronsky, who was standing near her.

– Надо отдохнуть перед дорогой.

‘I must rest before the trip.’

– А вы решительно едете завтра? – спросил Вронский.

‘So you’re set on going tomorrow?’ asked Vronsky.

– Да, я думаю, – отвечала Анна,

‘Yes, I think so,’ replied Anna,

как бы удивляясь смелости его вопроса;

as if surprised at the boldness of his question;

но неудержимый дрожащий блеск глаз и улыбки обжёг его, когда она говорила это.

but the irrepressible tremulous light in her eyes and smile burned him as she said it.

Анна Аркадьевна не осталась ужинать и уехала.

Anna Arkadyevna did not stay for supper but left.

XXIV

XXIV

«Да, что-то есть во мне противное, отталкивающее, – думал Левин,

‘Yes, there’s something disgusting and repulsive in me,’ thought Levin,

вышедши от Щербацких и пешком направляясь к брату. 

having left the Shcherbatskys and making his way on foot to his brother’s.

– И не гожусь я для других людей.

‘And I don’t fit in with other people.

Гордость, говорят.

It’s pride, they say.

Нет, у меня нет и гордости.

No, there’s no pride in me either.

Если бы была гордость,

If there were any pride in me,

я не поставил бы себя в такое положение».

I wouldn’t have put myself in such a position.’

И он представлял себе Вронского,

And he pictured Vronsky to himself,

счастливого, доброго, умного и спокойного,

happy, kind, intelligent and calm,

никогда, наверное, не бывавшего в том ужасном положении,

who certainly had never been in such a terrible position

в котором он был нынче вечером.

as he had been in that evening.

«Да, она должна была выбрать его.

‘Yes, she was bound to choose him.

Так надо, и жаловаться мне не на кого и не за что.

It had to be so, and I have nothing and no one to complain about.

Виноват я сам.

I myself am to blame.

Какое право имел я думать, что она захочет соединить свою жизнь с моею?

What right did I have to think she would want to join her life with mine?

Кто я? И что я?

Who am I? And what am I?

Ничтожный человек, никому и ни для кого ненужный».

A worthless man, of no use to anyone or for anything.’

И он вспомнил о брате Николае

And he remembered his brother Nikolai

и с радостью остановился на этом воспоминании.

and paused joyfully at this remembrance.

«Не прав ли он, что всё на свете дурно и гадко?

‘Isn’t he right that everything in the world is bad and vile?

И едва ли мы справедливо судим и судили о брате Николае.

And our judgement of brother Nikolai has hardly been fair.

Разумеется, с точки зрения Прокофья,

Of course, from Prokofy’s point of view,

видевшего его в оборванной шубе и пьяного,

who saw him drunk and in a ragged fur coat,

он презренный человек;

he’s a despicable man;

но я знаю его иначе.

but I know him otherwise.

Я знаю его душу и знаю, что мы похожи с ним.

I know his soul, and I know that we resemble each other.

А я, вместо того чтобы ехать отыскать его, поехал обедать и сюда».

And instead of going to look for him, I went to dinner and then came here.’

Левин подошёл к фонарю,

Levin went up to the street-lamp,

прочёл адрес брата, который у него был в бумажнике,

read his brother’s address, which he had in his wallet,

и подозвал извозчика.

and hailed a cab.

Всю длинную дорогу до брата Левин живо припоминал себе все известные ему события из жизни брата Николая.

On the long way to his brother’s, Levin vividly recalled all the events he knew from the life of his brother Nikolai.

Вспоминал он, как брат в университете и год после университета,

He remembered how his brother, while at the university and for a year after the university,

несмотря на насмешки товарищей,

despite the mockery of his friends,

жил как монах, в строгости исполняя все обряды религии, службы, посты

had lived like a monk, strictly observing all the rituals of religion, services, fasts,

и избегая всяких удовольствий, в особенности женщин;

and avoiding all pleasures, especially women;

и потом как вдруг его прорвало,

and then it was as if something broke loose in him,

он сблизился с самыми гадкими людьми и пустился в самый беспутный разгул.

he began keeping company with the most vile people and gave himself up to the most licentious debauchery.

Вспоминал потом про историю с мальчиком,

Then he remembered the episode with a boy

которого он взял из деревни, чтобы воспитывать,

his brother had brought from the country in order to educate him,

и в припадке злости так избил,

and to whom he gave such a beating in a fit of anger

что началось дело по обвинению в причинении увечья.

that proceedings were started against him for the inflicting of bodily harm.

Вспоминал потом историю с шулером,

Then he remembered the episode with a card-sharper

которому он проиграл деньги, дал вексель

to whom his brother had lost money, had given a promissory note,

и на которого сам подал жалобу, доказывая, что тот его обманул.

and whom he had then lodged a complaint against, claiming that the man had cheated him.

(Это были те деньги, которые заплатил Сергей Иваныч.)

(It was this money that Sergei Ivanych had paid.)

Потом вспоминал, как он ночевал ночь в части за буйство.

He also remembered how he had spent a night in the police station for disorderly conduct.

Вспоминал затеянный им постыдный процесс с братом Сергеем Иванычем

He remembered a shameful lawsuit he had started against his brother Sergei Ivanych,

за то, что тот будто бы не выплатил ему долю из материнского имения;

whom he accused of not having paid him his share of their mother’s fortune;

и последнее дело, когда он уехал служить в Западный край

and the last case, when he went to serve in the western territory

и там попал под суд за побои, нанесённые старшине…

and there stood trial for giving his superior a beating …

Всё это было ужасно гадко,

All this was terribly vile,

но Левину это представлялось совсем не так гадко,

but for Levin it seemed by no means as vile

как это должно было представляться тем,

as it might have seemed to those

которые не знали Николая Левина,

who did not know Nikolai Levin,

не знали всей его истории,

did not know his whole story,

не знали его сердца.

did not know his heart.

Левин помнил, как в то время, когда Николай был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных,

Levin recalled how, during Nikolai’s period of piety, fasts, monks, church services,

когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру,

when he had sought help from religion as a bridle for his passionate nature,

никто не только не поддержал его,

not only had no one supported him,

но все, и он сам, смеялись над ним.

but everyone, including Levin himself, had laughed at him.

Его дразнили, звали его Ноем, монахом;

They had teased him, calling him ‘Noah’ and ‘the monk’;

а когда его прорвало, никто не помог ему,

and when he broke loose, no one helped him,

а все с ужасом и омерзением отвернулись.

but they all turned away with horror and loathing.

Левин чувствовал, что брат Николай в душе своей, в самой основе своей души,

Levin felt that in his soul, in the very bottom of his soul, his brother Nikolai,

несмотря на всё безобразие своей жизни,

despite the ugliness of his life,

не был более неправ, чем те люди, которые презирали его.

was not more in the wrong than those who despised him.

Он не был виноват в том, что родился с своим неудержимым характером и стеснённым чем-то умом.

He was not to blame for having been born with an irrepressible character and a mind somehow constrained.

Но он всегда хотел быть хорошим.

But he had always wanted to be good.

«Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать

‘I’ll tell him everything, I’ll make him tell everything,

и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», – решил сам с собою Левин,

and I’ll show him that I love him and therefore understand him,’ Levin decided to himself

подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.

as he drove up, past ten o’clock, to the hotel indicated as the address.

– Наверху двенадцатый и тринадцатый, – ответил швейцар на вопрос Левина.

‘Upstairs, numbers twelve and thirteen,’ the doorman replied to Levin’s inquiry.

– Дома?

‘Is he at home?’

– Должно, дома.

‘Must be.’

Дверь двенадцатого нумера была полуотворена,

The door of No. 12 was half open,

и оттуда, в полосе света, выходил густой дым дурного и слабого табаку

and through it, in a strip of light, came thick smoke from bad and weak tobacco

и слышался незнакомый Левину голос;

and the sound of an unfamiliar voice.

но Левин тотчас же узнал, что брат тут;

But Levin knew at once that his brother was there;

он услыхал его покашливанье.

he heard his little cough.

Когда он вошёл в дверь, незнакомый голос говорил.

As he walked in, the unfamiliar voice was saying:

– Всё зависит от того, насколько разумно и сознательно поведётся дело.

« all depends on how reasonably and conscientiously the affair is conducted.’

Константин Левин заглянул в дверь и увидел,

Konstantin Levin looked through the door and saw

что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддёвке,

that the speaker was a young man with an enormous shock of hair, wearing a quilted jacket,

а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков,

and that a young, slightly pockmarked woman in a woollen dress without cuffs or collar[35]

сидит на диване.

was sitting on the sofa.

Брата не видно было.

His brother could not be seen.

У Константина больно сжалось сердце при мысли о том, в среде какие чужих людей живет его брат.

Konstantin’s heart was painfully wrung at the thought of his brother living among such alien people.

Никто не услыхал его,

No one heard him,

и Константин, снимая калоши,

and Konstantin, taking off his galoshes,

прислушивался к тому, что говорил господин в поддёвке.

was listening to what the gentleman in the quilted jacket was saying.

Он говорил о каком-то предприятии.

He spoke about some sort of enterprise.

– Ну, чёрт их дери, привилегированные классы, – прокашливаясь, проговорил голос брата. 

‘Well, devil take the privileged classes,’ his brother’s voice spoke, coughing.

– Маша! Добудь ты нам поужинать и дай вина, если осталось, а то пошли.

‘Masha! Get us something for supper and serve some wine, if there’s any left, or else send for some.’

Женщина встала, вышла за перегородку и увидала Константина.

The woman got up, stepped out from behind the partition, and saw Konstantin.

– Какой-то барин, Николай Дмитрич, – сказала она.

‘Some gentleman’s here, Nikolai Dmitrich,[36] she said.

– Кого нужно? – сердито сказал голос Николая Левина.

‘Who does he want?’ Nikolai Levin’s voice said crossly.

– Это я, – отвечал Константин Левин, выходя на свет.

‘It’s me,’ replied Konstantin Levin, stepping into the light.

– Кто я? – ещё сердитее повторил голос Николая.

‘Me who?’ Nikolai’s voice repeated still more crossly.

Слышно было, как он быстро встал, зацепив за что-то,

He could be heard quickly getting up, snagging on something,

и Левин увидал перед собою в дверях

and then Levin saw before him in the doorway

столь знакомую и всё-таки поражающую своею дикостью и болезненностью огромную, худую, сутуловатую фигуру брата,

the figure of his brother, so familiar and yet so striking in its wildness and sickliness, huge, thin, stoop-shouldered,

с его большими испуганными глазами.

with big, frightened eyes.

Он был ещё худее, чем три года тому назад,

He was still thinner than three years ago

когда Константин Левин видел его в последний раз.

when Konstantin Levin had last seen him.

На нём был короткий сюртук.

He was wearing a short frock coat.

И руки и широкие кости казались ещё огромнее.

His arms and broad bones seemed still more huge.

Волосы стали реже, те же прямые усы висели на губы,

His hair had become thinner, the same straight moustache hung over his lips,

те же глаза странно и наивно смотрели на вошедшего.

the same eyes gazed strangely and naively at the man coming in.

– А, Костя! – вдруг проговорил он, узнав брата,

‘Ah, Kostya!’ he said suddenly, recognizing his brother,

и глаза его засветились радостью.

and his eyes lit up with joy.

Но в ту же секунду он оглянулся на молодого человека

But in the same second he glanced at the young man

и сделал столь знакомое Константину судорожное движение головой и шеей,

and made the convulsive movement with his head and neck that Konstantin knew so well,

как будто галстук жал его;

as if his tie were too tight on him;

и совсем другое, дикое, страдальческое и жестокое выражение

and a quite different, wild, suffering and cruel expression

остановилось на его исхудалом лице.

settled on his emaciated face.

– Я писал и вам и Сергею Иванычу,

‘I wrote to both you and Sergei Ivanych

что я вас не знаю и не хочу знать.

that I don’t know and don’t wish to know you.

Что тебе, что вам нужно?

What do you, what do the two of you want?’

Он был совсем не такой, каким воображал его Константин.

He was quite different from the way Konstantin had imagined him.

Самое тяжёлое и дурное в его характере,

The most difficult and worst part of his character,

то, что делало столь трудным общение с ним,

that which made communication with him so hard,

было позабыто Константином Левиным, когда он думал о нём;

had been forgotten by Konstantin Levin when he thought about him;

и теперь, когда увидел его лицо,

and now, when he saw his face,

в особенности это судорожное поворачиванье головы,

and especially that convulsive turning of the head,

он вспомнил всё это.

he remembered it all.

– Мне ни для чего не нужно видеть тебя, – робко отвечал он. 

‘I don’t want anything from you,’ he replied timidly.

– Я просто приехал тебя видеть.

‘I simply came to see you.’

Робость брата, видимо, смягчила Николая.

Nikolai was apparently softened by his brother’s timidity.

Он дернулся губами.

He twitched his lips.

– А, ты так? – сказал он. 

‘Ah, just like that?’ he said.

– Ну, входи, садись.

‘Well, come in, sit down.

Хочешь ужинать?

Want some supper?

Маша, три порции принеси.

Masha, bring three portions.

Нет, постой. Ты знаешь, кто это? – обратился он к брату,

No, wait. Do you know who this is?’ he said to his brother,

указывая на господина в поддёвке, 

pointing to the gentleman in the sleeveless jacket.

– это господин Крицкий, мой друг ещё из Киева,

‘This is Mr Kritsky, my friend from way back in Kiev,

очень замечательный человек.

a very remarkable man.

Его, разумеется, преследует полиция, потому что он не подлец.

He’s being sought by the police, of course, because he’s not a scoundrel.’

И он оглянулся по своей привычке на всех бывших в комнате.

And he looked round, as was his habit, at everyone in the room.

Увидав, что женщина, стоявшая в дверях, двинулась было идти,

Seeing the woman standing in the doorway make a movement as if to go,

он крикнул ей: – «Постой, я сказал».

he shouted to her: ‘Wait, I said.’

И с тем неуменьем, с тою нескладностью разговора, которые так знал Константин,

And with that clumsiness in conversation that Konstantin knew so well,

он, опять оглядывая всех, стал рассказывать брату историю Крицкого:

he again looked around at everybody and began telling his brother Kritsky’s story:

– как его выгнали из университета за то, что он завёл общество вспоможения бедным студентам и воскресные школы,

how he had been expelled from the university for starting Sunday school[37] and a society to aid poor students,

и как потом он поступил в народную школу учителем,

how he had then become a teacher in a people’s school,

и как его оттуда также выгнали,

how he had been expelled from there as well,

и как потом судили за что-то.

and how later he had been taken to court for something.

– Вы Киевского университета? – сказал Константин Левин Крицкому,

‘You were at Kiev University?’ Konstantin Levin said to Kritsky,

чтобы прервать установившееся неловкое молчание.

in order to break the awkward silence that ensued.

– Да, Киевского был, – насупившись, сердито говорил Крицкий.

‘Yes, Kiev,’ Kritsky began crossly, scowling.

– А эта женщина, – перебил его Николай Левин, указывая на неё, 

‘And this woman,’ Nikolai Levin interrupted him, pointing to her,

– моя подруга жизни, Марья Николаевна.

‘is my life’s companion, Marya Nikolaevna.

Я взял её из дома, 

I took her from a house’

– и он дёрнулся шеей, говоря это. 

– and his neck twitched as he said it.

– Но люблю её и уважаю

‘But I love her and respect her,

и всех, кто меня хочет знать, 

and I ask everyone who wants to know me,’

– прибавил он, возвышая голос и хмурясь, 

he added, raising his voice and frowning,

– прошу любить и уважать её.

‘to love and respect her.

Она всё равно что моя жена, всё равно.

She’s the same as my wife, the same.

Так вот, ты знаешь, с кем имеешь дело.

So there, you know who you’re dealing with.

И если думаешь, что ты унизишься,

And if you think you’re lowering yourself,

так вот бог, а вот порог.

here’s your hat and there’s the door.’

И опять глаза его вопросительно обежали всех.

And again his eyes passed questioningly over them all.

– Отчего же я унижусь, я не понимаю.

‘Why should I be lowering myself? I don’t understand.’

– Так вели, Маша, принести ужинать:

Then tell them to serve supper, Masha:

– три порции, водки и вина…

three portions, some vodka and wine …

Нет, постой… Нет, не надо… Иди.

No, wait… No, never mind … Go.’ 

XXV

XXV

– Так видишь, – продолжал Николай Левин,

‘So you see,’ Nikolai Levin went on

с усилием морща лоб и подёргиваясь.

with effort, wrinkling his brow and twitching.

Ему, видимо, трудно было сообразить, что сказать и сделать. 

It was obviously hard for him to think what to say and do.

– Вот видишь ли… 

‘You see …’

– Он указал в углу комнаты какие-то железные бруски, завязанные бечёвками. 

He pointed at some small iron bars tied with string in the corner of the room.

– Видишь ли это?

‘See that?

Это начало нового дела, к которому мы приступаем.

That’s the beginning of a new business we’re undertaking.

Дело это есть производительная артель…

This business is a manufacturing association …’

Константин почти не слушал.

Konstantin was almost not listening.

Он вглядывался в его болезненное, чахоточное лицо,

He peered into his brother’s sickly, consumptive face,

и всё больше и больше ему жалко было его,

felt more and more sorry for him,

и он не мог заставить себя слушать то, что брат рассказывал ему про артель.

and was unable to make himself listen to what his brother was telling him about the association.

Он видел, что эта артель есть только якорь спасения от презрения к самому себе.

He could see that this association was only an anchor saving him from despising himself.

Николай Левин продолжал говорить:

Nikolai Levin went on speaking:

– Ты знаешь, что капитал давит работника, 

‘You know that capital oppresses the worker

– работники у нас, мужики, несут всю тягость труда

– the workers in our country, the muzhiks, bear all the burden of labour,

и поставлены так, что, сколько бы они ни трудились,

and their position is such that, however much they work,

они не могут выйти из своего скотского положения.

they can never get out of their brutish situation.

Все барыши заработной платы,

All the profits earned by their work,

на которые они могли бы улучшить своё положение,

with which they might improve their situation,

доставить себе досуг и вследствие этого образование,

give themselves some leisure and, consequently, education,

все излишки платы – отнимаются у них капиталистами.

all surplus earnings are taken from them by the capitalists.

И так сложилось общество, что чем больше они будут работать,

And society has developed so that the more they work,

тем больше будут наживаться купцы, землевладельцы,

the more gain there will be for the merchants and landowners,

а они будут скоты рабочие всегда.

and they will always remain working brutes.

И этот порядок нужно изменить, 

And this order must be changed,’

– кончил он и вопросительно посмотрел на брата.

he concluded and looked inquiringly at his brother.

– Да, разумеется, – сказал Константин,

‘Yes, of course,’ said Konstantin,

вглядываясь в румянец, выступивший под выдающимися костями щёк брата.

studying the red patches that had appeared below his brother’s prominent cheekbones.

– И мы вот устраиваем артель слесарную,

‘And so we’re organizing a metal-working association,

где всё производство, и барыши,

in which all production and profit

главное, орудия производства, всё будет общее.

and, above all, the tools of production, will be common property.’

– Где же будет артель? – спросил Константин Левин.

‘Where will the association be located?’ asked Konstantin Levin.

– В селе Воздреме Казанской губернии.

‘In the village of Vozdryoma, Kazan province.’

– Да отчего же в селе?

‘Why in a village?

В сёлах, мне кажется, и так дела много.

I think there’s enough to do in the villages without that.

Зачем в селе слесарная артель?

Why have a metal-working association in a village?’

– А затем, что мужики теперь такие же рабы, какими были прежде,

‘Because the muzhiks are just as much slaves now as they were before,

и от этого-то вам с Сергеем Иванычем и неприятно,

and that’s why you and Sergei Ivanych don’t like it

что их хотят вывести из этого рабства, – сказал Николай Левин, раздражённый возражением.

that we want to bring them out of this slavery,’ Nikolai Levin said, annoyed by the objection.

Константин Левин вздохнул,

Konstantin Levin sighed,

оглядывая в это время комнату, мрачную и грязную.

at the same time looking around the dismal and dirty room.

Этот вздох, казалось, ещё более раздражил Николая.

This sigh seemed to annoy Nikolai still more.

– Знаю ваши с Сергеем Иванычем аристократические воззрения.

‘I know the aristocratic views you and Sergei Ivanych have.

Знаю, что он все силы ума употребляет на то, чтоб оправдать существующее зло.

I know that he employs all his mental powers to justify the existing evil.’

– Нет, да к чему ты говоришь о Сергей Иваныче? – проговорил, улыбаясь, Левин.

‘No why do you talk about Sergei Ivanych?’ said Levin, smiling.

– Сергей Иваныч? А вот к чему! – вдруг при имени Сергея Ивановича вскрикнул Николай Левин, 

‘Sergei Ivanych? Here’s why!’ Nikolai Levin cried out suddenly at the name of Sergei Ivanych.

– вот к чему… Да что говорить?

‘Here’s why … But what’s there to talk about?

Только одно…

Nothing but…

Для чего ты приехал ко мне?

Why did you come to see me?

Ты презираешь это, и прекрасно,

You despise all this, and that’s wonderful,

и ступай с богом, ступай! – кричал он, вставая со стула, 

so go, go with God!’ he shouted, getting up from his chair.

– и ступай, и ступай!

‘Go, go!’

– Я нисколько не презираю, – робко сказал Константин Левин. 

‘I don’t despise it in the least,’ Konstantin Levin said timidly.

– Я даже и не спорю.

‘I’m not even arguing.’

В это время вернулась Марья Николаевна.

Just then Marya Nikolaevna came back.

Николай Левин сердито оглянулся на неё.

Nikolai Levin gave her an angry glance.

Она быстро подошла к нему и что-то прошептала.

She quickly went over to him and whispered something.

– Я нездоров, я раздражителен стал, 

‘I’m not well, I’ve become irritable,’

– проговорил, успокоиваясь и тяжело дыша, Николай Левин, 

Nikolai Levin said, calming down and breathing heavily,

– и потом ты мне говоришь о Сергей Иваныче и его статье.

‘and then you tell me about Sergei Ivanych and his article.

Это такой вздор, такое враньё, такое самообманыванье.

It’s such nonsense, such lies, such self-deception.

Что может писать о справедливости человек, который её не знает?

What can a man write about justice if he knows nothing of it?

Вы читали его статью? – обратился он к Крицкому,

Have you read his article?’ he asked Kritsky,

опять садясь к столу и сдвигая с него до половины насыпанные папиросы, чтоб опростать место.

sitting down at the table again and pushing aside some half-filled cigarettes so as to clear a space.

– Я не читал, – мрачно сказал Крицкий,

‘No, I haven’t,’ Kritsky said glumly,

очевидно не хотевший вступать в разговор.

obviously unwilling to enter the conversation.

– Отчего? – с раздражением обратился теперь к Крицкому Николай Левин.

‘Why not?’ Nikolai Levin now turned to Kritsky with irritation.

– Потому что не считаю нужным терять на это время.

‘Because I don’t find it necessary to waste time on it.’

– То есть, позвольте, почему ж вы знаете, что вы потеряете время?

‘Excuse me, but how do you know you’d be wasting your time?

Многим статья эта недоступна, то есть выше их.

The article is inaccessible to many – that is, it’s above them.

Но я, другое дело,

But with me it’s a different matter,

я вижу насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.

I can see through his thought, and I know why it’s weak.’

Все замолчали.

Everyone fell silent.

Крицкий медлительно встал и взялся за шапку.

Kritsky slowly got up and took his hat.

– Не хотите ужинать? Ну, прощайте.

‘You won’t have supper? Well, good-bye.

Завтра приходите со слесарем.

Come tomorrow with a metal-worker.’

Только что Крицкий вышел,

As soon as Kritsky left,

Николай Левин улыбнулся и подмигнул.

Nikolai Levin smiled and winked.

– Тоже плох, – проговорил он. 

‘He’s also in a bad way,’ he said.

– Ведь я вижу…

‘I do see …’

Но в это время Крицкий в дверях позвал его.

But just then Kritsky called him from the door.

– Что ещё нужно? – сказал он и вышел к нему в коридор.

‘What does he want now?’ he said and went out to him in the corridor.

Оставшись один с Марьей Николаевной, Левин обратился к ней.

Left alone with Marya Nikolaevna, Levin turned to her.

– А вы давно с братом? – сказал он ей.

Have you been with my brother long?’ he asked her.

– Да вот уж второй год.

It's the second year now.

Здоровье их очень плохо стало.

His health’s gone really bad.

Пьют много, – сказала она.

He drinks a ‘lot,’ she said.

– То есть как пьет?

‘Drinks, meaning what?’

– Водку пьют, а им вредно.

‘He drinks vodka, and it’s bad for him.’

– А разве много? – прошептал Левин.

Really a lot?’ Levin whispered.

– Да, – сказала она,

‘Yes,’ she said,

робко оглядываясь на дверь, в которой показался Николай Левин.

glancing timidly at the doorway, in which Nikolai Levin appeared.

– О чём вы говорили? – сказал он,

‘What were you talking about?’ he said,

хмурясь и переводя испуганные глаза с одного на другого. 

frowning, his frightened eyes shifting from one to the other.

– О чём?

‘What was it?’

– Ни о чём, – смутясь, отвечал Константин.

‘Nothing,’ Konstantin replied, embarrassed.

– А не хотите говорить, как хотите.

‘If you don’t want to say, then don’t.

Только нечего тебе с ней говорить.

Only there’s no need for you to talk with her.

Она девка, а ты барин, – проговорил он, подёргиваясь шеей.

She’s a slut and you’re a gentleman,’ he said, his neck twitching.

– Ты, я ведь вижу, всё понял и оценил

‘I see you’ve understood and appraised everything,

и с сожалением относишься к моим заблуждениям, 

and look upon my errors with regret,’

– заговорил он опять, возвышая голос.

he began again, raising his voice.

– Николай Дмитрич, Николай Дмитрич, 

‘Nikolai Dmitrich, Nikolai Dmitrich,’

– прошептала опять Марья Николаевна, приближаясь к нему.

Marya Nikolaevna whispered, going up to him.

– Ну, хорошо, хорошо!.. Да что ж ужин?

‘Well, all right, all right! … And what about supper?

А, вот и он, – проговорил он, увидав лакея с подносом. 

Ah, here it is,’ he said, seeing a lackey with a tray.

– Сюда, сюда ставь, – проговорил он сердито

‘Here, put it here,’ he said angrily,

и тотчас же взял водку, налил рюмку и жадно выпил. 

and at once took the vodka, poured a glass and drank it greedily.

– Выпей, хочешь? – обратился он к брату, тотчас же повеселев. 

‘Want a drink?’ he asked his brother, cheering up at once.

– Ну, будет о Сергее Иваныче.

‘Well, enough about Sergei Ivanych.

Я всё-таки рад тебя видеть.

Anyhow, I’m glad to see you.

Что там ни толкуй, а всё не чужие.

Say what you like, we’re not strangers.

Ну, выпей же.

Well, have a drink.

Расскажи, что ты делаешь? – продолжал он,

Tell me, what are you up to?’ he went on,

жадно пережёвывая кусок хлеба и наливая другую рюмку. 

greedily chewing a piece of bread and pouring another glass.

– Как ты живёшь?

‘How’s your life going?’

– Живу один в деревне, как жил прежде,

‘I live alone in the country, as I did before,

занимаюсь хозяйством, – отвечал Константин,

busy with farming,’ Konstantin replied,

с ужасом вглядываясь в жадность, с которою брат его пил и ел,

looking with horror at the greediness with which his brother ate and drank,

и стараясь скрыть своё внимание.

and trying not to let it show.

– Отчего ты не женишься?

‘Why don’t you get married?’

– Не пришлось, – покраснев отвечал Константин.

‘Haven’t had a chance,’ Konstantin replied, blushing.

– Отчего? Мне – кончено!

‘Why not? For me – it’s all over!

Я свою жизнь испортил.

I’ve spoiled my life.

Это я сказал и скажу,

I’ve said and still say

что, если бы мне дали тогда мою часть, когда мне она нужна была,

that if I’d been given my share when I needed it,

вся жизнь моя была бы другая.

my whole life would be different.’

Константин Дмитрич поспешил отвести разговор.

Konstantin Dmitrich hastened to redirect the conversation.

– А ты знаешь, что твой Ванюшка у меня в Покровском конторщиком? – сказал он.

‘You know, your Vanyushka works in my office in Pokrovskoe?’ he said.

Николай дёрнул шеей и задумался.

Nikolai twitched his neck and fell to thinking.

– Да расскажи мне, что делается в Покровском?

‘So, tell me, how are things in Pokrovskoe?

Что, дом всё стоит, и берёзы, и наша классная?

Is the house still standing, and the birches, and our schoolroom?

А Филипп садовник, неужели жив?

And Filipp, the gardener, is he still alive?

Как я помню беседку и диван!

How I remember the gazebo and the bench!

Да смотри же, ничего не переменяй в доме,

Watch out you don’t change anything in the house,

но скорее женись и опять заведи то же, что было.

but get married quickly and arrange it again just as it used to be.

Я тогда приеду к тебе, если твоя жена будет хорошая.

I’ll come to visit you then, if you have a nice wife.’

– Да приезжай теперь ко мне, – сказал Левин. 

‘Come to visit me now,’ said Levin.

– Как бы мы хорошо устроились!

‘We’ll settle in so nicely!’

– Я бы приехал к тебе, если бы знал, что не найду Сергея Иваныча.

‘I’d come if I knew I wouldn’t find Sergei Ivanych there.’

– Ты его не найдёшь.

‘You won’t find him there.

Я живу совершенно независимо от него.

I live quite independently from him.’

– Да, но, как ни говори,

‘Yes, but, say what you like,

ты должен выбрать между мною и им, – сказал он,

you’ve got to choose between me and him,’ he said,

робко глядя в глаза брату.

looking timidly into his brother’s eyes.

Эта робость тронула Константина.

This timidity touched Konstantin.

– Если хочешь знать всю мою исповедь в этом отношении,

‘If you want my full confession in that regard,

я скажу тебе, что в вашей ссоре с Сергеем Иванычем я не беру ни той, ни другой стороны.

I’ll tell you that in your quarrel with Sergei Ivanych I don’t take either side.

Вы оба неправы.

You’re both wrong.

Ты неправ более внешним образом, а он более внутренно.

You are wrong more externally, and he more internally.’

– А, а! Ты понял это, ты понял это? – радостно закричал Николай.

‘Ah, ah! You’ve grasped that, you’ve grasped that?’ Nikolai cried joyfully.

– Но я, лично, если ты хочешь знать, больше дорожу дружбой с тобой, потому что…

‘But, if you wish to know, I personally value my friendship with you more, because . . . ’

– Почему, почему?

‘Why, why?’

Константин не мог сказать,

Konstantin could not say

что он дорожит потому, что Николай несчастен и ему нужна дружба.

that he valued it more because Nikolai was unhappy and in need of friendship.

Но Николай понял, что он хотел сказать именно это,

But Nikolai understood that he wanted to say precisely that

и, нахмурившись, взялся опять за водку.

and, frowning, resorted to his vodka again.

– Будет, Николай Дмитрич! – сказала Марья Николаевна,

‘Enough, Nikolai Dmitrich!’ said Marya Nikolaevna,

протягивая пухлую обнажённую руку к графинчику.

reaching out with her plump, bare arm for the decanter.

– Пусти! Не приставай! Прибью! – крикнул он.

‘Let go! Don’t interfere! I’ll beat you!’ he cried.

Марья Николаевна улыбнулась кроткою и доброю улыбкой, которая сообщилась и Николаю,

Marya Nikolaevna smiled her meek and kindly smile, which also infected Nikolai,

и приняла водку.

and took away the vodka.

– Да ты думаешь, она ничего не понимает? – сказал Николай. 

‘You think she doesn’t understand anything?’ Nikolai said.

– Она всё это понимает лучше всех нас.

‘She understands everything better than any of us.

Правда, что есть в ней что-то хорошее, милое?

There’s something sweet and good in her, isn’t there?’

– Вы никогда прежде не были в Москве? – сказал ей Константин, чтобы сказать что-нибудь.

‘You’ve never been to Moscow before, miss?’ Konstantin said to her, so as to say something.

– Да не говори ей вы.

‘Don’t call her "miss".

Она этого боится.

She’s afraid of it.

Ей никто, кроме мирового судьи,

No one, except the justice of the peace,

когда её судили за то, что она хотела уйти из дома разврата,

when she stood trial for wanting to leave the house of depravity,

никто не говорил вы.

no one ever called her "miss".

Боже мой, что это за бессмыслица на свете! – вдруг вскрикнул он. 

My God, what is all this nonsense in the world!’ he suddenly cried out.

– Эти новые учреждения, эти мировые судьи, земство,

‘These new institutions, these justices of the peace, the zemstvo

что это за безобразие!

– what is this outrage!’

И он начал рассказывать свои столкновения с новыми учреждениями.

And he started telling about his encounters with the new institutions.

Константин Левин слушал его,

Konstantin Levin listened to him,

и то отрицание смысла во всех общественных учреждениях,

and that denial of sense in all social institutions,

которое он разделял с ним и часто высказывал,

which he shared with him and had often expressed aloud,

было ему неприятно теперь из уст брата.

now seemed disagreeable to him coming from his brother’s mouth.

– На том свете поймём всё это, – сказал он шутя.

We’ll understand it all in the other world,’ he said jokingly.

– На том свете?

‘In the other world?

Ох, не люблю я тот свет!

Ah, I don’t like that other world!

Не люблю, – сказал он, остановив испуганные дикие глаза на лице брата. 

No, I don’t,’ he said resting his frightened, wild eyes on his brother’s face.

– И ведь вот кажется, что уйти изо всей мерзости, путаницы, и чужой и своей, хорошо бы было,

‘And it might seem good to leave all this vileness and confusion, other people’s and one’s own,

а я боюсь смерти, ужасно боюсь смерти. 

but I’m afraid of death, terribly afraid of death.’

– Он содрогнулся. 

He shuddered.

– Да выпей что-нибудь. Хочешь шампанского?

‘Do drink something. Want champagne?

Или поедем куда-нибудь.

Or else let’s go somewhere.

Поедем к цыганам!

Let’s go to the gypsies!

Знаешь, я очень полюбил цыган и русские песни.

You know, I’ve come to have a great love of gypsies and Russian songs.’

Язык его стал мешаться,

His tongue began to get confused,

и он пошёл перескакивать с одного предмета на другой.

and he jumped from one subject to another.

Константин с помощью Маши уговорил его никуда не ездить

Konstantin, with Masha’s help, persuaded him not to go anywhere

и уложил спать совершенно пьяного.

and put him to bed completely drunk.

Маша обещала писать Константину в случае нужды

Masha promised to write to Konstantin in case of need

и уговаривать Николая Левина приехать жить к брату.

and to persuade Nikolai Levin to go and live with him.

XXVI

XXVI

Утром Константин Левин выехал из Москвы и к вечеру приехал домой.

In the morning Konstantin Levin left Moscow and towards evening he arrived at home.

Дорогой, в вагоне, он разговаривал с соседями о политике, о новых железных дорогах,

On the way in the train he talked with his neighbours about politics, about the new railways,

и, так же как в Москве, его одолевала путаница понятий,

and, just as in Moscow, he was overcome by the confusion of his notions,

недовольство собой, стыд пред чем-то;

by dissatisfaction with himself and shame at something;

но когда он вышел на своей станции,

but when he got off at his station,

узнал кривого кучера Игната с поднятым воротником кафтана,

recognized the one-eyed coachman, Ignat, with his caftan collar turned up,

когда увидал в неярком свете, падающем из окон станции, свои ковровые сани,

when he saw his rug sleigh [38] in the dim light coming from the station windows,

своих лошадей с подвязанными хвостами,

his horses with their bound tails,

в сбруе с кольцами и мохрами,

their harness with its rings and tassels,

когда кучер Игнат, ещё в то время как укладывались, рассказал ему деревенские новости,

when the coachman Ignat, while they were still getting in, told him the village news,

о приходе рядчика и о том, что отелилась Пава, 

about the contractor’s visit, and about Pava having calved

– он почувствовал, что понемногу путаница разъясняется

– he felt the confusion gradually clearing up

и стыд и недовольство собой проходят.

and the shame and dissatisfaction with himself going away.

Это он почувствовал при одном виде Игната и лошадей;

He felt it just at the sight of Ignat and the horses;

но когда он надел привезённый ему тулуп,

but when he put on the sheepskin coat brought for him,

сел, закутавшись, в сани и поехал,

got into the sleigh, wrapped himself up and drove off,

раздумывая о предстоящих распоряжениях в деревне

thinking over the orders he had to give about the estate

и поглядывая на пристяжную, бывшую верховою, донскую, надорванную, но лихую лошадь,

and glancing at the outrunner, a former Don saddle horse, over-ridden but a spirited animal,

он совершенно иначе стал понимать то, что с ним случилось.

he began to understand what had happened to him quite differently.

Он чувствовал себя собой и другим не хотел быть.

He felt he was himself and did not want to be otherwise.

Он хотел теперь быть только лучше, чем он был прежде.

He only wanted to be better than he had been before.

Во-первых, с этого дня он решил, что не будет больше надеяться на необыкновенное счастье,

First, he decided from that day on not to hope any more for the extraordinary happiness

какое ему должна была дать женитьба,

that marriage was to have given him,

и вследствие этого не будет так пренебрегать настоящим.

and as a consequence not to neglect the present so much.

Во-вторых, он уже никогда не позволит себе увлечься гадкою страстью,

Second, he would never again allow himself to be carried away by a vile passion,

воспоминанье о которой так мучало его,

the memory of which had so tormented him

когда он собирался сделать предложение.

as he was about to propose.

Потом, вспоминая брата Николая,

Then, remembering his brother Nikolai,

он решил сам с собою,

he decided

что никогда уже он не позволит себе забыть его,

that he would never again allow himself to forget him,

будет следить за ним и не выпустит его из виду,

would watch over him and never let him out of his sight,

чтобы быть готовым на помощь, когда ему придётся плохо.

so as to be ready to help when things went badly for him.

А это будет скоро, он это чувствовал.

And that would be soon, he felt.

Потом и разговор брата о коммунизме, к которому тогда он так легко отнёсся,

Then, too, his brother’s talk about communism, which he had taken so lightly at the time

теперь заставил его задуматься.

now made him ponder.

Он считал переделку экономических условий вздором,

He regarded the reforming of economic conditions as nonsense,

но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа

but he had always felt the injustice of his abundance as compared with the poverty of the people,

и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым,

and he now decided that, in order to feel himself fully in the right,

он, хотя прежде много работал и не роскошно жил,

though he had worked hard before and lived without luxury,

теперь будет ещё больше работать

he would now work still harder

и ещё меньше будет позволять себе роскоши.

and allow himself still less luxury.

И всё это казалось ему так легко сделать над собой,

And all this seemed so easy to do

что всю дорогу он провёл в самых приятных мечтаниях.

that he spent the whole way in the most pleasant dreams.

С бодрым чувством надежды на новую, лучшую жизнь

With a cheerful feeling of hope for a new, better life,

он в девятом часу ночи подъехал к своему дому.

he drove up to his house between eight and nine in the evening.

Из окон комнаты Агафьи Михайловны, старой нянюшки, исполнявшей в его доме роль экономки, падал свет на снег площадки пред домом.

Light fell on to the snow-covered yard in front of the house from the windows of the room of Agafya Mikhailovna, his old nurse, who filled the role of housekeeper for him.

Она не спала ещё.

She was not yet asleep.

Кузьма, разбуженный ею, сонный и босиком выбежал на крыльцо.

Kuzma, whom she woke up, ran out sleepy and barefoot on to the porch.

Легавая сука Ласка, чуть не сбив с ног Кузьму, выскочила тоже

The pointer bitch Laska also ran out, almost knocking Kuzma off his feet,

и визжала, тёрлась об его колени,

and rubbed herself against Levin’s knees,

поднималась и хотела и не смела положить передние лапы ему на грудь.

stood on her hind legs and wanted but did not dare to put her front paws on his chest.

– Скоро ж, батюшка, вернулись, – сказала Агафья Михайловна.

‘You’ve come back so soon, dear,’ said Agafya Mikhailovna.

– Соскучился, Агафья Михайловна.

‘I missed it, Agafya Mikhailovna.

В гостях хорошо, а дома лучше, – отвечал он ей и прошёл в кабинет.

There’s no place like home,’ he replied and went to his study.

Кабинет медленно осветился внесённой свечой.

The study was slowly lit up by the candle that was brought.

Выступили знакомые подробности:

Familiar details emerged:

– оленьи рога, полки с книгами,

deer’s antlers, shelves of books,

зеркало печи с отдушником, который давно надо было починить,

the back of the stove with a vent that had long been in need of repair,

отцовский диван, большой стол,

his father’s sofa, the big desk,

на столе открытая книга,

an open book on the desk,

сломанная пепельница, тетрадь с его почерком.

a broken ashtray, a notebook with his handwriting.

Когда он увидал всё это,

When he saw it all,

на него нашло на минуту сомнение в возможности устроить ту новую жизнь, о которой он мечтал дорогой.

he was overcome by a momentary doubt of the possibility of setting up that new life he had dreamed of on the way.

Все эти следы его жизни как будто охватили его и говорили ему:

All these traces of his life seemed to seize hold of him and say to him:

– «Нет, ты не уйдёшь от нас и не будешь другим,

‘No, you won’t escape us and be different,

а будешь такой же, каков был:

you’ll be the same as you were:

– с сомнениями, вечным недовольством собой,

with doubts, an eternal dissatisfaction with yourself,

напрасными попытками исправления и падениями

vain attempts to improve, and failures,

и вечным ожиданием счастья,

and an eternal expectation of the happiness

которое не далось и невозможно тебе».

that has eluded you and is not possible for you.’

Но это говорили его вещи,

But that was how his things talked,

другой же голос в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему

while another voice in his soul said that he must not submit to his past

и что с собой сделать всё возможно.

and that it was possible to do anything with oneself.

И, слушаясь этого голоса,

And, listening to this voice,

он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири,

he went to the corner where he had two thirty-six-pound dumb-bells

и стал гимнастически поднимать их,

and began lifting them,

стараясь привести себя в состояние бодрости.

trying to cheer himself up with exercise.

За дверью заскрипели шаги.

There was a creak of steps outside the door.

Он поспешно поставил гири.

He hastily set down the dumb-bells.

Вошёл приказчик и сказал, что всё, слава богу, благополучно,

The steward came in and told him that everything, thank God, was well,

но сообщил, что греча в новой сушилке подгорела.

but informed him that the buckwheat had got slightly burnt in the new kiln.

Известие это раздражило Левина.

This news vexed Levin.

Новая сушилка была выстроена и частью придумана Левиным.

The new kiln had been built and partly designed by him.

Приказчик был всегда против этой сушилки

The steward had always been against this kiln

и теперь со скрытым торжеством объявлял, что греча подгорела.

and now with concealed triumph announced that the buckwheat had got burnt.

Левин же был твёрдо убеждён, что если она подгорела,

Levin, however, was firmly convinced that if it had got burnt,

то потому только, что не были приняты те меры, о которых он сотни раз приказывал.

it was only because the measures he had ordered a hundred times had not been taken.

Ему стало досадно, и он сделал выговор приказчику.

He became annoyed and reprimanded the steward.

Но было одно важное и радостное событие:

But there had been one important and joyful event:

– отелилась Пава, лучшая, дорогая, купленная с выставки корова.

Pava, his best and most valuable cow, bought at a cattle show, had calved.

– Кузьма, дай тулуп.

‘Kuzma, give me my sheepskin coat.

А вы велите-ка взять фонарь, я пойду взгляну, – сказал он приказчику.

And you have them bring a lantern,’ he said to the steward. ‘I’ll go and take a look.’

Скотная для дорогих коров была сейчас за домом.

The shed for the valuable cows was just behind the house.

Пройдя через двор мимо сугроба у сирени, он подошел к скотной.

Crossing the yard past a snowdrift by the lilac bush, he approached the shed.

Пахнуло навозным тёплым паром,

There was a smell of warm, dungy steam

когда отворилась примёрзшая дверь,

as the frozen door opened,

и коровы, удивлённые непривычным светом фонаря,

and the cows, surprised by the unaccustomed light of the lantern,

зашевелились на свежей соломе…

stirred on the fresh straw.

Мелькнула гладкая чёрно-пегая широкая спина голландки.

The smooth, broad, black-and-white back of a Frisian cow flashed.

Беркут, бык, лежал с своим кольцом в губе и хотел было встать,

Berkut, the bull, lay with his ring in his nose and made as if to get up,

но раздумал и только пыхнул раза два, когда проходили мимо.

but changed his mind and only puffed a couple of times as they passed by.

Красная красавица, громадная, как гиппопотам, Пава,

The red beauty, Pava, enormous as a hippopotamus,

повернувшись задом, заслоняла от входивших телёнка и обнюхивала его.

her hindquarters turned, screened the calf from the entering men and sniffed at it.

Левин вошёл в денник, оглядел Паву

Levin entered the stall, looked Pava over,

и поднял красно-пегого телёнка на его шаткие длинные ноги.

and lifted the spotted red calf on its long, tottering legs.

Взволнованная Пава замычала было,

The alarmed Pava began to low,

но успокоилась, когда Левин подвинул к ней тёлку,

but calmed down when Levin pushed the calf towards her,

и, тяжело вздохнув, стала лизать её шершавым языком.

and with a heavy sigh started licking it with her rough tongue.

Тёлка, отыскивая, подталкивала носом под пах свою мать и крутила хвостиком.

The calf, searching, nudged its mother in the groin and wagged its little tail.

– Да сюда посвети, Федор, сюда фонарь, – говорил Левин, оглядывая тёлку. 

‘Give me some light, Fyodor, bring the lantern here,’ said Levin, looking the calf over.

– В мать! Даром что мастью в отца.

‘Just like her mother! Though the coat is the father’s.

Очень хороша. Длинна и пашиста.

Very fine. Long and deep-flanked.

Василий Федорович, ведь хороша? – обращался он к приказчику,

Fine, isn’t she, Vassily Fyodorovich?’ he asked the steward,

совершенно примиряясь с ним за гречу под влиянием радости за тёлку.

completely reconciled with him about the buckwheat, under the influence of his joy over the calf.

– В кого же дурной быть?

‘What bad could she take after?

А Семён рядчик на другой день вашего отъезда пришёл.

And the contractor Semyon came the day after you left.

Надо будет порядиться с ним, Константин Дмитрич, – сказал приказчик. 

You’ll have to settle the contract with him, Konstantin Dmitrich,’ said the steward.

– Я вам прежде докладывал про машину.

‘I told you before about the machine.’

Один этот вопрос ввёл Левина во все подробности хозяйства,

This one question led Levin into all the details of running the estate,

которое было большое и сложное,

which was big and complex.

и он прямо из коровника пошёл в контору

From the cowshed he went straight to the office

и, поговорив с приказчиком и с Сёменом рядчиком,

and, after talking with the steward and the contractor Semyon,

вернулся домой и прямо прошёл наверх в гостиную.

returned home and went straight upstairs to the drawing room.

XXVII

XXVII

Дом был большой, старинный,

The house was big, old,

и Левин, хотя жил один, но топил и занимал весь дом.

and Levin, though he lived alone, heated and occupied all of it.

Он знал, что это было глупо,

He knew that this was foolish,

знал, что это даже нехорошо и противно его теперешним новым планам,

knew that it was even wrong and contrary to his new plans,

но дом этот был целый мир для Левина.

but this house was a whole world for Levin.

Это был мир, в котором жили и умерли его отец и мать.

It was the world in which his father and mother had lived and died.

Они жили тою жизнью,

They had lived a life

которая для Левина казалась идеалом всякого совершенства

which for Levin seemed the ideal of all perfection

и которую он мечтал возобновить с своею женой, с своею семьей.

and which he dreamed of renewing with his wife, with his family.

Левин едва помнил свою мать.

Levin barely remembered his mother.

Понятие о ней было для него священным воспоминанием,

His notion of her was a sacred memory,

и будущая жена его должна была быть в его воображении повторением того прелестного, святого идеала женщины,

and his future wife would have to be, in his imagination, the repetition of that lovely, sacred ideal of a woman

каким была для него мать.

which his mother was for him.

Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака,

He was not only unable to picture to himself the love of a woman without marriage,

но он прежде представлял себе семью,

but he first pictured the family to himself

а потом уже ту женщину, которая даст ему семью.

and only then the woman who would give him that family.

Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых,

His notion of marriage was therefore not like the notion of the majority of his acquaintances,

для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел;

for whom it was one of the many general concerns of life;

для Левина это было главным делом жизни,

for Levin it was the chief concern of life,

от которого зависело всё её счастье.

on which all happiness depended.

И теперь от этого нужно было отказаться!

And now he had to renounce it!

Когда он вошёл в маленькую гостиную, где всегда пил чай,

When he went into the small drawing room where he always had tea,

и уселся в своём кресле с книгою,

and settled into his armchair with a book,

а Агафья Михайловна принесла ему чаю

and Agafya Mikhailovna brought his tea

и со своим обычным:

and, with her usual

– «А я сяду, батюшка»,

‘I’ll sit down, too, dear,’

села на стул у окна,

took a chair by the window,

он почувствовал что, как ни странно это было,

he felt that, strange as it was,

он не расстался с своим мечтами

he had not parted with his dreams

и что он без них жить не может.

and could not live without them.

С ней ли, с другою ли, но это будет.

With her or with someone else, but they would come true.

Он читал книгу, думал о том, что читал,

He read the book, thought about what he had read,

останавливаясь, чтобы слушать Агафью Михайловну, которая без устали болтала;

paused to listen to Agafya Mikhailovna, who chattered tirelessly;

и вместе с тем разные картины хозяйства и будущей семейной жизни без связи представлялись его воображению.

and along with that various pictures of farm work and future family life arose disconnectedly in his imagination.

Он чувствовал, что в глубине его души что-то устанавливалось, умерялось и укладывалось.

He felt that something in the depths of his soul was being established, adjusted and settled.

Он слушал разговор Агафьи Михайловны о том, как Прохор бога забыл

He listened to Agafya Mikhailovna’s talk of how Prokhor had forgotten God

и на те деньги, что ему подарил Левин, чтобы лошадь купить,

and, with the money Levin had given him to buy a horse,

пьёт без просыпу и жену избил до смерти;

was drinking incessantly and had beaten his wife almost to death;

он слушал и читал книгу

he listened, read the book

и вспоминал весь ход своих мыслей, возбуждённых чтением.

and remembered the whole course of his thoughts evoked by the reading.

Это была книга Тиндаля о теплоте.

This was a book by Tyndall[39] on heat.

Он вспоминал свои осуждения Тиндалю за его самодовольство в ловкости производства опытов

He remembered his disapproval of Tyndall for his self-satisfaction over the cleverness of his experiments

и за то, что ему недостаёт философского взгляда.

and for his lack of a philosophical outlook.

И вдруг всплывала радостная мысль:

And suddenly a joyful thought would surface:

– «Через два года будут у меня в стаде две голландки,

‘In two years I’ll have two Frisian cows in my herd,

сама Пава ещё может быть жива,

Pava herself may still be alive,

двенадцать молодых Беркутовых дочерей,

twelve young daughters from Berkut,

да подсыпать на казовый конец этих трех – чудо!»

plus these three to show off – wonderful!’

Он опять взялся за книгу.

He picked up his book again.

«Ну хорошо, электричество и теплота одно и то ж,

‘Well, all right, electricity and heat are the same:

но возможно ли в уравнении для решения вопроса поставить одну величину вместо другой?

but is it possible to solve a problem by substituting one quantity for another in an equation?

Нет. Ну так что же?

No. Well, what then?

Связь между всеми силами природы и так чувствуется инстинктом…

The connection between all the forces of nature is felt instinctively as it is …

Особенно приятно, как Павина дочь будет уже красно-пегою коровой,

It’ll be especially nice when Pava’s daughter is already a spotted red cow,

и всё стадо, в которое подсыпать этих трех… Отлично!

and the whole herd, with these three thrown in … Splendid!

Выйти с женой и гостями встречать стадо…

To go out with my wife and guests to meet the herd …

Жена скажет:

My wife will say:

– мы с Костей, как ребёнка, выхаживали эту тёлку.

"Kostya and I tended this calf like a child."

Как это может вас так интересовать? скажет гость.

"How can it interest you so?" a guest will say.

Всё, что его интересует, интересует меня.

"Everything that interests him interests me."

Но кто она?»

But who is she?’

И он вспоминал то, что произошло в Москве…

And he remembered what had happened in Moscow …

«Ну что же делать?.. Я не виноват.

‘Well, what to do? … I’m not to blame.

Но теперь всё пойдёт по-новому.

But now everything will take a new course.

Это вздор, что не допустит жизнь,

It’s nonsense that life won’t allow it,

что прошедшее не допустит.

that the past won’t allow it.

Надо биться, чтобы лучше, гораздо лучше жить…»

I must fight to live a better life, much better …’

Он приподнял голову и задумался.

He raised his head and pondered.

Старая Ласка, ещё не совсем переварившая радость его приезда

Old Laska, who had not yet quite digested the joy of his arrival

и бегавшая, чтобы полаять на дворе,

and had gone to run around the yard and bark,

вернулась, махая хвостом и внося с собой запах воздуха,

came back wagging her tail, bringing with her the smell of outdoors,

подошла к нему, подсунула голову под его руку,

went over to him and thrust her head under his hand,

жалобно подвизгивая и требуя, чтоб он поласкал её.

making pitiful little whines and demanding to be patted.

– Только не говорит, – сказала Агафья Михайловна. 

‘She all but speaks,’ said Agafya Mikhailovna.

– А пёс… Ведь понимает же, что хозяин приехал и ему скучно.

‘Just a dog … But she understands that her master’s come back and is feeling sad.’

– Отчего же скучно?

‘Why sad?’

– Да разве я не вижу, батюшка?

‘Don’t I see it, dear?

Пора мне господ знать.

I ought to know my gentry by now.

Сызмальства в господах выросла.

I grew up among gentry from early on.

Ничего, батюшка.

Never mind, dear.

Было бы здоровье да совесть чиста.

As long as you’ve got your health and a clear conscience.’

Левин пристально смотрел на неё,

Levin looked at her intently,

удивляясь тому, как она поняла его мысли.

surprised that she understood his thoughts.

– Что ж, принесть ещё чайку? – сказала она и, взяв чашку, вышла.

‘Well, should I bring more tea?’ she said, and, taking the cup, she went out.

Ласка всё подсовывала голову под его руку.

Laska kept thrusting her head under his hand.

Он погладил её,

He patted her,

и она тут же у ног его свернулась кольцом,

and she curled up just at his feet,

положив голову на высунувшуюся заднюю лапу.

placing her head on a stretched-out hind leg.

И в знак того, что теперь всё хорошо и благополучно,

And as a sign that all was well and good now,

она слегка раскрыла рот, почмокала губами

she opened her mouth slightly, smacked her sticky lips,

и, лучше уложив около старых зуб липкие губы,

and, settling them better around her old teeth,

затихла в блаженном спокойствии.

lapsed into blissful peace.

Левин внимательно следил за этим последним её движением.

Levin watched these last movements attentively.

«Так-то и я! – сказал он себе, 

‘I’m just the same!’ he said to himself,

– так-то и я!

‘just the same!

Ничего… Всё хорошо».

Never mind . . . All is well.’

XXVIII

XXVIII

После бала, рано утром,

Early on the morning after the ball,

Анна Аркадьевна послала мужу телеграмму о своём выезде из Москвы в тот же день.

Anna Arkadyevna sent her husband a telegram about her departure from Moscow that same day.

– Нет, мне надо, надо ехать, 

‘No, I must, I must go.’

– объясняла она невестке перемену своего намерения таким тоном,

She explained the change of her intentions to her sister-in-law in such a tone

как будто она вспомнила столько дел, что не перечтёшь, 

as if she had remembered countless things she had to do.

– нет, уж лучше нынче!

‘No, I’d better go today!’

Степан Аркадьич не обедал дома,

Stepan Arkadyich did not dine at home,

но обещал приехать проводить сестру в семь часов.

but promised to come at seven o’clock to see his sister off.

Кити тоже не приехала,

Kitty also did not come,

прислав записку, что у неё голова болит.

sending a note that she had a headache.

Долли и Анна обедали одни с детьми и англичанкой.

Dolly and Anna dined alone with the children and the English governess.

Потому ли, что дети непостоянны или очень чутки

Because children are either inconstant or else very sensitive

и почувствовали, что Анна в этот день совсем не такая, как в тот, когда они так полюбили её,

and could feel that Anna was different that day from when they had come to love her

что она уже не занята ими, 

so, that she was no longer concerned with them

– но только они вдруг прекратили свою игру с тётей и любовь к ней,

– in any case they suddenly stopped playing with their aunt and loving her,

и их совершенно не занимало то, что она уезжает.

and were quite unconcerned about her leaving.

Анна всё утро была занята приготовлениями к отъезду.

All morning Anna was busy with the preparations for the departure.

Она писала записки к московским знакомым,

She wrote notes to Moscow acquaintances,

записывала свои счёты и укладывалась.

jotted down her accounts, and packed.

Вообще Долли казалось, что она не в спокойном духе,

Generally, it seemed to Dolly that she was not in calm spirits,

а в том духе заботы, который Долли хорошо знала за собой

but in that state of anxiety Dolly knew so well in herself,

и который находит не без причины

which comes not without reason

и большею частью прикрывает недовольство собою.

and most often covers up displeasure with oneself.

После обеда Анна пошла одеваться в свою комнату,

After dinner Anna went to her room to dress

и Долли пошла за ней.

and Dolly followed her.

– Какая ты нынче странная! – сказала ей Долли

‘You’re so strange today!’ Dolly said to her.

– Я? ты находишь?

‘I? You think so?

Я не странная, но я дурная.

I’m not strange, I’m bad.

Эх, бывает со мной.

It happens with me.

Мне всё хочется плакать.

I keep wanting to weep.

Это очень глупо, но это проходит, – сказала быстро Анна

It’s very stupid, but it passes,’ Anna said quickly

и нагнула покрасневшее лицо к игрушечному мешочку,

and bent her reddened face to the tiny bag

в который она укладывала ночной чепчик и батистовы платки.

into which she was packing a nightcap and some cambric handkerchiefs.

Глаза её особенно блестели и беспрестанно подергивались слезами. 

Her eyes had a peculiar shine and kept filling with tears.

– Так мне из Петербурга не хотелось уезжать,

‘I was so reluctant to leave Petersburg,

а теперь отсюда не хочется.

and now – to leave here.’

– Ты приехала сюда и сделала доброе дело, – сказала Долли, внимательно высматривая её.

‘You came here and did a good deed,’ said Dolly, studying her intently.

Анна посмотрела на неё мокрыми от слёз глазами.

Anna looked at her with eyes wet with tears.

– Не говори этого, Долли.

‘Don’t say that, Dolly.

Я ничего не сделала, не могла сделать.

I didn’t do anything and couldn’t do anything,

Я часто удивляюсь, зачем люди сговорились портить меня.

often wonder why people have all decided to spoil me.

Что я сделала и что могла сделать?

What have I done, and what could I have done?

У тебя в сердце нашлось столько любви, чтоб простить…

You found enough love in your heart to forgive . . .’

– Без тебя бог знает что бы было!

‘Without you, God knows what would have happened!

Какая ты счастливая, Анна! – сказала Долли. 

You’re so lucky, Anna!’ said Dolly.

– У тебя всё в душе ясно и хорошо.

‘Everything in your soul is clear and good.’

– У каждого есть в душе свои skeletons, как говорят англичане.

‘Each of us has his skeletons in his soul, as the English say.’

– Какие же у тебя skeletons? У тебя всё так ясно.

‘What skeletons do you have? Everything’s so clear with you.’

– Есть! – вдруг сказала Анна,

‘There are some,’ Anna said suddenly

и неожиданно после слёз хитрая, смешливая улыбка сморщила её губы.

and, unexpectedly after her tears, a sly, humorous smile puckered her lips.

– Ну, так они смешные, твои skeletons, а не мрачные, – улыбаясь, сказала Долли.

‘Well, then they’re funny, your skeletons, and not gloomy,’ Dolly said, smiling.

– Нет, мрачные.

‘No, they’re gloomy.

Ты знаешь, отчего я еду нынче, а не завтра?

Do you know why I’m going today and not tomorrow?

Это признание, которое меня давило,

It’s a confession that has been weighing on me,

я хочу тебе его сделать, – сказала Анна,

and I want to make it to you,’ Anna said,

решительно откидываясь на кресле и глядя прямо в глаза Долли.

resolutely sitting back in the armchair and looking straight into Dolly’s eyes.

И, к удивлению своему, Долли увидала,

And, to her surprise, Dolly saw

что Анна покраснела до ушей,

Anna blush to the ears,

до вьющихся чёрных колец волос на шее.

to the curly black ringlets on her neck.

– Да, – продолжала Анна. 

‘Yes,’ Anna went on.

– Ты знаешь, отчего Кити не приехала обедать?

‘Do you know why Kitty didn’t come for dinner?

Она ревнует ко мне.

She’s jealous of me.

Я испортила…я была причиной того,

I spoiled … I was the reason

что бал этот был для неё мученьем, а не радостью.

that this ball was a torment for her and not a joy.

Но, право, право, я не виновата,

But really, really, I’m not to blame,

или виновата немножко, – сказала она,

or only a little,’ she said,

тонким голосом протянув слово «немножко».

drawing out the word ‘little’ in a thin voice.

– О, как ты это похоже сказала на Стиву! – смеясь, сказала Долли.

‘Ah, how like Stiva you said that!’ Dolly laughed.

Анна оскорбилась.

Anna became offended.

– О нет, о нет! Я не Стива, – сказала она, хмурясь. 

‘Oh, no, no! I’m not like Stiva,’ she said, frowning.

– Я оттого говорю тебе,

‘I’m telling you this

что я ни на минуту даже не позволяю себе сомневаться в себе, – сказала Анна.

because I don’t allow myself to doubt myself even for a moment.’

Но в ту минуту, когда она выговаривала эти слова,

But the moment she uttered these words,

она чувствовала, что они несправедливы;

she felt that they were wrong;

она не только сомневалась в себе,

she not only doubted herself,

она чувствовала волнение при мысли о Вронском

but felt excitement at the thought of Vronsky,

и уезжала скорее, чем хотела,

and was leaving sooner than she had wanted

только для того, чтобы больше не встречаться с ним.

only so as not to meet him any more.

– Да, Стива мне говорил, что ты с ним танцевала мазурку и что он…

‘Yes, Stiva told me you danced the mazurka with him, and he …’

– Ты не можешь себе представить, как это смешно вышло.

‘You can’t imagine how funny it came out.

Я только думала сватать, и вдруг совсем другое.

I had only just thought of matchmaking them, and suddenly it was something quite different.

Может быть, я против воли…

Perhaps against my own will I…’

Она покраснела и остановилась.

She blushed and stopped.

– О, они это сейчас чувствуют! – сказала Долли.

‘Oh, they feel it at once!’ said Dolly.

– Но я была бы в отчаянии,

‘But I’d be desperate

если бы тут было что-нибудь серьёзное с его стороны, – перебила её Анна. 

if there were anything serious here on his part,’ Anna interrupted her.

– И я уверена, что это всё забудется

‘And I’m sure it will all be forgotten,

и Кити перестанет меня ненавидеть.

and Kitty will stop hating me.’

– Впрочем, Анна, по правде тебе сказать,

‘Anyhow, Anna, to tell you the truth,

я не очень желаю для Кити этого брака.

I don’t much want this marriage for Kitty.

И лучше, чтоб это разошлось,

It’s better that it come to nothing,

если он, Вронский, мог влюбиться в тебя в один день.

if he, Vronsky, could fall in love with you in one day.’

– Ах, боже мой, это было бы так глупо! – сказала Анна,

‘Ah, my God, that would be so stupid!’ said Anna,

и опять густая краска удовольствия выступила на её лице,

and again a deep blush of pleasure came to her face

когда она услыхала занимавшую её мысль, выговоренную словами. 

when she heard the thought that preoccupied her put into words.

– Так вот, я и уезжаю,

‘And so I’m leaving,

сделав себе врага в Кити, которую я так полюбила.

having made an enemy of Kitty, whom I came to love so.

Ах, какая она милая!

Ah, she’s such a dear!

Но ты поправишь это, Долли? Да?

But you’ll set things right, Dolly? Yes?’

Долли едва могла удерживать улыбку.

Dolly could hardly repress a smile.

Она любила Анну,

She loved Anna,

но ей приятно было видеть, что и у ней есть слабости.

but she enjoyed seeing that she, too, had weaknesses.

– Врага? Это не может быть.

‘An enemy? That can’t be.’

– Я так бы желала, чтобы вы все меня любили, как я вас люблю;

‘I so wish you would all love me as I love you.

а теперь я ещё больше полюбила вас, – сказала она со слезами на глазах. 

And now I’ve come to love you still more,’ she said with tears in her eyes.

– Ах, как я нынче глупа!

‘Ah, how stupid I am today!’

Она провела платком по лицу и стала одеваться.

She dabbed her face with her handkerchief and began to dress.

Уже пред самым отъездом приехал опоздавший Степан Аркадьич,

Late, just before her departure, Stepan Arkadyich arrived,

с красным, веселым лицом и запахом вина и сигары.

with a red and merry face, smelling of wine and cigars.

Чувствительность Анны сообщилась и Долли,

Anna’s emotion communicated itself to Dolly,

и, когда она в последний раз обняла золовку, она прошептала:

and as she embraced her sister-in-law for the last time, she whispered:

– Помни, Анна:

‘Remember this, Anna:

– что ты для меня сделала, я ни когда не забуду.

I will never forget what you did for me.

И помни, что я любила и всегда буду любить тебя, как лучшего друга!

And remember that I’ve loved and will always love you as my best friend!’

– Я не понимаю, за что, – проговорила Анна,

‘I don’t understand why,’ said Anna,

целуя её и скрывая слезы.

kissing her and hiding her tears.

– Ты меня поняла и понимаешь.

‘You’ve understood and understand me.

Прощай, моя прелесть!

Good-bye, my lovely!’

XXIX

XXIX

«Ну, всё кончено, и слава богу!»

‘Well, it’s all over, and thank God!’

– была первая мысль, пришедшая Анне Аркадьевне,

was the first thought that came to Anna Arkadyevna

когда она простилась в последний раз с братом,

when she had said good-bye for the last time to her brother,

который до третьего звонка загораживал собою дорогу в вагоне.

who stood blocking the way into the carriage until the third bell.

Она села на свой диванчик, рядом с Аннушкой,

She sat down in her plush seat beside Annushka

и огляделась в полусвете спального вагона.

and looked around in the semi-darkness of the sleeping car[40]

«Слава богу, завтра увижу Сережу и Алексея Александровича,

‘Thank God, tomorrow I’ll see Seryozha and Alexei Alexandrovich,

и пойдёт моя жизнь, хорошая и привычная, по-старому».

and my good and usual life will go on as before.’

Всё в том же духе озабоченности, в котором она находилась весь этот день,

Still in the same preoccupied mood that she had been in all day,

Анна с удовольствием и отчётливостью устроилась в дорогу;

Anna settled herself with pleasure and precision for the journey;

своими маленькими ловкими руками она отперла и заперла красный мешочек,

with her small, deft hands she unclasped her little red bag,

достала подушечку, положила себе на колени

took out a small pillow, put it on her knees,

и, аккуратно закутав ноги, спокойно уселась.

reclasped the bag, and, after neatly covering her legs, calmly leaned back.

Больная дама укладывалась уже спать.

An ailing lady was already preparing to sleep.

Две другие дамы заговаривали с ней,

Two other ladies tried to address Anna,

и толстая старуха укутывала ноги и выражала замечания о топке.

and a fat old woman, while covering her legs, made some observations about the heating.

Анна ответила несколько слов дамам,

Anna said a few words in reply to the ladies,

но, не предвидя интереса от разговора,

but, foreseeing no interesting conversation,

попросила Аннушку достать фонарик,

asked Annushka to bring out a little lamp,

прицепила его к ручке кресла

attached it to the armrest of her seat,

и взяла из своей сумочки разрезной ножик и английский роман.

and took a paper-knife and an English novel from her handbag.

Первое время ей не читалось.

At first she was unable to read.

Сначала мешала возня и ходьба;

To begin with she was bothered by the bustle and movement;

потом, когда тронулся поезд,

then, when the train started moving,

нельзя было не прислушаться к звукам;

she could not help listening to the noises;

потом снег, бивший в левое окно и налипавший на стекло,

then the snow that beat against the left-hand window and stuck to the glass,

и вид закутанного, мимо прошедшего кондуктора, занесённого снегом с одной стороны,

and the sight of a conductor passing by, all bundled up and covered with snow on one side,

и разговоры о том, какая теперь страшная метель на дворе,

and the talk about the terrible blizzard outside,

развлекали её внимание.

distracted her attention.

Далее всё было то же и то же;

Further on it was all the same;

та же тряска с постукиваньем, тот же снег в окно,

the same jolting and knocking, the same snow on the window,

те же быстрые переходы от парового жара к холоду и опять к жару,

the same quick transitions from steaming heat to cold and back to heat,

то же мелькание тех же лиц в полумраке и те же голоса,

the same flashing of the same faces in the semi-darkness, and the same voices,

и Анна стала читать и понимать читаемое.

and Anna began to read and understand what she was reading.

Аннушка уже дремала,

Annushka was already dozing,

держа красный мешочек на коленах широкими руками в перчатках,

holding the little red bag on her knees with her broad hands in their gloves,

из которых одна была прорвана.

one of which was torn.

Анна Аркадьевна читала и понимала,

Anna Arkadyevna read and understood,

но ей неприятно было читать,

but it was unpleasant for her to read,

то есть следить за отражением жизни других людей.

that is, to follow the reflection of other people’s lives.

Ей слишком самой хотелось жить.

She wanted too much to live herself.

Читала ли она, как героиня романа ухаживала за больным,

When she read about the heroine of the novel taking care of a sick man,

ей хотелось ходить неслышными шагами по комнате больного;

she wanted to walk with inaudible steps round the sick man’s room;

читала ли она о том, как член парламента говорил речь,

when she read about a Member of Parliament making a speech,

ей хотелось говорить эту речь;

she wanted to make that speech;

читала ли она о том, как леди Мери ехала верхом за стаей

when she read about how Lady Mary rode to hounds,

и дразнила невестку и удивляла всех своею смелостью,

teasing her sister-in-law and surprising everyone with her courage,

ей хотелось это делать самой.

she wanted to do it herself.

Но делать нечего было,

But there was nothing to do,

и она, перебирая своими маленькими руками гладкий ножичек, усиливалась читать.

and so, fingering the smooth knife with her small hands, she forced herself to read.

Герой романа уже начал достигать своего английского счастия, баронетства и имения,

The hero of the novel was already beginning to achieve his English happiness, a baronetcy and an estate,

и Анна желала с ним вместе ехать в это имение,

and Anna wished to go with him to this estate,

как вдруг она почувствовала, что ему должно быть стыдно

when suddenly she felt that he must be ashamed

и что ей стыдно этого самого.

and that she was ashamed of the same thing.

Но чего же ему стыдно?

But what was he ashamed of ?

«Чего же мне стыдно?» – спросила она себя с оскорблённым удивлением.

‘What am I ashamed of?’ she asked herself in offended astonishment.

Она оставила книгу и откинулась на спинку кресла,

She put down the book and leaned back in the seat,

крепко сжав в обеих руках разрезной ножик.

clutching the paper-knife tightly in both hands.

Стыдного ничего не было.

There was nothing shameful.

Она перебрала все свои московские воспоминания.

She went through all her Moscow memories.

Все были хорошие, приятные.

They were all good, pleasant.

Вспомнила бал, вспомнила Вронского и его влюблённое покорное лицо,

She remembered the ball, remembered Vronsky and his enamoured, obedient face,

вспомнила все свои отношения с ним:

remembered all her relations with him:

– ничего не было стыдного.

nothing was shameful.

А вместе с тем на этом самом месте воспоминаний чувство стыда усиливалось,

But just there, at that very place in her memories, the feeling of shame became more intense,

как будто какой-то внутренний голос именно тут, когда она вспомнила о Вронском, говорил ей:

as if precisely then, when she remembered Vronsky, some inner voice were telling her:

– «Тепло, очень тепло, горячо».

‘Warm, very warm, hot!’

«Ну что же? – сказала она себе решительно, пересаживаясь в кресле. 

‘Well, what then?’ she said resolutely to herself, shifting her position in the seat.

– Что же это значит?

‘What does it mean?

Разве я боюсь взглянуть прямо на это? Ну что же?

Am I afraid to look at it directly? Well, what of it?

Неужели между мной и этим офицером-мальчиком существуют и могут существовать какие-нибудь другие отношения,

Can it be that there exist or ever could exist any other relations between me and this boy-officer

кроме тех, что бывают с каждым знакомым?»

than those that exist with any acquaintance?’

Она презрительно усмехнулась и опять взялась за книгу,

She smiled scornfully and again picked up the book,

но уже решительно не могла понимать того, что читала.

but now was decidedly unable to understand what she was reading.

Она провела разрезным ножом по стеклу,

She passed the paper-knife over the glass,

потом приложила его гладкую и холодную поверхность к щеке

then put its smooth and cold surface to her cheek

и чуть вслух не засмеялась от радости,

and nearly laughed aloud from the joy

вдруг беспричинно овладевшей ею.

that suddenly came over her for no reason.

Она чувствовала, что нервы её, как струны, натягиваются всё туже и туже на какие-то завинчивающиеся колышки.

She felt her nerves tighten more and more, like strings on winding pegs.

Она чувствовала, что глаза её раскрываются больше и больше,

She felt her eyes open wider and wider,

что пальцы на руках и ногах нервно движутся,

her fingers and toes move nervously;

что внутри что-то давит дыханье

something inside her stopped her breath,

и что все образы и звуки в этом колеблющемся полумраке с необычайною яркостью поражают её.

and all images and sounds in that wavering semi-darkness impressed themselves on her with extraordinary vividness.

На неё беспрестанно находили минуты сомнения,

She kept having moments of doubt

вперёд ли едет вагон, или назад, или вовсе стоит.

whether the carriage was moving forwards or backwards, or standing still.

Аннушка ли подле неё, или чужая?

Was that Annushka beside her, or some stranger?

«Что там, на ручке, шуба ли это, или зверь?

‘What is that on the armrest – a fur coat or some animal?

И что сама я тут? Я сама или другая?»

And what am I? Myself or someone else?’

Ей страшно было отдаваться этому забытью.

It was frightening to surrender herself to this oblivion.

Но что-то втягивало в него,

But something was drawing her in,

и она по произволу могла отдаваться ему и воздерживаться.

and she was able, at will, to surrender to it or hold back from it.

Она поднялась, чтоб опомниться,

She stood up in order to come to her senses,

откинула плед и сняла пелерину тёплого платья.

threw the rug aside, and removed the pelerine from her warm dress.

На минуту она опомнилась и поняла,

For a moment she recovered and realized

что вошедший худой мужик в длинном нанковом пальто, на котором недоставало пуговицы,

that the skinny muzhik coming in, wearing a long nankeen coat with a missing button,

был истопник,

was the stoker,

что он смотрел на термометр,

that he was looking at the thermometer,

что ветер и снег ворвались за ним в дверь;

that wind and snow had burst in with him through the doorway;

но потом опять всё смешалось…

but then everything became confused again …

Мужик этот с длинною талией принялся грызть что-то в стене,

This muzhik with the long waist began to gnaw at something on the wall;

старушка стала протягивать ноги во всю длину вагона

the old woman began to stretch her legs out the whole length of the carriage

и наполнила его чёрным облаком;

and filled it with a black cloud;

потом что-то страшно заскрипело и застучало,

then something screeched and banged terribly,

как будто раздирали кого-то;

as if someone was being torn to pieces;

потом красный огонь ослепил глаза,

then a red fire blinded her eyes,

и потом всё закрылось стеной.

and then everything was hidden by a wall.

Анна почувствовала, что она провалилась.

Anna felt as if she was falling through the floor.

Но всё это было не страшно, а весело.

But all this was not frightening but exhilarating.

Голос окутанного и занесённого снегом человека прокричал что-то ей над ухом.

The voice of a bundled-up and snow-covered man shouted something into her ear.

Она поднялась и опомнилась;

She stood up and came to her senses,

она поняла, что подъехали к станции и что это был кондуктор.

realizing that they had arrived at a station and the man was the conductor.

Она попросила Аннушку подать ей снятую пелерину и платок,

She asked Annushka to hand her the pelerine and a shawl,

надела их и направилась к двери.

put them on and went to the door.

– Выходить изволите? – спросила Аннушка.

‘Are you going out?’ asked Annushka.

– Да, мне подышать хочется.

Yes, I need a breath of air.

Тут очень жарко.

It’s very hot in here.’

И она отворила дверь.

And she opened the door.

Метель и ветер рванулись ей навстречу и заспорили с ней о двери.

Blizzard and wind came tearing to meet her and vied with her for the door.

И это ей показалось весело.

This, too, she found exhilarating.

Она отворила дверь и вышла.

She opened the door and went out.

Ветер как будто только ждал её,

The wind, as if only waiting for her,

радостно засвистал и хотел подхватить и унести её,

whistled joyfully and wanted to pick her up and carry her off,

но она рукой взялась за холодный столбик

but she grasped the cold post firmly

и, придерживая платье, спустилась на платформу и зашла за вагон.

and, holding her dress down, stepped on to the platform and into the lee of the carriage.

Ветер был силён на крылечке,

The wind was strong on the steps,

но на платформе за вагонами было затишье.

but on the platform beside the train it was quiet.

С наслаждением, полною грудью, она вдыхала в себя снежный, морозный воздух

With pleasure she drew in deep breaths of the snowy, frosty air

и, стоя подле вагона, оглядывала платформу и освещённую станцию.

and, standing by the carriage, looked around the platform and the lit-up station.

XXX

XXX

Страшная буря рвалась и свистела между колёсами вагонов по столбам из-за угла станции.

The terrible snowstorm tore and whistled between the wheels of the carriages, over the posts and around the corner of the station.

Вагоны, столбы, люди, всё, что было видно, 

Carriages, posts, people, everything visible

– было занесено с одной стороны снегом

was covered with snow on one side

и заносилось всё больше и больше.

and getting covered more and more.

На мгновенье буря затихала,

The storm would subside for a moment,

но потом опять налетала такими порывами,

but then return again in such gusts

что, казалось, нельзя было противостоять ей.

that it seemed impossible to withstand it.

Между тем какие-то люди бегали,

Meanwhile, people were running,

весело переговариваясь,

exchanging merry talk,

скрипя по доскам платформы

creaking over the planks of the platform,

и беспрестанно отворяя и затворяя большие двери.

and ceaselessly opening and closing the big doors.

Согнутая тень человека проскользнула под её ногами,

The huddled shadow of a man slipped under her feet,

и послышались звуки молотка по железу.

and there was the noise of a hammer striking iron.

«Депешу дай!» – раздался сердитый голос с другой стороны из бурного мрака.

‘Give me the telegram!’ a gruff voice came from across the stormy darkness.

«Сюда пожалуйте! № 28!» – кричали ещё разные голоса,

‘This way, please!’ ‘Number twenty-eight!’ various other voices shouted,

и, занесённые снегом, пробегали обвязанные люди.

and bundled-up, snow-covered people ran by.

Какие-то два господина с огнём папирос во рту прошли мимо её.

Two gentlemen with the fire of cigarettes in their mouths walked past her.

Она вздохнула ещё раз, чтобы надышаться,

She breathed in once more, to get her fill of air,

и уже вынула руку из муфты,

and had already taken her hand from her muff

чтобы взяться за столбик и войти в вагон,

to grasp the post and go into the carriage,

как ещё человек в военном пальто подле неё самой заслонил ей колеблющийся свет фонаря.

when near her another man, in a military greatcoat, screened her from the wavering light of the lantern.

Она оглянулась и в ту же минуту узнала лицо Вронского.

She turned and in the same moment recognized the face of Vronsky.

Приложив руку к козырьку, он наклонился пред ней

Putting his hand to his visor, he bowed to her

и спросил, не нужно ли ей чего-нибудь,

and asked if she needed anything,

не может ли он служить ей?

if he might be of service to her.

Она довольно долго, ничего не отвечая, вглядывалась в него

She peered at him for quite a long time without answering

и, несмотря на тень, в которой он стоял,

and, though he was standing in the shadow,

видела, или ей казалось, что видела,

she could see, or thought she could see,

и выражение его лица и глаз.

the expression of his face and eyes.

Это было опять то выражение почтительного восхищения,

It was again that expression of respectful admiration

которое так подействовало на неё вчера.

which had so affected her yesterday.

Не раз говорила она себе эти последние дни и сейчас только,

More than once she had told herself during those recent days and again just now

что Вронский для неё один из сотен вечно одних и тех же, повсюду встречаемых молодых людей,

that for her Vronsky was one among hundreds of eternally identical young men to be met everywhere,

что она никогда не позволит себе и думать о нём;

that she would never allow herself even to think of him;

но теперь, в первое мгновенье встречи с ним,

but now, in the first moment of meeting him,

её охватило чувство радостной гордости.

she was overcome by a feeling of joyful pride.

Ей не нужно было спрашивать, зачем он тут.

She had no need to ask why he was there.

Она знала это так же верно,

She knew it as certainly

как если б он сказал ей,

as if he had told her

что он тут для того, чтобы быть там, где она.

that he was there in order to be where she was.

– Я не знала, что вы едете.

‘I didn’t know you were going.

Зачем вы едете? – сказала она,

Why are you going?’ she said,

опустив руку, которою взялась было за столбик.

letting fall the hand that was already holding the post.

И неудержимая радость и оживление сияли на её лице.

And irrepressible joy and animation shone on her face.

– Зачем я еду? – повторил он, глядя ей прямо в глаза. 

‘Why am I going?’ he repeated, looking straight into her eyes.

– Вы знаете, я еду для того, чтобы быть там, где вы, – сказал он, 

‘You know I am going in order to be where you are,’ he said,

– я не могу иначе.

‘I cannot do otherwise.’

И в это же время, как бы одолев препятствие,

And just then, as if overcoming an obstacle,

ветер посыпал снег с крыш вагонов,

the wind dumped snow from the roof of the carriage,

затрепал каким-то железным оторванным листом,

blew some torn-off sheet of iron about,

и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза.

and from ahead a low train whistle howled mournfully and drearily.

Весь ужас метели показался ей ещё более прекрасен теперь.

All the terror of the blizzard seemed still more beautiful to her now.

Он сказал то самое, чего желала её душа,

He had said the very thing that her soul desired

но чего она боялась рассудком.

but that her reason feared.

Она ничего не ответила,

She made no reply,

и на лице её он видел борьбу.

and he saw a struggle in her face.

– Простите меня, если вам неприятно то, что я сказал, – заговорил он покорно.

‘Forgive me if what I have said is unpleasant for you,’ he said submissively.

Он говорил учтиво, почтительно,

He spoke courteously, respectfully,

но так твёрдо и упорно,

but so firmly and stubbornly

что она долго не могла ничего ответить.

that for a long time she was unable to make any reply.

– Это дурно, что вы говорите,

‘What you’re saying is bad,

и я прошу вас, если вы хороший человек,

and I beg you, if you are a good man,

забудьте, что вы сказали, как и я забуду, – сказала она наконец.

to forget it, as I will forget it,’ she said at last.

– Ни одного слова вашего,

‘Not one of your words,

ни одного движения вашего я не забуду никогда и не могу…

not one of your movements will I ever forget, and I cannot…’

– Довольно, довольно! – вскрикнула она,

‘Enough, enough!’ she cried out,

тщетно стараясь придать строгое выражение своему лицу,

trying in vain to give a stern expression to her face,

в которое он жадно всматривался.

into which he peered greedily.

И, взявшись рукой за холодный столбик,

And, placing her hand on the cold post,

она поднялась на ступеньки и быстро вошла в сени вагона.

she went up the steps and quickly entered the vestibule of the carriage.

Но в этих маленьких сенях она остановилась,

But in this little vestibule she stopped,

обдумывая в своём воображении то, что было.

pondering in her imagination what had just happened.

Не вспоминая ни своих, ни его слов,

Though she could remember neither his words nor her own,

она чувством поняла,

she sensed

что этот минутный разговор страшно сблизил их;

that this momentary conversation had brought them terribly close,

и она была испугана и счастлива этим.

and this made her both frightened and happy.

Постояв несколько секунд,

She stood for a few seconds,

она вошла в вагон и села на свое место.

went into the carriage, and took her seat.

То волшебное напряжённое состояние,

The magical, strained condition

которое её мучало сначала,

that had tormented her at the beginning

не только возобновилось, но усилилось

not only renewed itself, but grew stronger

и дошло до того, что она боялась,

and reached a point where she feared

что всякую минуту порвётся в ней что-то слишком натянутое.

that something wound too tight in her might snap at any moment.

Она не спала всю ночь.

She did not sleep all night.

Но в том напряжении и тех грёзах,

But in that strain and those reveries

которые наполняли её воображение,

that filled her imagination

не было ничего неприятного и мрачного;

there was nothing unpleasant or gloomy;

напротив, было что-то радостное, жгучее и возбуждающее.

on the contrary, there was something joyful, burning and exciting.

К утру Анна задремала, сидя в кресле,

Towards morning Anna dozed off in her seat,

и когда проснулась,

and when she woke up

то уже было бело, светло

it was already white, bright,

и поезд подходил к Петербургу.

and the train was pulling into Petersburg.

Тотчас же мысли о доме, о муже, о сыне

At once thoughts of her home, her husband, her son,

и заботы предстоящего дня и следующих обступили её.

and the cares of the coming day and those to follow surrounded her.

В Петербурге, только что остановился поезд и она вышла,

In Petersburg, as soon as the train stopped and she got off,

первое лицо, обратившее её внимание, было лицо мужа.

the first face that caught her attention was that of her husband.

«Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши?» – подумала она,

‘Ah, my God! what’s happened with his ears?’ she thought,

глядя на его холодную и представительную фигуру

looking at his cold and imposing figure

и особенно на поразившие её теперь хрящи ушей,

and especially struck now by the cartilage of his ears

подпиравшие поля круглой шляпы.

propping up the brim of his round hat.

Увидав её, он пошёл к ней навстречу,

Seeing her, he came to meet her,

сложив губы в привычную ему насмешливую улыбку

composing his lips into his habitual mocking smile

и прямо глядя на неё большими усталыми глазами.

and looking straight at her with his big weary eyes.

Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце,

Some unpleasant feeling gnawed at her heart

когда она встретила его упорный и усталый взгляд,

as she met his unwavering and weary gaze,

как будто она ожидала увидеть его другим.

as if she had expected him to look different.

В особенности поразило её чувство недовольства собой,

She was especially struck by the feeling of dissatisfaction with herself

которое она испытала при встрече с ним.

that she experienced on meeting him.

Чувство то было давнишнее, знакомое чувство,

This was an old, familiar feeling,

похожее на состояние притворства,

similar to that state of pretence

которое она испытывала в отношениях к мужу;

she experienced in her relations with her husband;

но прежде она не замечала этого чувства,

but previously she had not noticed it,

теперь она ясно и больно сознала его.

while now she was clearly and painfully aware of it.

– Да, как видишь, нежный муж,

‘Yes, as you see, your tender husband,

нежный, как на другой год женитьбы,

tender as in the second year of marriage,

сгорал желанием увидеть тебя, – сказал он своим медлительным тонким голосом

is burning with desire to see you,’ he said in his slow, high voice

и тем тоном, который он всегда почти употреблял с ней,

and in the tone he almost always used with her,

тоном насмешки над тем, кто бы в самом деле так говорил.

a tone in mockery of someone who might actually mean what he said.

– Серёжа здоров? – спросила она.

‘Is Seryozha well?’ she asked.

– И это вся награда, – сказал он, – за мою пылкость?

‘Is that all the reward I get for my ardour?’ he said.

Здоров, здоров…

‘He’s well, he’s well…’

XXXI

XXXI

Вронский и не пытался заснуть всю эту ночь.

Vronsky did not even try to fall asleep all that night.

Он сидел на своём кресле,

He sat in his seat,

то прямо устремив глаза вперед себя,

now staring straight ahead of him,

то оглядывая входивших и выходивших,

now looking over the people going in and out,

и если и прежде он поражал и волновал незнакомых ему людей своим видом непоколебимого спокойствия,

and if he had struck and troubled strangers before by his air of imperturbable calm,

то теперь он ещё более казался горд и самодовлеющ.

he now seemed still more proud and self-sufficient.

Он смотрел на людей, как на вещи.

He looked at people as if they were things.

Молодой нервный человек, служащий в окружном суде, сидевший против него,

A nervous young man across from him, who served on the circuit court,

возненавидел его за этот вид.

came to hate him for that look.

Молодой человек и закуривал у него, и заговаривал с ним,

The young man lit a cigarette from his, tried talking to him,

и даже толкал его,

and even jostled him,

чтобы дать ему почувствовать, что он не вещь, а человек,

to let him feel that he was not a thing but a human being,

но Вронский смотрел на него всё так же, как на фонарь,

but Vronsky went on looking at him as at a lamppost,

и молодой человек гримасничал,

and the young man grimaced,

чувствуя, что он теряет самообладание под давлением этого непризнавания его человеком,

feeling that he was losing his self-possession under the pressure of this non-recognition of himself as a human being

и не мог от этого заснуть.

and was unable to fall asleep because of it.

Вронский ничего и никого не видал.

Vronsky did not see anything or anybody.

Он чувствовал себя царем,

He felt himself a king,

не потому, чтоб он верил, что произвёл впечатление на Анну, 

not because he thought he had made an impression on Anna

– он ещё не верил этому, 

– he did not believe that yet

– но потому, что впечатление, которое она произвела на него,

– but because the impression she had made on him

давало ему счастье и гордость.

gave him happiness and pride.

Что из этого всего выйдет,

What would come of it all,

он не знал и даже не думал.

he did not know and did not even consider.

Он чувствовал, что все его доселе распущенные, разбросанные силы были собраны в одно

He felt that all his hitherto dissipated and dispersed forces were gathered

и с страшною энергией были направлены к одной блаженной цели.

and directed with terrible energy towards one blissful goal.

И он был счастлив этим.

And he was happy in that.

Он знал только, что сказал ей правду,

He knew only that he had told her the truth,

что он ехал туда, где была она,

that he was going where she was,

что всё счастье жизни,

that the whole happiness of life,

единственный смысл жизни он находил теперь в том, чтобы видеть и слышать её.

the sole meaning of life, he now found in seeing and hearing her.

И когда он вышел из вагона в Бологове, чтобы выпить сельтерской воды,

And when he got off the train at Bologoye for a drink of seltzer water,

и увидал Анну,

and saw Anna,

невольно первое слово его сказало ей то самое, что он думал.

his first words involuntarily told her just what he thought.

И он рад был, что сказал ей это,

And he was glad he had said it to her,

что она знает теперь это и думает об этом.

that she now knew it and was thinking about it.

Он не спал всю ночь.

He did not sleep all night.

Вернувшись в свой вагон,

Returning to his carriage,

он не переставая перебирал все положения, в которых её видел, все её слова,

he kept running through all the attitudes in which he had seen her, all her words,

и в его воображении, заставляя замирать сердце, носились картины возможного будущего.

and in his imagination floated pictures of the possible future, making his heart stand still.

Когда в Петербурге он вышел из вагона,

When he got off the train in Petersburg

он чувствовал себя после бессонной ночи оживлённым и свежим,

he felt animated and fresh after his sleepless night,

как после холодной ванны.

as after a cold bath.

Он остановился у своего вагона, ожидая её выхода.

He stopped by his carriage, waiting for her to get out.

«Ещё раз увижу, – говорил он себе, невольно улыбаясь, 

‘One more time,’ he said to himself, smiling involuntarily,

– увижу её походку, её лицо;

‘I’ll see her walk, her face;

скажет что-нибудь, поворотит голову,

she’ll say something, turn her head,

взглянет, улыбнётся, может быть».

look, perhaps smile.’

Но прежде ещё, чем он увидал её,

But even before seeing her,

он увидал её мужа,

he saw her husband,

которого начальник станции учтиво проводил между толпою.

whom the stationmaster was courteously conducting through the crowd.

«Ах, да! муж!»

‘Ah, yes, the husband!’

Теперь только в первый раз Вронский ясно понял

Only now did Vronsky understand clearly for the first time

то, что муж было связанное с нею лицо.

that the husband was a person connected with her.

Он знал, что у ней есть муж,

He knew she had a husband,

но не верил в существование его

but had not believed in his existence

и поверил в него вполне, только когда увидел его,

and fully believed in it only when he saw him,

с его головой, плечами и ногами в чёрных панталонах;

with his head, his shoulders, his legs in black trousers;

в особенности когда он увидал,

and especially when he saw

как этот муж с чувством собственности спокойно взял её руку.

this husband calmly take her arm with a proprietary air.

Увидев Алексея Александровича

Seeing Alexei Alexandrovich

с его петербургски-свежим лицом и строго самоуверенною фигурой,

with his fresh Petersburg face[41], his sternly self-confident figure,

в круглой шляпе, с немного выдающеюся спиной,

his round hat and slightly curved back,

он поверил в него и испытал неприятное чувство,

he believed in him and experienced an unpleasant feeling,

подобное тому, какое испытал бы человек,

like that of a man

мучимый жаждою и добравшийся до источника

suffering from thirst who comes to a spring

и находящий в этом источнике собаку, овцу или свинью,

and finds in it a dog, a sheep or a pig

которая и выпила и взмутила воду.

who has both drunk and muddied the water.

Походка Алексея Александровича, ворочавшего всем тазом и тупыми ногами,

The gait of Alexei Alexandrovich, swinging his whole pelvis and his blunt feet,

особенно оскорбляла Вронского.

was especially offensive to Vronsky.

Он только за собой признавал несомненное право любить её.

Only for himself did he acknowledge the unquestionable right to love her.

Но она была всё та же;

But she was still the same,

и вид её всё так же, физически оживляя, возбуждая и наполняя счастием его душу, подействовал на него.

and her appearance still affected him in the same way, physically reviving, arousing his soul, and filling it with happiness.

Он приказал подбежавшему к нему из второго класса немцу-лакею взять вещи и ехать,

He told his German footman, who came running from second class, to take his things and go,

а сам подошёл к ней.

and he himself went up to her.

Он видел первую встречу мужа с женою

He saw the first meeting of husband and wife

и заметил с проницательностью влюблённого признак лёгкого стеснения,

and, with the keen-sightedness of a man in love, noticed signs of the slight constraint with

с которым она говорила с мужем.

which she talked to her husband.

«Нет, она не любит и не может любить его», – решил он сам с собою.

‘No, she does not and cannot love him,’ he decided to himself.

Ещё в то время, как он подходил к Анне Аркадьевне сзади,

As he came up to Anna Arkadyevna from behind,

он заметил с радостью,

he noticed with joy

что она чувствовала его приближение и оглянулась было

that she, sensing his approach, looked around

и, узнав его, опять обратилась к мужу.

and, recognizing him, turned back to her husband.

– Хорошо ли вы провели ночь? – сказал он,

‘Did you have a good night?’ he said,

наклоняясь пред нею и пред мужем вместе

bowing to her and her husband together,

и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон на свой счет

and giving Alexei Alexandrovich a chance to take this bow to his own account

и узнать его или не узнать, как ему будет угодно.

and recognize him or not, as he wished.

– Благодарю вас, очень хорошо, – отвечала она.

‘Very good, thank you,’ she replied.

Лицо её казалось усталым,

Her face seemed tired,

и не было на нём той игры бросившегося то в улыбку, то в глаза оживления;

and there was none of that play of animation in it which begged to come out now in her smile, now in her eyes;

но на одно мгновение при взгляде на него что-то мелькнуло в её глазах,

yet for a moment, as she glanced at him, something flashed in her eyes

и, несмотря на то, что огонь этот сейчас же потух,

and, although this fire went out at once,

он был счастлив этим мгновением.

he was happy in that moment.

Она взглянула на мужа, чтоб узнать, знает ли он Вронского.

She looked at her husband to see whether he knew Vronsky.

Алексей Александрович смотрел на Вронского с неудовольствием,

Alexei Alexandrovich was looking at Vronsky with displeasure,

рассеянно вспоминая, кто это.

absently trying to recall who he was.

Спокойствие и самоуверенность Вронского здесь, как коса на камень, наткнулись на холодную самоуверенность Алексея Александровича.

Vronsky’s calm and self-confidence here clashed like steel against stone with the cold self-confidence of Alexei Alexandrovich.

– Граф Вронский, – сказала Анна.

‘Count Vronsky,’ said Anna.

– А! Мы знакомы, кажется, – равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. 

‘Ah! We’re acquainted, I believe,’ Alexei Alexandrovich said with indifference, offering his hand.

– Туда ехала с матерью, а назад с сыном, – сказал он,

‘You went with the mother and came back with the son,’ he said,

отчётливо выговаривая, как рублём даря каждым словом. 

articulating distinctly, as if counting out each word.

– Вы, верно, из отпуска? – сказал он

‘You must be returning from leave?’ he said

и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном:

and, without waiting for an answer, addressed his wife in his bantering tone:

– Что ж, много слёз было пролито в Москве при разлуке?

‘So, were there many tears shed in Moscow over the parting?’

Обращением этим к жене он давал чувствовать Вронскому, что желает остаться один,

By addressing his wife in this way, he made it clear to Vronsky that he wished to be left alone,

и, повернувшись к нему, коснулся шляпы;

and, turning to him, he touched his hat;

но Вронский обратился к Анне Аркадьевне:

but Vronsky addressed Anna Arkadyevna:

– Надеюсь иметь честь быть у вас, – сказал он.

‘I hope to have the honour of calling on you,’ he said.

Алексей Александрович усталыми глазами взглянул на Вронского.

Alexei Alexandrovich looked at Vronsky with his weary eyes.

– Очень рад, – сказал он холодно, 

‘I’d be delighted,’ he said coldly,

– по понедельникам мы принимаем. 

‘we receive on Mondays.’

– Затем, отпустив совсем Вронского, он сказал жене:

Then, having dismissed Vronsky altogether, he said to his wife:

– И как хорошо, что у меня именно было полчаса времени, чтобы встретить тебя,

‘And how good it is that I had precisely half an hour to meet you

и что я мог показать тебе свою нежность, 

and that I have been able to show you my tenderness,’

– продолжал он тем же шуточным тоном.

continuing in the same bantering tone.

– Ты слишком уже подчёркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила, 

‘You emphasize your tenderness far too much for me to value it greatly,’

– сказала она тем же шуточным тоном,

she said in the same bantering tone,

невольно прислушиваясь к звукам шагов Вронского, шедшего за ними.

involuntarily listening to the sound of Vronsky’s footsteps behind them.

«Но что мне за дело?» – подумала она

‘But what do I care?’ she thought

и стала спрашивать у мужа,

and began asking her husband

как без неё проводил время Серёжа.

how Seryozha had spent the time without her.

– О, прекрасно!

‘Oh, wonderfully!

Mariette говорит, что он был мил очень и…

Mariette says he was very nice and …

я должен тебя огорчить…

I must upset you …

не скучал о тебе, не так, как твой муж.

didn’t miss you, unlike your husband.

Но ещё раз merci, мой друг, что подарила мне день.

But merci once again, my dear for the gift of one day.

Наш милый самовар будет в восторге…

Our dear samovar will be delighted.’

(Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну

(He called the celebrated Countess Lydia Ivanovna ‘samovar’,

за то, что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.)

because she was always getting excited and heated up about things.)

Она о тебе спрашивала.

‘She’s been asking about you.

И знаешь, если я смею советовать,

And you know, if I may be so bold as to advise you,

ты бы съездила к ней нынче.

you might just go to see her today.

Ведь у ней обо всём болит сердце.

She takes everything to heart so.

Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.

Now, besides all her other troubles, she’s concerned with reconciling the Oblonskys.’

Графиня Лидия Ивановна была друг её мужа

Countess Lydia Ivanovna was her husband’s friend

и центр одного из кружков петербургского света,

and the centre of one of the circles of Petersburg society

с которым по мужу ближе всех была связана Анна.

with which Anna was most closely connected through her husband.

– Да ведь я писала ей.

‘I did write to her.’

– Но ей всё нужно подробно.

‘But she needs everything in detail.

Съезди, если не устала, мой друг.

Go, if you’re not tired, my dear.

Ну, тебе карету подаст Кондратий, а я еду в комитет.

Well, Kondraty will take you in the carriage, and I’m off to the committee.

Опять буду обедать не один, – продолжал Алексей Александрович уже не шуточным тоном. 

I won’t be alone at dinner any more,’ Alexei Alexandrovich went on, no longer in a bantering tone.

– Ты не поверишь, как я привык…

‘You wouldn’t believe how I’ve got used to …’

И он, долго сжимая ей руку,

And, pressing her hand for a long time,

с особенною улыбкой посадил её в карету.

with a special smile, he helped her into the carriage.

XXXII

XXXII

Первое лицо, встретившее Анну дома, был сын.

The first person to meet Anna at home was her son.

Он выскочил к ней по лестнице, несмотря на крик гувернантки,

He came running down the stairs to her, despite the cries of the governess,

и с отчаянным восторгом кричал: – «Мама, мама!»

and with desperate rapture shouted: ‘Mama, mama!’

Добежав до неё, он повис ей на шее.

Rushing to her, he hung on her neck.

– Я говорил вам, что мама! – кричал он гувернантке. 

‘I told you it was mama!’ he cried to the governess.

– Я знал!

‘I knew it!’

И сын, так же как и муж, произвёл в Анне чувство, похожее на разочарованье.

And the son, just like the husband, produced in Anna a feeling akin to disappointment.

Она воображала его лучше, чем он был в действительности.

She had imagined him better than he was in reality,

Она была должна опуститься до действительности,

she had to descend into reality

чтобы наслаждаться им таким, каков он был.

to enjoy him as he was.

Но и такой, каков он был, он был прелестен с своими белокурыми кудрями, голубыми глазами

But he was charming even as he was, with his blond curls, blue eyes

и полными стройными ножками в туго натянутых чулках.

and full, shapely legs in tight-fitting stockings.

Анна испытывала почти физическое наслаждение в ощущении его близости и ласки

Anna experienced almost a physical pleasure in the feeling of his closeness and caress,

и нравственное успокоение,

and a moral ease

когда встречала его простодушный, доверчивый и любящий взгляд

when she met his simple-hearted, trusting and loving eyes

и слушала его наивные вопросы.

and heard his naive questions.

Анна достала подарки, которые посылали дети Долли,

She took out the presents that Dolly’s children had sent

и рассказала сыну, какая в Москве есть девочка Таня

and told her son about the girl Tanya in Moscow

и как Таня эта умеет читать и учит даже других детей.

and how this Tanya knew how to read and even taught the other children.

– Что же, я хуже её? – спросил Серёжа.

And am I worse than she is?’ asked Seryozha.

– Для меня лучше всех на свете.

‘For me you’re the best in the world.’

– Я это знаю, – сказал Серёжа, улыбаясь.

‘I know that,’ said Seryozha, smiling.

Ещё Анна не успела напиться кофе,

Before Anna had time to have coffee,

как доложили про графиню Лидию Ивановну.

Countess Lydia Ivanovna was announced.

Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина

Countess Lydia Ivanovna was a tall, stout woman

с нездорово-жёлтым цветом лица и прекрасными задумчивыми чёрными глазами.

with an unhealthy yellow complexion and beautiful, pensive dark eyes.

Анна любила её,

Anna loved her,

но нынче она как будто в первый раз увидела её со всеми её недостатками.

but today she saw her as if for the first time with all her shortcomings.

– Ну что, мой друг, снесли оливковую ветвь? – спросила графиня Лидия Ивановна, только что вошла в комнату.

‘Well, my friend, did you bear the olive branch?’ Countess Lydia Ivanovna asked as soon as she came into the room.

– Да, всё это кончилось,

‘Yes, it’s all over,

но всё это и было не так важно, как мы думали, – отвечала Анна. 

but it was not as important as we thought,’ Anna replied.

– Вообще моя belle soeur слишком решительна.

‘Generally, my belle-soeur is too headstrong.’

Но графиня Лидия Ивановна, всем до неё не касавшимся интересовавшаяся,

But Countess Lydia Ivanovna, who was interested in everything that did not concern her,

имела привычку никогда не слушать того, что её интересовало;

had the habit of never listening to what interested her.

она перебила Анну.

She interrupted Anna:

– Да, много горя и зла на свете,

‘Yes, there is much woe and wickedness in the world

а я так измучена нынче.

– but I’m so exhausted today.’

– А что? – спросила Анна, стараясь удержать улыбку.

‘What’s wrong?’ asked Anna, trying to repress a smile.

– Я начинаю уставать от напрасного ломания копий за правду

‘I’m beginning to weary of breaking lances for the truth in vain,

и иногда совсем развинчиваюсь.

and sometimes I go quite to pieces.

Дело сестричек

The business with the little sisters’

(это было филантропическое, религиозно-патриотическое учреждение)

(this was a philanthropic, religious and patriotic institution)

пошло было прекрасно,

‘would have gone splendidly,

но с этими господами ничего невозможно сделать, 

but it’s impossible to do anything with these gentlemen,’

– прибавила графиня Лидия Ивановна с насмешливою покорностью судьбе. 

Countess Lydia Ivanovna added in mock submission to her fate.

– Они ухватились за мысль, изуродовали её

‘They seized on the idea, distorted it,

и потом обсуждают так мелко и ничтожно.

and now discuss it in such a petty, worthless fashion.

Два-три человека, ваш муж в том числе,

Two or three people, your husband among them,

понимают всё значение этого дела,

understand the full significance of this business,

а другие только роняют.

but the others only demean it.

Вчера мне пишет Правдин…

Yesterday Pravdin wrote to me …’

Правдин был известный панславист за границей,

Pravdin was a well–known Pan-Slavist[42] who lived abroad.

и графиня Лидия Ивановна рассказала содержание письма.

Countess Lydia Ivanovna proceeded to recount the contents of his letter.

Затем графиня рассказала ещё неприятности и козни против дела соединения церквей

Then she told of further troubles and schemes against the cause of Church unity

и уехала торопясь,

and left hurriedly,

как ей в этот день приходилось быть ещё на заседании одного общества и в Славянском комитете.

because that afternoon she still had to attend a meeting of some society and then of the Slavic committee.

«Ведь всё это было и прежде;

‘All this was there before;

но отчего я не замечала этого прежде? – сказала себе Анна. 

but why didn’t I notice it before?’ Anna said to herself.

– Или очень раздражена нынче?

‘Or is she very irritated today?

А в самом деле, смешно:

In fact, it’s ridiculous:

– цель добродетель, она христианка,

her goal is virtue, she’s a Christian,

а она всё сердится всё у неё враги

yet she’s angry all the time, and they’re all her enemies,

и всё враги по христианству и добродетели».

and they’re all enemies on account of Christianity and virtue.’

После графини Лидии Ивановны приехала приятельница, жена директора,

After Countess Lydia Ivanovna had left, an acquaintance came, the wife of a director,

и рассказала все городские новости.

and told her all the news about town.

В три часа и она уехала, обещаясь приехать к обеду.

At three o’clock she also left, promising to come for dinner.

Алексей Александрович был в министерстве.

Alexei Alexandrovich was at the ministry.

Оставшись одна, Анна дообеденное время употребила на то, чтобы присутствовать при обеде сына

Finding herself alone, Anna spent the time before dinner sitting with her son while he ate

(он обедал отдельно)

(he dined separately),

и чтобы привести в порядок свои вещи,

putting her things in order

прочесть и ответить на записки и письма, которые у неё скопились на столе.

and reading and answering the notes and letters that had accumulated on her desk.

Чувство беспричинного стыда, которое она испытывала дорогой, и волнение совершенно исчезли.

Her agitation and the sense of groundless shame she had experienced during the journey disappeared completely.

В привычных условиях жизни она чувствовала себя опять твёрдою и безупречною.

In the accustomed conditions of her life she again felt herself firm and irreproachable.

Она с удивлением вспомнила своё вчерашнее состояние.

She recalled with astonishment her state yesterday.

«Что же было? Ничего.

‘What happened? Nothing.

Вронский сказал глупость, которой легко положить конец,

Vronsky said a foolish thing, which it was easy to put an end to,

и я ответила так, как нужно было.

and I replied as I ought to have done.

Говорить об этом мужу не надо и нельзя.

To speak of it with my husband is unnecessary and impossible.

Говорить об этом – значит придавать важность тому, что её не имеет».

To speak of it – would mean giving importance to something that has none.’

Она вспомнила, как она рассказала почти признание,

She recalled how she had told him of a near declaration

которое ей сделал в Петербурге молодой подчиненный её мужа,

that one of her husband’s young subordinates had made to her in Petersburg,

и как Алексей Александрович ответил,

and how Alexei Alexandrovich had replied

что, живя в свете, всякая женщина может подвергнуться этому,

that, living in society, any woman may be subject to such things,

но что он доверяется вполне её такту

but that he fully trusted her tact

и никогда не позволит себе унизить её и себя до ревности.

and would never allow either himself or her to be demeaned by jealousy.

«Стало быть, незачем говорить?

‘So there’s no reason to tell him?

Да, слава богу, и нечего говорить», – сказала она себе.

Yes, thank God, and there’s nothing to tell,’ she said to herself.

XXXIII

XXXIII

Алексей Александрович вернулся из министерства в четыре часа,

Alexei Alexandrovich returned from the ministry at four o’clock,

но, как это часто бывало, не успел войти к ней.

but, as often happened, had no time to go to her room.

Он прошёл в кабинет принимать дожидавшихся просителей

He proceeded to his study to receive the waiting petitioners

и подписать некоторые бумаги, принесённые правителем дел.

and sign some papers brought by the office manager.

К обеду (всегда человека три обедали у Карениных) приехали:

At dinner (three or four people always dined with the Karenins) there were

– старая кузина Алексея Александровича,

Alexei Alexandrovich’s elderly female cousin,

директор департамента с женой

the department director and his wife

и один молодой человек, рекомендованный Алексею Александровичу на службу.

and a young man recommended to Alexei Alexandrovich at work.

Анна вышла в гостиную, чтобы занимать их.

Anna came out to the drawing room to entertain them.

Ровно в пять часов бронзовые часы Петра I не успели добить пятого удара,

At exactly five o’clock, before the Peter-the-Great bronze clock struck for the fifth time,

как вышел Алексей Александрович в белом галстуке и во фраке с двумя звездами,

Alexei Alexandrovich came out in a white tie and a tailcoat with two stars,

так как сейчас после обеда ему надо было ехать.

because he had to leave right after dinner.

Каждая минута жизни Алексея Александровича была занята и распределена.

Every minute of Alexei Alexandrovich’s life was occupied and scheduled.

И для того чтоб успевать сделать то, что ему предстояло каждый день,

And in order to have time to do what he had to do each day,

он держался строжайшей аккуратности.

he held to the strictest punctuality.

«Без поспешности и без отдыха» – было его девизом.

‘Without haste and without rest’ was his motto.

Он вошёл в залу, раскланялся со всеми

He entered the room, bowed to everyone,

и поспешно сел, улыбаясь жене.

and hastily sat down, smiling at his wife.

– Да, кончилось моё уединение.

‘Yes, my solitude is ended.

Ты не поверишь, как неловко

You wouldn’t believe how awkward’

(он ударил на слове неловко)

(he emphasized the word awkward)

обедать одному.

‘it is to dine alone.’

За обедом он поговорил с женой о московских делах,

Over dinner he talked with his wife about Moscow affairs,

с насмешливою улыбкой спрашивал о Степане Аркадьиче;

asked with a mocking smile about Stepan Arkadyich;

но разговор шёл преимущественно общий,

but the conversation was mainly general,

о петербургских служебных и общественных делах.

about Petersburg administrative and social affairs.

После обеда он провёл полчаса с гостями

After dinner he spent half an hour with his guests

и, опять с улыбкой пожал руку жене, вышел и уехал в совет.

and, again pressing his wife’s hand with a smile, left and went to the Council.

Анна не поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской,

This time Anna went neither to see Princess Betsy Tverskoy,

которая, узнав о её приезде, звала её вечером,

who, on learning of her return, had invited her for the evening,

ни в театр, где нынче была у неё ложа.

nor to the theatre, where she had a box for that night.

Она не поехала преимущественно потому,

She did not go mainly because

что платье, на которое она рассчитывала, было не готово.

the dress she had counted on was not ready.

Вообще, занявшись после отъезда гостей своим туалетом,

Having turned to her toilette after her guests’ departure,

Анна была очень раздосадована.

Anna was very annoyed.

Пред отъездом в Москву она,

Before leaving for Moscow, she,

вообще мастерица одеваться не очень дорого,

who was generally an expert at dressing not very expensively,

отдала модистке для переделки три платья.

had given her dressmaker three dresses to be altered.

Платье нужно было так переделать, чтоб их нельзя было узнать

The dresses needed to be altered so that they could not be recognized,

и они должны были быть готовы уже три дня тому назад.

and they were to have been ready three days ago.

Оказалось, что два платья были совсем не готовы,

It turned out that two of the dresses were not ready at all,

а одно переделано не так, как того хотела Анна.

and the third had not been altered in the way Anna wanted.

Модистка приехала объясняться, утверждая, что так будет лучше,

The dressmaker came and explained that it was better as she had done it,

и Анна разгорячилась так,

and Anna got so upset

что ей потом совестно было вспоминать.

that afterwards she was ashamed to remember it.

Чтобы совершенно успокоиться,

To calm herself completely,

она пошла в детскую и весь вечер провела с сыном,

she went to the nursery and spent the whole evening with her son,

сама уложила его спать,

put him to bed herself,

перекрестила и покрыла его одеялом.

made a cross over him and covered him with a blanket.

Она рада была, что не поехала никуда и так хорошо провела этот вечер.

She was glad that she had not gone anywhere and had spent the evening so well.

Ей так легко и спокойно было,

She felt light and calm.

так ясно она видела,

She saw clearly

что всё, что ей на железной дороге представлялось столь значительным,

that everything that had seemed so important to her on the train

был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни

was merely one of the ordinary, insignificant episodes of social life,

и что ей ни пред кем, ни пред собой стыдиться нечего.

and there was nothing to be ashamed of before others or herself.

Анна села у камина с английским романом и ждала мужа.

Anna sat by the fireplace with her English novel and waited for her husband.

Ровно в половине десятого послышался его звонок,

At exactly half-past nine the bell rang,

и он вошёл в комнату.

and he came into the room.

– Наконец-то ты! – сказала она, протягивая ему руку.

‘It’s you at last!’ she said, giving him her hand.

Он поцеловал её руку и подсел к ней.

He kissed her hand and sat down beside her.

– Вообще я вижу, что поездка твоя удалась, – сказал он ей.

‘Generally, I see your trip was a success,’ he said to her.

– Да, очень, – отвечала она

‘Yes, very,’ she replied,

и стала рассказывать ему всё сначала:

and started telling him everything from the beginning:

– своё путешествие с Вронскою,

her journey with Mme Vronsky,

свой приезд, случай на железной дороге.

her arrival, the accident at the railway station.

Потом рассказала своё впечатление жалости к брату сначала, потом к Долли.

Then she told of the pity she had felt, first for her brother, then for Dolly.

– Я не полагаю, чтобы можно было извинять такого человека,

‘I don’t suppose one can possibly excuse such a man,

хотя он и твой брат, – сказал Алексей Александрович строго.

though he is your brother,’ Alexei Alexandrovich said sternly.

Анна улыбнулась.

Anna smiled.

Она поняла, что он сказал это именно затем, чтобы показать,

She understood that he had said it precisely to show

что соображения родства не могут остановить его в высказывании своего искреннего мнения.

that considerations of kinship could not keep him from expressing his sincere opinion.

Она знала эту черту в своём муже и любила её.

She knew this feature in her husband and liked it.

– Я рад, что всё кончилось благополучно

‘I’m glad it all ended satisfactorily

и что ты приехала, – продолжал он. 

and that you’ve come back,’ he continued.

– Ну, что говорят там про новое положение, которое я провёл в совете?

‘Well, what are they saying there about the new statute I passed in the Council?’

Анна ничего не слышала об этом положении,

Anna had heard nothing about this statute,

и ей стало совестно,

and felt ashamed

что она так легко могла забыть о том, что для него было так важно.

that she could so easily forget something so important for him.

– Здесь, напротив, это наделало много шума, – сказал он с самодовольною улыбкой.

‘Here, on the contrary, it caused a good deal of stir,’ he said with a self-satisfied smile.

Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей приятное для себя об этом деле,

She could see that Alexei Alexandrovich wanted to tell her something that pleased him about this matter,

и она вопросами навела его на рассказ.

and by her questions she led him to telling it.

Он с тою же самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые были сделаны ему

With the same self-satisfied smile, he told her about an ovation he had received

вследствие этого проведённого положения.

as a result of the passing of this statute.

– Я очень, очень был рад.

‘I was very, very glad.

Это доказывает, что, наконец, у нас начинает устанавливаться разумный и твёрдый взгляд на это дело.

This proves that a reasonable and firm view of the matter is finally being established among us.’

Допив со сливками и хлебом свой второй стакан чая,

Having finished his bread and a second glass of tea with cream,

Алексей Александрович встал и пошёл в свой кабинет.

Alexei Alexandrovich got up and went to his study.

– А ты никуда не поехала;

‘And you didn’t go out anywhere

тебе, верно, скучно было? – сказал он.

– it must have been boring for you?’ he said.

– О нет! – отвечала она,

‘Oh, no!’ she replied,

встав за ним и провожая его чрез залу в кабинет. 

getting up after him and accompanying him across the drawing room to his study.

– Что же ты читаешь теперь? – спросила она.

‘What are you reading now?’ she asked.

– Теперь я читаю Duc de Lille, «Poésie des enfers», – отвечал он. 

‘I’m now reading the Duc de Lille, Poésie des enfers,[43] he replied.

– Очень замечательная книга.

‘A very remarkable book.’

Анна улыбнулась, как улыбаются слабостям любимых людей,

Anna smiled, as one smiles at the weaknesses of people one loves,

и, положив свою руку под его,

and, putting her arm under his,

проводила его до дверей кабинета.

accompanied him to the door of the study.

Она знала его привычку, сделавшуюся необходимостью, вечером читать.

She knew his habit, which had become a necessity, of reading in the evenings.

Она знала, что, несмотря на поглощавшие почти всё время служебные обязанности,

She knew that in spite of the responsibilities of service which consumed almost all his time,

он считал своим долгом следить за всем замечательным, появлявшимся в умственной сфере.

he considered it his duty to follow everything remarkable that appeared in the intellectual sphere.

Она знала тоже,

She also knew

что действительно его интересовали книги политические, философские, богословские,

that he was indeed interested in books on politics, philosophy, theology,

что искусство было по его натуре совершенно чуждо ему,

that art was completely foreign to his nature,

но что, несмотря на это, или лучше вследствие этого,

but that, in spite of that, or rather because of it,

Алексей Александрович не пропускал ничего того, что делало шум в этой области,

Alexei Alexandrovich did not miss anything that caused a stir in that area,

и считал своим долгом всё читать.

and considered it his duty to read everything.

Она знала, что в области политики, философии, богословия

She knew that in the areas of politics, philosophy and theology,

Алексей Александрович сомневался или отыскивал;

Alexei Alexandrovich doubted or searched;

но в вопросах искусства и поэзии,

but in questions of art and poetry,

в особенности музыки, понимания которой он был совершенно лишён,

and especially music, of which he lacked all understanding,

у него были самые определённые и твёрдые мнения.

he had the most definite and firm opinions.

Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене,

He liked to talk about Shakespeare, Raphael, Beethoven,

о значении новых школ поэзии и музыки,

about the significance of the new schools in poetry and music,

которые все были у него распределены с очень ясною последовательностью.

which with him were all sorted out in a very clear order.

– Ну, и бог с тобой, – сказала она у двери кабинета,

‘Well, God bless you,’ she said at the door of the study,

где уже были приготовлены ему абажур на свече и графин воды у кресла. 

where a shaded candle and a carafe of water had already been prepared for him beside the armchair.

– А я напишу в Москву.

‘And I’ll write to Moscow.’

Он пожал ей руку и опять поцеловал её.

He pressed her hand and again kissed it.

«Всё-таки он хороший человек,

‘All the same, he’s a good man,

правдивый, добрый и замечательный в своей сфере, – говорила себе Анна, вернувшись к себе,

truthful, kind and remarkable in his sphere,’ Anna said to herself, going back to her room,

как будто защищая его пред кем-то, кто обвинял его

as if defending him before someone who was accusing him

и говорил, что его нельзя любить. 

and saying that it was impossible to love him.

– Но что это уши у него так странно выдаются!

‘But why do his ears stick out so oddly?

Или он обстригся?»

Did he have his hair cut?’

Ровно в двенадцать, когда Анна ещё сидела за письменным столом, дописывая письмо к Долли,

Exactly at midnight, when Anna was still sitting at her desk finishing a letter to Dolly,

послышались ровные шаги в туфлях,

she heard the measured steps of slippered feet,

и Алексей Александрович, вымытый, причёсанный, с книгою под мышкой, подошел к ней.

and Alexei Alexandrovich, washed and combed, a book under his arm, came up to her.

– Пора, пора, – сказал он, особенно улыбаясь, и прошёл в спальню.

‘It’s time, it’s time,’ he said with a special smile, and went into the bedroom.

«И какое право имел он так смотреть на него?» – подумала Анна,

‘And what right did he have to look at him like that?’ thought Anna,

вспоминая взгляд Вронского на Алексея Александровича.

recalling how Vronsky had looked at Alexei Alexandrovich.

Раздевшись, она вошла в спальню,

She undressed and went to the bedroom,

но на лице её не только не было того оживления, которое в бытность её в Москве так и брызгало из её глаз и улыбки:

but not only was that animation which had simply burst from her eyes and smile when she was in Moscow gone from her face:

– напротив, теперь огонь казался потушенным в ней или где-то далеко припрятанным.

on the contrary, the fire now seemed extinguished in her or hidden somewhere far away.

XXXIV

XXXIV

Уезжая из Петербурга,

On his departure from Petersburg,

Вронский оставил свою большую квартиру на Морской приятелю и любимому товарищу Петрицкому.

Vronsky had left his big apartment on Morskaya to his friend and favourite comrade Petritsky.

Петрицкий был молодой поручик, не особенно знатный

Petritsky was a young lieutenant, of no especially high nobility,

и не только не богатый, но кругом в долгах,

not only not rich but in debt all around,

к вечеру всегда пьяный

always drunk towards evening,

и часто за разные и смешные и грязные истории попадавший на гауптвахту,

and often ending up in the guard house for various funny and dirty episodes,

но любимый и товарищами и начальством.

but loved by both his comrades and his superiors.

Подъезжая в двенадцатом часу с железной дороги к своей квартире,

Driving up to his apartment from the railway station towards noon,

Вронский увидал у подъезда знакомую ему извозчичью карету.

Vronsky saw a familiar hired carriage by the entrance.

Из-за двери ещё на свой звонок он услыхал хохот мужчин

In response to his ring, he heard men’s laughter from behind the door,

и французский лепет женского голоса и крик Петрицкого:

a woman’s voice prattling in French and Petritsky’s shout:

– «Если кто из злодеев, то не пускать!»

‘If it’s one of those villains, don’t let him in!’

Вронский не велел денщику говорить о себе

Vronsky told the orderly not to announce him

и потихоньку вошёл в первую комнату.

and quietly went into the front room.

Баронесса Шильтон, приятельница Петрицкого,

Baroness Shilton, Petritsky’s lady-friend,

блестя лиловым атласом платья и румяным белокурым личиком

her lilac satin dress and rosy fair face shining,

и, как канарейка, наполняя всю комнату своим парижским говором,

and her canary-like Parisian talk filling the whole room,

сидела пред круглым столом, варя кофе.

was sitting at a round table making coffee.

Петрицкий в пальто и ротмистр Камеровский в полной форме, вероятно со службы,

Petritsky in civilian overcoat and the cavalry captain Kamerovsky in full uniform, probably just off duty,

сидели вокруг неё.

were sitting on either side of her.

– Браво! Вронский! – закричал Петрицкий,

‘Bravo! Vronsky!’ cried Petritsky,

вскакивая и гремя стулом. 

jumping up noisily from his chair.

– Сам хозяин!

‘The host himself!

Баронесса, кофею ему из нового кофейника.

Coffee for him, Baroness, from the new coffeepot.

Вот не ждали!

We weren’t expecting you!

Надеюсь, ты доволен украшением твоего кабинета, – сказал он, указывая на баронессу. 

I hope you’re pleased with the new ornament of your study,’ he said, pointing to the baroness.

– Вы ведь знакомы?

‘You’re acquainted?’

– Ещё бы! – сказал Вронский, весело улыбаясь и пожимая маленькую ручку баронессы. 

‘What else!’ said Vronsky, smiling gaily and pressing the baroness’s little hand.

– Как же! старый друг.

‘We’re old friends!’

– Вы домой с дороги, – сказала баронесса, 

‘You’re back from a trip,’ said the baroness,

– так я бегу.

‘so I’ll run off.

Ах, я уеду сию минуту, если я мешаю.

Oh, I’ll leave this very minute if I’m in the way.’

– Вы дома там, где вы, баронесса, – сказал Вронский. 

‘You’re at home right where you are, Baroness,’ said Vronsky.

– Здравствуй, Камеровский, – прибавил он, холодно пожимая руку Камеровского.

‘Good day, Kamerovsky,’ he added, coldly shaking Kamerovsky’s hand.

– Вот вы никогда не умеете говорить такие хорошенькие вещи, – обратилась баронесса к Петрицкому.

‘See, and you never know how to say such pretty things.’ The baroness turned to Petritsky.

– Нет, отчего же?

‘No? Why not?

После обеда и я скажу не хуже.

I’ll do no worse after dinner.’

– Да после обеда нет заслуги!

‘After dinner there’s no virtue in it!

Ну, так я вам дам кофею,

Well, then I’ll give you some coffee,

идите умывайтесь и убирайтесь, – сказала баронесса,

go wash and tidy yourself up,’ said the baroness,

опять садясь и заботливо поворачивая винтик в новом кофейнике. 

sitting down again and carefully turning a screw in the new coffeepot.

– Пьер, дайте кофе, – обратилась она к Петрицкому,

‘Pass me the coffee, Pierre.’ She turned to Petritsky,

которого она называла Пьер, по его фамилии Петрицкий,

whom she called Pierre after his last name,

не скрывая своих отношений с ним. 

not concealing her relations with him.

– Я прибавлю.

‘I’ll add some more.’

– Испортите.

‘You’ll spoil it.’

– Нет, не испорчу!

‘No, I won’t!

Ну, а ваша жена? – сказала вдруг баронесса,

Well, and your wife?’ the baroness said suddenly,

перебивая разговор Вронского с товарищем. 

interrupting Vronsky’s conversation with his comrade.

– Мы здесь женили вас.

‘We’ve got you married here.

Привезли вашу жену?

Did you bring your wife?’

– Нет, баронесса.

‘No, Baroness.

Я рождён цыганом и умру цыганом.

I was born a gypsy and I’ll die a gypsy.’

– Тем лучше, тем лучше.

So much the better, so much the better.

Давайте руку.

Give me your hand.’

И баронесса, не отпуская Вронского,

And the baroness, without letting go of Vronsky’s hand,

стала ему рассказывать, пересыпая шутками, свои последние планы жизни и спрашивать его совета.

began telling him her latest plans for her life, interspersing it with jokes, and asking for his advice.

– Он всё не хочет давать мне развода!

He keeps refusing to grant me a divorce!

Ну что мне делать?

Well, what am I to do?’

(Он был муж её.)

(‘He’ was her husband.)

Я теперь хочу процесс начинать.

‘I want to start proceedings.

Как вы мне посоветуете?

How would you advise me?

Камеровский, смотрите, же за кофеем – ушёл;

Kamerovsky, keep an eye on the coffee, it’s boiling over

вы видите, я занята делами!

– you can see I’m busy!

Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно моё.

I want proceedings, because I need my fortune.

Вы понимаете ли эту глупость,

Do you understand this stupidity

что я ему будто бы неверна, – с презрением сказала она, 

– that I’m supposedly unfaithful to him,’ she said with scorn,

– и от этого он хочет пользоваться моим имением.

‘and so he wants to have use of my estate?’

Вронский слушал с удовольствием этот весёлый лепет хорошенькой женщины,

Vronsky listened with pleasure to this merry prattle of a pretty woman,

поддакивал ей, давал полушутливые советы

agreed with her, gave half-jocular advice,

и вообще тотчас же принял свой привычный тон обращения с этого рода женщинами.

and generally adopted his habitual tone in dealing with women of her kind.

В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта.

In his Petersburg world, all people were divided into two completely opposite sorts.

Один низший сорт:

One was the inferior sort:

– пошлые, глупые и, главное, смешные люди,

the banal, stupid and, above all, ridiculous people

которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой,

who believed that one husband should live with one wife,

с которою он обвенчан,

whom he has married in church,

что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою,

that a girl should be innocent, a woman modest,

мужчине мужественным, воздержанным и твёрдым,

a man manly, temperate and firm,

что надо воспитывать детей,

that one should raise children,

зарабатывать свой хлеб, платить долги, 

earn one’s bread, pay one’s debts,

– и разные тому подобные глупости.

and other such stupidities.

Это был сорт людей старомодных и смешных.

This was an old-fashioned and ridiculous sort of people.

Но был другой сорт людей, настоящих,

But there was another sort of people, the real ones,

к которому они все принадлежали,

to which they all belonged,

в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, весёлым,

and for whom one had, above all, to be elegant, handsome, magnanimous, bold, gay,

отдаваться всякой страсти не краснея

to give oneself to every passion without blushing

и над всем остальным смеяться.

and laugh at everything else.

Вронский только в первую минуту был ошеломлён

Vronsky was stunned only for the first moment,

после впечатлений совсем другого мира, привезенных им из Москвы,

after the impressions of a completely different world that he had brought from Moscow;

но тотчас же, как будто всунул ноги в старые туфли,

but at once, as if putting his feet into old slippers,

он вошёл в свой прежний весёлый и приятный мир.

he stepped back into his former gay and pleasant world.

Кофе так и не сварился, а обрызгал всех и ушёл

The coffee never got made, but splashed on everything and boiled over

и произвёл именно то самое, что было нужно,

and produced precisely what was needed

то есть подал повод к шуму и смеху

– that is, gave an excuse for noise and laughter,

и залил дорогой ковёр и платье баронессы.

spilling on the expensive carpet and the baroness’s dress.

– Ну, теперь прощайте, а то вы никогда не умоетесь,

‘Well, good-bye now, or else you’ll never get washed,

и на моей совести будет главное преступление порядочного человека, нечистоплотность.

and I’ll have on my conscience the worst crime of a decent person – uncleanliness.

Так вы советуете нож к горлу?

So your advice is a knife at his throat?’

– Непременно, и так, чтобы ваша ручка была поближе от его губ.

‘Absolutely, and with your little hand close to his lips.

Он поцелует вашу ручку,

He’ll kiss your hand,

и всё кончится благополучно, – отвечал Вронский.

and all will end well,’ Vronsky replied.

– Так нынче во Французском! 

‘Tonight, then, at the French Theatre!’

– И, зашумев платьем, она исчезла.

And she disappeared, her dress rustling.

Камеровский поднялся тоже,

Kamerovsky also stood up,

а Вронский, не дожидаясь его ухода,

and Vronsky, not waiting for him to leave,

подал ему руку и отправился в уборную.

gave him his hand and went to his dressing room.

Пока он умывался,

While he washed,

Петрицкий описал ему в кратких чертах своё положение,

Petritsky described his own situation in a few strokes,

насколько оно изменилось после отъезда Вронского.

to the extent that it had changed since Vronsky’s departure.

Денег нет ничего.

Of money there was none.

Отец сказал, что не даст и не заплатит долгов.

His father said he would not give him any, nor pay his debts.

Портной хочет посадить,

One tailor wanted to have him locked up,

и другой тоже непременно грозит посадить.

and the other was also threatening to have him locked up without fail.

Полковой командир объявил,

The commander of the regiment announced

что если эти скандалы не прекратятся, то надо выходить.

that if these scandals did not stop, he would have to resign.

Баронесса надоела, как горькая редька,

He was fed up with the baroness,

особенно тем, что всё хочет давать деньги;

especially since she kept wanting to give him money;

а есть одна, он её покажет Вронскому,

but there was one, he would show her to Vronsky,

чудо, прелесть, в восточном строгом стиле, «genre рабыни Ребекки, понимаешь».

a wonder, a delight, in the severe Levantine style, the ‘slave-girl Rebecca genre[44] you know’.

С Беркошевым тоже вчера разбранился,

He had also quarrelled yesterday with Berkoshev,

и он хотел прислать секундантов,

who wanted to send his seconds,

но, разумеется, ничего не выйдет.

but surely nothing would come of that.

Вообще же всё превосходно и чрезвычайно весело.

Generally, everything was excellent and extremely jolly.

И, не давая товарищу углубляться в подробности своего положения,

And, not letting his friend go deeper into the details of his situation,

Петрицкий пустился рассказывать ему все интересные новости.

Petritsky started telling him all the interesting news.

Слушая столь знакомые рассказы Петрицкого в столь знакомой обстановке своей трехлетней квартиры,

Listening to his so-familiar stories, in the so-familiar surroundings of his apartment of three years,

Вронский испытывал приятное чувство возвращения к привычной и беззаботной петербургской жизни.

Vronsky experienced the pleasant feeling of returning to his accustomed and carefree Petersburg life.

– Не может быть! – закричал он, отпустив педаль умывальника,

‘It can’t be!’ he cried, releasing the pedal of the washstand

которым он обливал свою красную здоровую шею. 

from which water poured over his robust red neck.

– Не может быть! – закричал он

‘It can’t be!’ he cried

при известии о том, что Лора сошлась с Милеевым и бросила Фертингофа. 

at the news that Laura was now with Mileev and had dropped Fertinhoff.

– И он всё так же глуп и доволен?

‘And he’s still just as stupid and content?

Ну, а Бузулуков что?

Well, and what about Buzulukov?’

– Ах, с Бузулуковым была история – прелесть! – закричал Петрицкий.. 

‘Ah, there was a story with Buzulukov – lovely!’ cried Petritsky.

– Ведь его страсть – балы,

‘He has this passion for balls,

и он ни одного придворного бала не пропускает.

and he never misses a single court ball.

Отправился он на большой бал в новой каске.

So he went to a big ball in a new helmet.

Ты видел новые каски?

Have you seen the new helmets?

Очень хороши, легче.

Very good, much lighter.

Только стоит он… Нет, ты слушай.

There he stands … No, listen.’

– Да я слушаю, – растираясь мохнатым полотенцем, отвечал Вронский.

‘I am listening,’ Vronsky replied, rubbing himself with a Turkish towel.

– Проходит великая княгиня с каким-то послом,

‘The grand duchess passes by with some ambassador,

на его беду зашёл у них разговор о новых касках.

and, as luck would have it, they begin talking about the new helmets.

Великая княгиня и хотела показать новую каску…

So the grand duchess wants to show him a new helmet…

Видят, наш голубчик стоит.

They see our dear fellow standing there.’

(Петрицкий представил, как он стоит с каской.)

(Petritsky showed how he was standing there with his helmet.)

Великая княгиня попросила подать себе каску, – он не даёт.

‘The grand duchess tells him to hand her the helmet – he won’t do it.

Что такое? Только ему мигают, кивают, хмурятся.

What’s the matter? They wink at him, nod, frown.

Подай. Не дает. Замер.

Hand it over. He won’t. He freezes.

Можешь себе представить…

Can you imagine? …

Только этот… как его… хочет уже взять у него каску… не дает!..

Then that one … what’s his name … wants to take the helmet from him … he won’t let go! …

Он вырвал, подаёт великой княгине.

He tears it away, hands it to the grand duchess.

«Вот это новая», – говорит великая княгиня.

"Here’s the new helmet," says the grand duchess.

Повернула каску, и можешь себе представить,

She turns it over and, can you imagine,

оттуда бух! груша, конфеты, два фунта конфет!..

out of it – bang! – falls a pear and some sweets – two pounds of sweets! …

Он это набрал, голубчик!

He had it all stashed away, the dear fellow!’

Вронский покатился со смеху.

Vronsky rocked with laughter.

И долго потом, говоря уже о другом,

And for a long time afterwards, talking about other things,

закатывался он своим здоровым смехом,

he would go off into his robust laughter,

выставляя свои крепкие сплошные зубы, когда вспоминал о каске.

exposing a solid row of strong teeth, when he remembered about the helmet.

Узнав все новости,

Having learned all the news,

Вронский с помощью лакея оделся в мундир и поехал являться.

Vronsky, with the help of his footman, put on his uniform and went to report.

Явившись, он намерен был съездить к брату, к Бетси

After reporting, he intended to call on his brother, then on Betsy,

и сделать несколько визитов с тем, чтоб начать ездить в тот свет,

and then to pay several visits, so that he could begin to appear in the society

где бы он мог встречать Каренину.

where he might meet Anna.

Как и всегда в Петербурге,

As always in Petersburg,

он выехал из дома с тем, чтобы не возвращаться до поздней ночи.

he left home not to return till late at night.